Появление в печати произведений М. Джалиля, присвоение ему звания Героя Советского Союза заставили заговорить тех, кто долгие годы молчал. Молчал так долго, что стали возникать сомнения: быть может, участники антифашистской акции полностью уничтожены. «Действительно, — пишет Г. Кашшаф, — многие патриоты, боровшиеся вместе с Мусой в одной организации, погибли, а оставшиеся в живых оказались в различных республиках. В плену многие ходили под чужими фамилиями, вернувшись на родину, они восстановили настоящую. Это затруднило поиск. Тут сказались и последствия культа личности, породившие настороженность у тех, кто побывал в плену» ¹. Соратники Джалиля писали письма, но с большим запозданием. Так, Ф. Султанбеков отозвался в 1959 г. В 1957 г. пришло письмо Р. Хисамутдинова, которого Г. Кашшаф считал погибшим (на основании рассказов Г. Фахрутдинова). И уже в 1957 году выходит в Казани книга ² Г. Кашшафа, где прослежен путь поэта от Марьино, от Малой Вишеры, от Волховского фронта, от 2-й Ударной армии с её горестной судьбой до лагерей (их было множество), до фашистской тюрьмы Моабит, до тюрем в Шпандау, в Дрездене, до тюрьмы Плетцензее. Жизненный путь поэта всё больше уточняется, обследуются тюрьмы, всё более обоснованными становятся перечни его соратников, устанавливаются и имена тех, кто оказался предателем. Выходят новые дополненные и заново выверенные исследования Г. Кашшафа. Их существенно дополнила работа Ю. Карчевского и Н. Лешкина ³, обративших особое внимание на роль гестапо в раскрытии патриотической деятельности организации в лагерях и батальонах, установивших, что некоторые из предателей и изменников, погубивших М. Джалиля и его товарищей, впоследствии перешли на службу к новым хозяевам, пришедшим на смену гитлеровскому гестапо.

Серьёзно дополнили сведения о патриотической организации, о соратниках М. Джалиля воспоминания итальянского антифашиста Р. Ланфредини. Памятуя об удачном творческом поиске К. Симонова, татарский поэт Ш. Маннур поехал в 1958 г. в Берлин, познакомился с пастором Г. Юрытко, навещавшим заключённых в тюрьме Шпандау. Пастор помнил и М. Джалиля, и других узников. «Я помню ещё поэта Мусу Джалиля, — писал он. — Я посещал его как католический священник, приносил ему для чтения книги Гёте и научился ценить его как спокойного благородного человека. Его товарищи по заключению в военной тюрьме Шпандау очень уважали Джалиля... Как рассказывал мне Джалиль, он был приговорён к смертной казни за то, что печатал и распространял воззвания, в которых призывал своих земляков не сражаться против русских солдат» ¹. Слова эти — из статьи Л. Небенцаля, немецкого журналиста, также познакомившегося с Г. Юрытко и внёсшего большой вклад в исследование истории провалившейся гитлеровской затеи с легионами, в изучение биографии М. Джалиля. Пастор Г. Юрытко показал книги из числа тех, что он давал читать узникам. Л. Небенцаль нашёл в «Божественной комедии» адрес итальянца Р. Ланфредини, списался с ним. Р. Ланфредини рассказал не только о последних месяцах, но и о последнем дне М. Джалиля и его товарищей по борьбе. Рассказ таков:

«5 июня 1944 года меня засадили в 53 камеру тюрьмы Шпандау. Там были Муса Джалиль и господин Булатов. Они меня встретили очень приветливо. Мы сразу стали хорошими друзьями. Они рассказали мне, что уже многие месяцы назад были приговорены к смерти и ждут смертной казни. Даже в ожидании смерти они были спокойны, более того, шутили. В это же время я познакомился с некоторыми их другими товарищами, такими же, как и они, татарами, занимавшимися пропагандой против нацистов. В этой камере я находился около месяца. Затем меня перевели в 153 камеру. Там встретил друзей Джалиля и Булатова. Их было двенадцать, и все они были приговорены к смертной казни.

25 августа 1944 года в 6 часов утра немецкие охранники открыли дверь камеры. Жандарм окликнул узников по фамилиям и велел выходить. На вопрос „Для чего?“ стражники ответили, что не знают. Однако узники сразу поняли, к чему это. Их слова подействовали на меня как удар: „Ты очень боялся умереть. Сейчас мы уходим умирать“, — сказали они. Все вещи они оставили в камере. Когда они выходили, я отчётливо услышал голос Мусы Джалиля и его товарищей, которые шли по коридору, переговариваясь друг с другом. Позже я спросил пастора Юрытко, куда делись мои соседи — татары, и он ответил, что все двенадцать в тот же день в десять часов утра были казнены. Где они были убиты, я не могу вам сказать, однако пастор Юрытко должен знать об этом больше, потому что он рассказывал мне, что „татары умерли с улыбкой“» ¹.

