Этот южноамериканский денди получил образование в Итоне и Кембридже и без конца путешествовал по миру, благодаря невероятному состоянию, сделанному на серебряных шахтах в Мексике. Истинный меценат и идеальный джентльмен – этот образ был почти карикатурен, – он проводил все свое время, занимаясь обустройством новых домов и давая приемы по всей Европе. Бестеги обожал встречаться с Натали в Венеции или во Франции на костюмированных балах; они были вместе на Белом балу, устроенном Мими Пекки-Блант в июне 1930 года. Он признался, что в Париже его «сюрреалистическую» квартиру на крыше дома на Елисейских Полях проектировали Ле Корбюзье и Жаннере. Он устраивал самые изысканные коктейльные вечеринки на террасе под открытым небом, где был разбит сад. Вместо пола был газон, стены увешаны картинами, светильниками и зеркалами в золоченых рамах, и стояла мебель эпохи Людовика XVI, которую слуги каждый вечер заносили обратно в квартиру на случай дождя.
Постепенно эти места ему надоели, и он предпочел вернуться в свой огромный отель на Инвалидов, украсив там все ванные комнаты шедеврами мировой живописи. «Картины написаны маслом, воздух в ванной комнате не более влажен, чем в тех замках, где они находились две или три сотни лет», – отвечал он на упреки. Его гостеприимство, фантазия и роскошные выдумки заслуживают отдельной книги.
4
Съемки фильма «Человек из Фоли-Бержер»[214] начались в Голливуде в 1934 году. Натали, отказываясь слушать друзей, которые в один голос уговаривали ее отказаться от главной роли в этом фильме, решила, что пришла пора изменить имидж. Комедия Марселя Ашара, возродившего уличный театр постановкой таких пьес, как «Жан с Луны», казалась ей самой подходящей. Пресса писала о каждом шаге княжны на пути к Новому Свету. Натали, которая первый раз побывала в Соединенных Штатах через несколько месяцев после свадьбы, уже знала весь церемониал. Она уезжала из Парижа с огромным багажом – кроме нарядов, созданных специально для этого путешествия, она везла с собой потрясающую шляпку из каракуля, отороченную перьями. Корабль отплывал из Гавра: кабина первого класса была завалена охапками гладиолусов, телеграммами и коробками с засахаренными фруктами… Плавание прошло успешно, а в Нью-Йорке ее встречали представитель «20-й век Фокс» – студии, для которой снимался фильм, и многочисленные журналисты. Наконец, после четырех дней, проведенных в поезде, она добралась до Калифорнии. Благоухающие оранжереи с тропическими растениями… 1934 год был золотым веком американского кинематографа – на экраны вышел тогда триста шестьдесят один фильм. Число проданных билетов иногда доходило до десяти миллионов в неделю, и публика боготворила звезд – самыми знаменитыми тогда были Бетт Дэвис, Ширли Темпл, Кларк Гейбл, Мэй Уэст, Джоан Кроуфорд, Бинг Кросби и очень элегантная Норма Ширер. Присоединится ли вскоре и Натали к этому параду звезд?
Фильм должен был выйти на двух языках – английском и французском, режиссер Рой Дель Рут, которого, к сожалению, нельзя назвать Эрнстом Любичем, работал вместе с Марселем Ашаром над второй версией. Единственное, что объединяло два варианта, – участие Мориса Шевалье, чей триумф вместе с Жаннетт МакДональд в «Веселой вдове» очень вдохновлял продюсеров. В «Человеке из Фоли-Бержер» у актера была двойная роль, предполагавшая массу комических недоразумений, паузы между которыми заполнялись музыкальными номерами. В сценарии, написанном Марселем Ашаром, было все, кроме тонкости и ума. Это история о приключениях Эжена Шарлие, артиста мюзик-холла, и его двойнике, бароне Фернане Кассини, могущественном банкире, которые на несколько часов меняются местами. Натали, в роли баронессы Женевьевы Кассини, которую в американской версии играет Мерле Оберон, сначала становится жертвой обмана, но затем поворачивает ситуацию в свою пользу. В первый раз она пародировала свой собственный образ красавицы, недоступной для простых смертных («Вы – не человек», – вздыхает поклонник в начале фильма), а потом открывает свое истинное лицо: преданная жена, нежно любящая своего мужа. Пошлость сюжета приводила друзей княжны в отчаяние.
