Книги

Муса Джалиль: Личность. Творчество. Жизнь.

22
18
20
22
24
26
28
30

Большинство молодых поэтов выступило почти одновременно в годы гражданской войны. Но развитие их шло неравномерно. Зрелые произведения создали уже во второй половине двадцатых годов Такташ, Туфан. Особенно ярко и быстро развернулся огромный талант X. Такташа. Его поэмы «Мукамай», «Алсу», «Деревня Сыркыды» оказали влияние на всех без исключения татарских поэтов. Начав вместе с этими поэтами свой творческий путь, Джалиль затем как бы отстал. Известное возмужание его таланта приходится на тридцатые годы, когда обрели зрелость писатели — его сверстники, выступившие, однако, позже его: Т. Гиззат (1895–1955), И. Гази (1905–1971), Г. Кутуй (1903–1945), Ш. Усманов (1898–1937), Н. Баян (1905–1945).

Сложность творческой эволюции Джалиля требует чёткого разграничения её этапов. Правильная периодизация не только облегчает восприятие его поэзии, но и помогает подойти к раскрытию внутренних закономерностей её развития.

Исходная точка развития Джалиля-поэта — 1919 год, год опубликования стихотворений в армейской газете «Кызыл йолдыз». Знания, вынесенные из медресе, литературное окружение толкают Джалиля к стилям татарской и восточной классики, к революционно-романтической декларативности. Отход от традиций татарской и восточной классики Джалиля происходит к концу 1923 года.

Этот период (1919–1923) рассматривается как первый этап творчества Джалиля почти всеми его исследователями (Г. Кашшафом 1, Г. Халитом 2 и др.). Сходно характеризуются и его черты. Г. Кашшаф пишет, что это «годы романтического изображения революционной действительности, годы увлечения классической поэзией Востока» 3.

Однако при дальнейшей периодизации довоенного творческого пути Джалиля нет подобного единодушия. Г. Кашшаф считает, что время с 1924 по 1941 год — это один период. «Это были годы расцвета многогранного таланта Мусы Джалиля, когда он, преодолевая эпигонские, формалистические ошибки в своём творчестве, обусловленные „теоретическими“ установками РАППа — ТАППа, создавал идейно и художественно ценные поэмы, стихи, песни, драматические поэмы и либретто» 1.

Вряд ли возможно говорить о «расцвете многогранного таланта Мусы Джалиля» во второй половине двадцатых да и в тридцатые годы. Муса Джалиль — поэт замечательного таланта. Но далеко не сразу он нашёл себя. Рассматривая 1924–1941 годы как один период, Г. Кашшаф тем самым преувеличивает достоинства произведений Джалиля второй половины двадцатых и тридцатых годов. Прав башкирский поэт Сайфи Кудаш, отмечая в своей в целом положительной рецензии на первую книгу Кашшафа: «В книге заметно излишнее внимание к начальному — детскому — периоду творчества Мусы Джалиля... По-моему, стремление дать завышенную оценку ранним произведениям поэта не повышает ценности книги» 2. Равно как и стремление переоценить всё, написанное до войны.

Выделяя в довоенном творчестве всего два периода — с 1919 по 1923 и с 1924 по 1941 год, — Г. Кашшаф прав в том смысле, что они действительно наиболее резко отличаются друг от друга: бесспорный традиционализм сменяется движением от одной школы к другой. Однако, правильно определив основную линию движения Джалиля-художника в период с 1924 по 1941 год, Г. Кашшаф не намечает этапов этого движения, тем самым отказываясь от попыток обнаружить качественные изменения внутри этого периода.

Отчётливо выделяется в творчестве Джалиля 1924 год (конечно, и здесь и в дальнейшем точные даты носят в той или иной степени условный характер, границы между отдельными этапами приблизительны). Он на всю жизнь сохранит, как фундамент, поэтику восточной и татарской классики. Политическая точность и конкретность, завоёванные в 1924 году, также останутся у Джалиля. Период 1925–1929 годов характеризуется удивительным многообразием художественных проб, экспериментов. Джалиль пишет обо всём — и о деревне, и о городе, о крестьянах и рабочих, о прошлом и настоящем, о детях, о религии. Смысл художественного творчества Джалиль в эту пору видит в умении быстро откликаться на все злободневные вопросы действительности. Его интересует прежде всего политически точное выражение мысли, политически чёткое осознание факта. Художественность, поэтичность при этом отступают на второй план.

После 1933 года Джалиль создаёт крупные поэмы, отмеченные воздействием фольклора, и лирику, запечатлевшую разнообразные и глубокие переживания. Но и в эти годы он остаётся в немалой степени газетным поэтом, откликаясь на все сколько-нибудь значимые и привлёкшие внимание советской прессы вопросы.

