Такое начинание талантливых, ярких и утонченных представителей белой русской эмиграции сразу привлекло внимание прессы. Финансово их поддерживал Джек Уилсон. Вместе они создали коллекцию, в которую входило даже нижнее белье из шелка, украшенное кружевом ручной работы, и многочисленные аксессуары – например, зонт из змеиной кожи с подкладкой из тафты. Бутик на 56-й улице Эст, между Мэдисон и Пятой авеню, был украшен бархатными пуфами эпохи Наполеона III, фарфоровыми китайскими статуэтками птиц, манекенами в витринах времен
К несчастью, дела шли не так хорошо, как казалось. Они руководствовались только своим воображением, не беспокоясь о средствах, не имея ни малейшего представления о бюджете, и тратили значительные суммы на самые редкие и роскошные материалы. Варвара всегда нарушала сроки исполнения заказов, и в тот раз она осталась верна себе. Эта волшебница с волосами цвета лаванды, лицо которой всегда закрывала вуаль, не хотела знать ничего, кроме того что каждое творение должно быть совершенным, и бесконечно улучшала свою работу, совсем не беспокоясь о сроках… Рассказывают даже, что во время одной из премьер королевская семья терпеливо ждала начала представления больше часа, и директор Ковент-Гарден вынужден был обратиться к службам скорой помощи и пожарным, чтобы срочно доставить костюмы, которые невозможно было вырвать из рук создательницы. Но русский шарм не действовал в деловом мире. Модные салоны
Время от времени Натали уезжала в Голливуд и встречалась с друзьями из Европы, жившими в изгнании, например с Марлен Дитрих или Шарлем Буайе. Там, в 1942 году, она снова встретилась с писателем и летчиком Антуаном де Сент-Экзюпери. Они познакомились много лет назад во Франции во время съемок фильма по его роману «Южный почтовый» (1936), в котором играл их общий друг Пьер Ришар-Виллм. Не став исключением из общего правила, Сент-Экзюпери пал жертвой ее чар, но серьезно ухаживать за ней он решился уже после начала Второй мировой войны.
Загадочный, молчаливый Сент-Экзюпери был очень популярен в Америке благодаря не только своему творчеству, но недавним военным подвигам. Легендарный авиатор-аристократ и писатель очаровал Новый Свет. Он пересекал границы Патагонии, участвовал в полетах от Парижа до Сайгона и был одним из знаменитых пилотов, отличившихся в кампании 1940 года, а два года спустя вступил в воздушные войска союзников. Прибавим к этому, что тиражи каждой его книги, например «Ночной полет» или «Земля людей», тут же полностью распродавались и что он был известный
Как всегда, отношения Натали с новым обожателем были очень неопределенны. Он посвящал ей пылкие строки, но это все, что известно достоверно. «Я, конечно, очень люблю тебя – и страдаю до глубины души. Ожидание мучительно, я совсем болен. Ты нужна мне, ты просто нужна мне. Как воздух. Как дневной свет. Я прошу вас, когда мы увидимся вновь, примите меня в объятия, успокойте меня и утешьте»[241]. Стал ли он ее возлюбленным или их любовь была платонической? Их переписка носит очевидный эротический характер, но точно ничего сказать нельзя. Можно ли писать такие слова: «свет молока и меда, что исходит от вас, заставляя распахнуть ваше платье, нежный как острие дня»[242], не зная близости? Ситуация тем более непростая, что в то время у Сент-Экзюпери было еще несколько романов, например с Анн Морроу-Линдберг. Но его биограф Стейси де ля Брюейр пишет, что иногда он мог быть влюблен, но это не имело ничего общего с сексуальным влечением. Можно с уверенностью сказать, что Сент-Экзюпери говорил «я люблю тебя» только трем женщинам – Луизе де Вильморан, своей жене Консуэло и Натали Палей. Свой шедевр «Маленький принц» он написал, встречаясь с Натали.