В этот фарс, который от полного провала спасало только участие таких актеров, как Фернан Леду из «Комеди Франсез», прекрасно вписывался Шевалье в вечном образе галльского соблазнителя, излучающего здоровье и вульгарность. В первых же кадрах он поет «Валентину», очень насмешливо, как и требуется. Княжна была безупречно фотогенична и очень элегантна – ее одевал костюмер Омар Киам[215], но эти съемки, закончившиеся только в начале февраля 1935 года, стали для нее настоящим кошмаром. Ошеломленная сочностью диалогов и сцен, она чувствовала, что актерское мастерство ее подводит; было видно, что она ужасно стыдилась того, что участвует в этом плохом водевиле. Натали смущало грубое обращение Шевалье – он вел себя несноснее обычного, постоянно жалуясь и требуя снимать каждую сцену по два раза. Она не находила никакой поддержки у Роя Дель Рута, это все равно что ждать сочувствия от палача в застенках инквизиции. Сам Марсель Ашар, чья меланхолическая веселость нравилась ей, казалось, был полностью захвачен блестящим главным актером. Что до Мерле Оберон, с которой княжна могла бы, без сомнения, найти общий язык, но она была слишком подавлена личными сложностями, одинокой жизнью в Калифорнии и не была готова к новой дружбе. В ожидании конца испытаний Натали проводила все вечера в «Трокадеро», самом модном ночном клубе, в окружении предупредительных светских львов.
Тем не менее «Человек из Фоли-Бержер» пользовался даже и в наше время расположением многих любителей кино. Критик Алан Масон писал в 1981 году, что «прекрасные танцевальные сцены Дейва Гульда делают фильм Роя Дель Рута одной из лучших его работ»[216]. Американская версия даже получила «Оскара» 1935 года за волшебную хореографию, которая заставляла вспомнить о магическом мире Басби Беркли.
Немного позже, снимаясь в фильме Джорджа Кьюкора «Сильвия Скарлетт», Натали, наконец, окунулась в знакомую атмосферу. К ее великой радости, княжна быстро нашла общий язык со съемочной группой и актерами, Кери Грантом и Кэтрин Хепберн, которая стала одной из ее ближайших подруг. Фильм был снят по роману Комптона Маккензи, в нем рассказывалось о злоключениях молодой девушки (К. Хепберн), которая переодевается юношей, чтобы спасти отца, жалкого жулика и прохвоста. Став пособницей авантюриста (К. Грант), она знакомится с художником (Брайан Ахерн), который не подозревает, что она не та, за кого себя выдает. Английский писатель Джон Коллиер, известный мрачным философским духом своих произведений (он прославился романом «Его жена – обезьяна», описывающим любовь мужчины и самки шимпанзе), написал для этого фильма свой первый сценарий. Он придумал сложную интригу, а Кьюкор блистательно сочетал драматический сюжет с комическими сценами. К несчастью, зрителям и критикам фильм «Сильвия Скарлетт» не понравился. Американское ханжество не могло выдержать сексуальной двусмысленности отношений между персонажами. Сцена, в которой актриса Банни Битти страстно целует в губы главную героиню, одетую в мужское платье, очень возмутила благочестивую публику.