Военные годы приносят моабитские стихотворения, вобравшие в себя весь довоенный опыт Джалиля, являющиеся органическим продолжением предшествующих произведений и в то же время совершенно на них непохожие. В них он впервые воссоздал духовный мир современника, в них он впервые дал синтез классики и опыта своих исканий.

«Муса Джалиль был поэтом постоянно ищущим и требовательным. Может быть, именно потому не всё у него шло гладко, не всегда ему было легко» 1, — писал Г. Баширов. Дело не в том, что он был ищущим, точнее, не только в этом. Он был человеком и литератором, вызванным к жизни тремя революциями, он шёл дорогой революций. А дорога оказалась сложной, трудной. Джалиль хотел быть ей верным до мелочей, а не только в главном. Он стремился во всём идти с той литературой, которая общепризнанно служила стране. Ему было трудно. В его поэзии очень сильны диссонансы. Однако надо сказать, что Джалиль всегда сохранял цельность. Она в единстве нравственных, несокрушимости идейных принципов, в неутомимости эстетических исканий. Цельность поэта легко объяснима. Джалиль рождён революцией; он обожжён её пламенем и на всю жизнь — верный её солдат. Здесь ключ к его биографии, к его творческому пути, к своеобразию его поэзии, которая при этом всегда стремилась к полноте национального художественного опыта.

2. РОМАНТИКА БОРЬБЫ

Для юного Джалиля поэзия — искусство лирического обнажения мысли и чувства, искусство эмоциональной откровенности и романтической приподнятости.

Юношеская лирика Джалиля при всех её недостатках — интересное и значительное явление. Подросток-поэт много думает, глубоко переживает и умеет впечатляюще рассказать о себе, о своём понимании жизни. Странным может показаться для пятнадцатилетнего мальчика стихотворение «Душе моей» (1921), где он с серьёзностью мыслителя вопрошает:

Чем тебе, душа, земля не приглянулась? Почему так страстно к небу ты взметнулась? Много ли чудес на небе встретить можно? Всё отринь ты, что поверхностно и ложно! Увидав звезду лучистую, не думай, Что и месяц тайно полон чистой думой. Только издали спокойно солнце тоже — На цветок оно лишь издали похоже. Всё едино на земле, на небосводе, — Там и тут одна материя в природе. Так вернись, душа, спустись на землю снова! Где ни будешь ты — всему одна основа. В небе не витай, земли верней жилище, На земле одной ты сущее отыщешь! Ты ищи смелей — и всё найдёшь. Но прежде Укрепись, душа, в желанье и надежде. (Перевод М. Фофановой)

Это стихотворение типично для раннего Джалиля, склонного к философскому глубокомыслию, к раздумьям о вечных вопросах — о любви, о смерти, о жизни и вселенной. Типично оно и сочетанием различных настроений: бодрости, уверенности в себе — и сомнения.

Читая стихотворение М. Джалиля «Душе моей», нельзя не вспомнить строки гениального татарского лирика Тукая:

Я презираю бренный мир и век его мгновенный. Смириться — это тяжкий грех перед душой нетленной. Я устремляюсь в высоту, в безмерность, в бесконечность, К бессмертной, вечной красоте, в сияющую вечность! Я вечно юным быть хочу, рождая радость всюду. Пусть гаснет солнце в небесах, я новым солнцем буду! Теченье времени по мне привыкнут люди мерить. Любой из них свои часы по мне сумеет сверить. («Иду своим путём». Перевод Р. Морана)

Лирика Джалиля, несомненно, во многом традиционна. Юноше трудно было отыскать интонации, соответствующие его личным раздумьям о мире, о людях. Но, говоря о традиционности, нельзя зачёркивать раннюю поэзию Джалиля. Очень важно не только то, что поэт овладевает опытом философской лирики, притом овладевает успешно; чрезвычайно существенно, что он смог в ней выразить время. В целом же произведения его этих пяти — семи лет отразили целый этап в мировоззренческой, в стилевой истории татарского поэтического слова.

Джалиль идёт за Тукаем, создавшим настоящий гимн мысли:

О, взойди, светило мысли! Туча, прочь, уйди скорей! Совесть мёртвую, о солнце, оживи, лучом согрей! Сбился я с дороги верной — протяни мне, солнце, нить! Вкруг меня бушует пламя. Как его мне погасить? Пропасть гибели ужасна — всё во мне разорено. Пусть же мысль верёвку бросит злополучному на дно. Мой светильник несравненный, драгоценная свеча! Что мне светочи вселенной, если ты не дашь луча?! («Разбитая надежда». Перевод А. Ахматовой)

А. М. Горький, познакомившись со стихами неизвестного ему поэта, писал: «Очень хорошо сказал один казанский татарин-поэт, умирая от голода и чахотки: „Из железной клетки мира улетает, улетает юная душа моя!“

В повторении — „улетает“ — я слышу радость. Но лично я, разумеется, предпочитаю радость жить...» 1.