Все осложнилось еще больше, когда в то же время (1942–1943) в жизни княжны неожиданно появился вновь Эрих Мария Ремарк. Писатель за два года, проведенных в Голливуде, влюблялся во всех самых очаровательных актрис подряд. В этой галактике сияли такие звезды, как Грета Гарбо, Долорес дель Рио, Грир Гарсон, Морин О’Салливан – Джейн из «Тарзана», где она играла вместе с Джонни Вайсмюллером, или Луиза Райнер, первая актриса, получившая два года спустя «Оскар». Ремарка привлекали только недоступные и непостоянные красавицы, которым блестяще удавалось причинять ему страдания, к чему он неудержимо стремился. Отвергнутый Луизой Райнер, которая отказывалась вступать с ним в сексуальные отношения, писатель решил вернуться в Нью-Йорк к Натали. Но она тоже не была великодушна к нему. Светлые дни, которые они пережили вместе в 1940 году, давно ушли в прошлое.
«Звонила Наташа, – пишет он 6 июля 1943 года. – Вечная история – она постепенно сходит с ума, пожираемая страстями изнутри. Она хочет драму а-ля рюсс»[243]. Америка не усмирила ее страхов, как она надеялась, и Натали понимала, что всей ее жизни не хватит, чтобы излечить эти раны. Она видела только один выход – снова погрузиться в болезненный романтизм и экзальтацию. Жизнь, лишенная потрясений страсти, была невыносима – Натали вновь оказывалась один на один со своими воспоминаниями, которые оживали как раз, когда она меньше всего ожидала этого.
Тени прошлого сделали ее иррациональной и изменчивой, но стоит признать, что писатель с упоением играл роль жертвы. Это был человек редкого ума, но инертный, склонный к алкоголизму; ему нравилось жестокое обращение с ним женщин. Надо сказать, он получал, что хотел. Натали и Ремарк беспрестанно играли друг другом, и эта игра была разрушительной для обоих, потому что никто из них не был способен на серьезные отношения. Но разве сам Ремарк не считал, что суть и источник творчества – это столкновение, борьба и страдание? Большая часть его книг подтверждает это, а название «Триумфальная арка» изощренно указывает на его мучительную любовь к Марлен Дитрих.
Его отношения с Натали – обиды, резкие слова, расставания и театральные недолгие примирения – продолжались до 1948 года. Казалось, что он был просто одержим ею, и чем больше она мучила его, то становясь нежной, то обдавая холодом, тем больше Ремарк зависел от ее воли. Когда становилось совсем невыносимо, он искал забвения в бутылке или в домах терпимости.
Истощенный их постоянными распрями, ослабленный хронической страстью к алкоголю, писатель все больше впадал в депрессию. Отношения с Натали стали такими тяжелыми, что он грозился окончательно порвать с ней и уехать в Европу. Она написала ему письмо по-английски, которое Ремарк сохранил в своем дневнике[244].
«Дорогой, Я знаю, что все против меня, и не прошу твоего прощения – для нас это было бы невозможно. Но вот что ты должен знать… Я чувствую сейчас и всегда буду чувствовать к тебе безусловную любовь и привязанность. Мы знаем, что в жизни бывают кризисы, которые только мы сами можем преодолеть, не прибегая к чужой помощи. Сейчас я изнемогаю в борьбе с такой бурей, и мне необходимо одиночество и размышления, чтобы снова вернуться в свою раковину, и мне нужно время. Если ты не хочешь видеть меня до отплытия, я подчиняюсь твоему решению, но не понимаю его…
Береги себя, и пусть Бог хранит тебя, всегда.
По словам знаменитого психоаналитика Карен Хорни, которая консультировала писателя, Натали была причиной всех его проблем. Она расспрашивала его о княжне и нарисовала такой ее портрет: как только новый воздыхатель становился ее рабом, Натали теряла к нему интерес, но не желала отпустить на свободу. Хорни посоветовала Ремарку изжить эту страсть через творчество, что он и сделал. В романе «Тени в Раю» появляется персонаж по имени Наташа – он даже не потрудился изменить имя, – эгоистичная и властная соблазнительница. Персонаж даже более странный, чем принцесса Фафнер в «Конце Потомака» или Джоанна, детище Ноэла Кауарда, в «Настоящем смехе». Месть была беспощадной.