У Натали была роль второго плана, она играла русскую эмигрантку – великолепную Лили Дубецкую, любовницу художника, в которого влюблена Сильвия. Она появляется только в середине фильма и производит незабываемое впечатление. Первый раз мы видим ее за рулем спортивной машины с откидным верхом, затем на пикнике, где веселые гости обедают за большим столом. Интриганка, легкомысленная эгоистка – «Я всегда опаздываю, это моя судьба», – она необыкновенно очаровательна. Полный набор смертельного оружия – обольстительные наряды, драгоценности, меха…[217] «Опасная» роковая женщина, за которой тянется шлейф скандальных побед. Она молитвенно поклоняется искусству соблазнения, но за ее речами чувствуется трагическое прошлое, и этим она оправдывает себя и безбожно флиртует с Джимми Монкли (К. Грант) на глазах своего любовника, который сам странно взволнован юношей Сильвией. Ее героиня опять была карикатурой на тот образ, который был всем так хорошо известен. Русская аристократка в изгнании, живущая светскими развлечениями и любовными интригами, для которой просто не существует других отелей, кроме «Савой» и «Ритц». В фильме ее целует Брайан Ахерн; княжна очень ценила этого английского театрального актера за литературный вкус, сдержанность и естественность, а Кейт Хепберн дает пощечину, но потом спасает от смерти при попытке самоубийства. В конце концов героиня Натали сбегает с Кери Грантом… и ее ждут бесконечные скитания.
Свободное от съемок время Натали проводила у Джорджа Кьюкора, в доме на Корделл-драйв, возвышавшемся над бульваром Сансет. Там она познакомилась с Гретой Гарбо и Сомерсетом Моэмом. Кьюкор, который, как и большинство ее близких друзей, был гомосексуалистом, так любил ее общество, что повесил портрет княжны, сделанный Битоном, у себя в квартире. Эту честь с ней разделила только Кэтрин Хепберн.
Вся съемочная группа поехала на предварительный закрытый показ фильма в Пасадену, чтобы посмотреть на реакцию гостей перед официальной премьерой. Когда фильм закончился, зрители громко выражали недовольство, прежде чем покинуть зал. «Во время показа Кейт сидела рядом с Натали Палей, – пишет Анн Эвардс. – Дамы считали, что некоторые сцены были просто уморительными, но люди в зале не смеялись. Наконец, Натали прошептала: “Ах, Кейт! Почему они не смеются?” – “Натали, это просто не кажется им смешным”»[218].
5
Вернувшись во Францию, княжна через несколько дней снова стала самой популярной парижанкой. Она снималась для журналов в последних моделях Дома «Лелонг», торопилась в предместье Сент-Оноре, чтобы полюбоваться новыми творениями в галерее Жан-Мишеля Франка. Кроме его собственных работ, там выставлялись мебель и светильники Берара, Эмилио Терри, Родоканаки и Джакометти и ширмы, расписанные Сальвадором Дали. Она появлялась на многочисленных вечерах, устроенных в ее честь, чтобы рассказать о путешествии в Голливуд. Ко всеобщему удивлению, Натали, казалось, устала от карьеры актрисы – это занятие утратило для нее всякое очарование. Кино не смогло стать ее убежищем от жизни, а существование на киностудии не шло ни в какое сравнение с магическими чарами Венеции или Зальцбурга. К тому же она сильно испугалась во время сцены, в которой ее героиня пытается утопиться – Кьюкор снимал ее в бурных водах Тихого океана. Этот трагический эпизод крайне взволновал Натали. Но, как ни странно, княжна выглядела радостной и вся словно светилась. Рассеянная и загадочная, как никогда прежде, она как будто хранила тайну, которую никому нельзя доверить. Большинство друзей не понимали этого странного настроения; все разъяснилось только много месяцев спустя.
В 1936 году Марсель Л’Эрбье не скрывал симпатии к идеям социализма и к тем акциям, которые собирался проводить в мае Национальный фронт. Подкрепляя слова делом, он открыто поддерживал протесты своих друзей-синдикалистов, например, участвовал в Первом общем съезде кинематографистов. В то время больше всего его беспокоило усиление нацистского движения по всей Европе. Для того чтобы «Франция проснулась, задумалась, поднялась и не осталась глухой к грохотанию немецких пушек»[219], он решил выпустить на экраны фильм «Новые люди» по роману Клода Фаррера. «Обращение к тому пути просвещения и почти братского отношения к другим народам, по которому шла Франция (хоть этот взгляд сегодня и представляется спорным) на марокканской земле, должно было задеть, уже на земле французской, то чувство национализма, которое мы должны сохранить для будущего»[220].
Он сумел убедить Натали сниматься, несмотря на ее желание больше не заниматься кино. Но как можно было отказаться играть вместе с Харри Бором, незабываемым Жаном Вальжаном? Он был приглашен, чтобы воплотить образ «нового человека» – строителя прогресса, который начал делать первые шаги в тюрьме, а потом с помощью ума и таланта деятельность его достигла небывалого размаха, результаты его начинаний, и благих и вредоносных, – грандиозны. Соблазнившись сценарием, написанным по произведению Клода Фаррера, который получил в 1905 году Гонкуровскую премию за роман «Цивилизованные», и обещанием помощи от Эвы Франсис, она не смогла отказаться.
Фильм, посвященный памяти маршала Лиоте[221], рассказывал о судьбе Амедея Буррона (Харри Бор), бывшего каторжника, который стал одним из самых влиятельных дельцов Марокко. Натали играла обворожительную вдову, виконтессу Кристиану де Сент-Фой, с которой Буррон познакомился во время своих многочисленных путешествий. Измученная долгами, она жила только для своего младшего брата (Клод Сенваль). Он заканчивал учебу в Политехническом институте, за которую она едва могла платить. Буррон влюбился в нее с первого взгляда с почти маниакальной страстью и решил, что только новое замужество, как по волшебству, сможет положить конец всем ее бедам. Но Кристиана не отвечала на его чувство и оставалась для него только идеальным образом. Наконец, она рассказала ему о своем бурном прошлом. Виконтесса была замужем за человеком, который погиб в битве при Вердане во время Первой мировой войны. В то время у нее была любовная связь, но после смерти мужа, мучимая чувством вины, Кристиана рассталась со своим любовником. Буррон, тронутый такой искренностью, настойчиво просил ее стать его женой, даже несмотря на то, что она никогда не полюбит его.
Позже, во время поездки в Марракеш, она снова встречает своего бывшего возлюбленного, графа Анри де Шассана (Макс Мишел), советника местного князя, у которого Буррон пытался выкупить оливковые плантации.
Решив, что муж манипулирует ею и сознательно толкает в объятия Шассана, чтобы заключить сделку на выгодных условиях, она объявляет ему, что уходит. Она вручает ему подписанный контракт. Буррон уверяет, что не догадывался о ее прошлой связи с капитаном, чьего имени она никогда не называла. Но Кристиана не слушает его объяснений.
Натали блестяще справилась с такой ролью, показав противоречивый характер этой осторожной и пылкой женщины. Ее взгляд, когда она смотрит на Шассана после семи лет разлуки, выражает всю глубину отчаяния и тоски. Л’Эрбье мог гордиться своей протеже.
Первые месяцы 1936 года работа над фильмом осложнялась политическими волнениями. Работники индустрии кино были настроены против хозяев. Там, где Л’Эрбье снимал студийные сцены в интерьере[222], съемочная группа все время опасалась начала забастовки. Натали с облегчением уехала из Парижа в Марракеш в апреле 1936 года. Там она жила в отелях «Маммуния» и «Атлас». После изнурительных съемок княжна с особенным удовольствием проводила вечера на приемах, которые устраивались в их честь во дворце Эль Глауи, и, в частности, «наслаждалась супом, разлегшись на кушетках, инкрустированных золотом, в опаловом свете дюжины серебряных светильников»[223]. Национальный фронт казался там таким далеким, и Натали поднялась на борт корабля в Касабланке, чтобы вернуться в Марсель, с тяжелым сердцем.