10
«Тетя Али вернулась во Францию только летом 1947 года, – вспоминает князь Михаил Романов. – Она встречалась с родными в конце июня в квартире Ноэла Кауарда на площади Вандом и была очень взволнована видеть близких после всех страданий, выпавших на их долю. Она привезла много подарков и была так заботлива, что не забыла даже капсулы пенициллина, которые невозможно было у нас достать. Это позволило отцу, больному туберкулезом, прожить до 1967 года».
Натали поехала и к Жану Кокто в Милли-ля-Форе. Пятнадцать лет разлуки превратили страсть в нежную, ничем не омрачаемую дружбу. Какое счастье снова увидеть друг друга! «Я чуть не упал в обморок; чуть не заплакал от радости…» – невероятная нежность читается в каждой строчке писем, которые они писали друг другу тогда[245]. «Твой приход (…) был словно вспышка света, – писал ей Кокто 9 июля 1947 года, – и мне было так приятно, что тебе понравился дом». Между ними воцарилось полное согласие, и вот что написала Натали на борту парохода «Королева Елизавета», увозящего ее обратно в Америку: «Я увожу с собой прекрасные, полные нежных чувств воспоминания о Милли, за что бесконечно тебе благодарна. Вот мой Жан из прошлого, настоящего и будущего, что я хотела тебе сказать. Напиши мне словечко, когда будет время, пусть эта нить не рвется. Я люблю тебя, ты это знаешь»[246].
Княжна все реже и реже появлялась в Европе. Иногда она сопровождала Джека Уилсона в Лондон, где они ходили на премьеры в Вест-Энде в надежде увидеть спектакль, который бы имел успех на Бродвее. По просьбе Александра Корда она приняла предложение стать «историческим консультантом» на съемках фильма «Анна Каренина» (1948) Жюльена Дювивье. Она ненадолго ездила и в Венецию, преображенную до неузнаваемости толпами туристов. 3 сентября 1951 года Натали появилась на костюмированном балу, признанном самым роскошным приемом века. Его устраивал Бестеги в своем жилище в Городе дожей. «Есть только два дома в мире, которые заслуживают этого названия, – любил он повторять, – палаццо Лабиа и дворец герцогини д’Альбе. Все остальное – просто здания!»
Сделавшись хозяином Лабиа в 1948 году, Бестеги со страстью взялся за реставрацию сорока комнат палаццо, что заняло три года. Он даже купил соседний дом, чтобы не портить вид. Мебель, принадлежавшая Казанове и лорду Байрону, бюсты, созданные по заказу Фуке для замка Во-ле-Виконт, хрустальные люстры, сделанные по его точным указаниям на Мурано, мастерски выполненные потолки в стиле английских замков, камины, отреставрированные по его собственным чертежам… Он по нескольку раз перекрашивал стены в комнатах, пока не нашел подходящего оттенка. Что же до бального зала, где проходил тот незабываемый прием, посвященный Венеции XVIII века, то он был украшен фресками объемного изображения работы Тьеполо, последнего великого мастера эпохи барокко. Натали, повидавшая много подобных празднеств, провела эту феерическую ночь, оставаясь равнодушной к общему веселью, хотя она даже объявляла имена вновь прибывших по просьбе Бестеги. Она выглядела отстраненной, словно мысленно находилась где-то в другом месте, несмотря на присутствие старых друзей – Мари-Лор де Ноай, Сесила Битона и Оливера Месселя. К их удивлению, княжне, похоже, не терпелось вернуться в Нью-Йорк. Но ведь и там она все же жила в окружении европейцев.
В пятидесятые годы Натали наслаждалась ролью хозяйки салона. Она решительно отказалась от страсти к театру, которая так будоражила и волновала ее воображение. Понимание, покой и доверие – теперь это стало самым важным.
Писатели Анита Лоос[248] или Ноэл Кауард читали Натали первые страницы своих новых произведений, у нее бывали продюсеры, режиссеры, звезды сцены и экрана… Списки приглашенных – только ум и талант могли привлечь княжну – кружили головы даже самым пресыщенным