Л. Небенцаль отыскал документы (они сохранились в районном загсе и в тюрьме, а позже были найдены в государственных архивах), удостоверяющие, что татары были в тот же день переведены в Плетцензее, где и были гильотинированы 25 августа 1944 года с 12 часов 06 минут до 12 часов 36 минут. Были найдены записи, где зафиксированы имена, фамилии, номера книжки узника, место заключения, год рождения, профессия, вера. И — характер преступления («разложение государства»), вид наказания («смертная казнь»), дата. Печать. По указанному времени следует, что М. Джалиля бросили под нож пятым ².

Сказки-песни из «Волшебного клубка», действительно, остались на всём пути поэта. От детства, от деревни Мустафино до Оренбурга, от Оренбурга до Казани, Москвы. От фронта до Плетцензее. Песни — произведения поэта — вернули родине Мусу Джалиля и его товарищей по схватке с фашизмом, подтвердили их высокие чувства национальной гордости и советского патриотизма. Произведения М. Джалиля стали свидетельством верности советского человека национальному долгу, социалистическим идеалам.

В 1957 году Мусе Джалилю за цикл стихотворений «Моабитские тетради» присуждается Ленинская премия. Он стал первым поэтом лауреатом Ленинской премии, он был и остаётся единственным писателем, отмеченным Ленинской премией и званием Героя Советского Союза.

С первых известий о М. Джалиле внимательно собирались и сообщения о его борьбе, и стихотворения. С самого начала стало понятно, что не всё, написанное им, содержится в тетрадках, дошедших до Казани.

В блокноте Н. Терегулова 60 стихотворений, А. Тиммерманса — 50. Девятнадцать стихотворений повторяются в обеих тетрадях. В тетрадке А. Тиммерманса есть запись: «В плену и в заключении с IX 1942 по XI 1943 написано 125 стихотворений и поэма». Но даже в известных нам тетрадях имеются произведения, созданные до сентября 1942 года и после ноября 1943 года. Следовательно, общее число написанных Джалилем в плену и в заключении стихотворений превышает названную им цифру. Г. Кашшаф считает, что поэт написал около 150 стихотворений ¹. Возможно, что их было и больше.

Вернувшиеся военнопленные рассказывали о драматическом произведении «Шурале». Г. Кашшаф, опираясь на их же свидетельства, говорит также и о повести, написанной Джалилем ².

Нет сомнения, что неизвестные ныне произведения Джалиля находились в блокноте Симая — Иконникова. Он был передан Михаилу Иконникову осенью 1944 года в Тегельской тюрьме.

Михаил Иконников, встретив в Тегеле татар, подружился с Ахметом Симаем, одним из товарищей Джалиля. Иконников знал стихи Джалиля, так как в переводах на русский и немецкий языки они ходили среди заключённых, и поэтому с большой ответственностью отнёсся к просьбе А. Симая — сохранить блокнот со стихами, написанными арабской вязью, непонятной Иконникову. Он скрывал его в одежде, прятал в решётке, и тюремщики, еженедельно производившие обыск, так и не смогли его обнаружить.

М. Иконников привёз блокнот, но, переходя из рук в руки, он на этом пути затерялся.

В памяти товарищей М. Джалиля сохранилось немало стихотворений; они публикуются, но в канонический текст моабитских тетрадей, определённый тетрадками Н. Терегулова и А. Тиммерманса, обычно не включаются. Г. Кашшаф полагал, что авторство М. Джалиля в каждом случае надо тщательно устанавливать; сам он предпочитал ограничиваться «теми стихотворениями, которые записаны рукою самого Мусы» ¹. Этого же мнения придерживается и Н. Юзеев, более других причастный к редактированию и изданию произведений М. Джалиля, ставший после кончины Г. Кашшафа председателем комиссии по наследию поэта. Разделяет это мнение и Р. Мустафин, продолживший работу Г. Кашшафа по составлению выверенной биографии М. Джалиля. Надо полагать, что будут и в дальнейшем обогащаться биография поэта, пополняться его моабитские тетради, всё более полно раскрываться его творческий путь.

Поэзия Джалиля глубоко личностна, её пафос — борьба со смертью — воспринимается с очевидным усилием: читающий словно бы медлит — медлит взглянуть глаза в глаза погибающему, смотреть на исповедующегося у гильотины.

Диалог со смертью, неоднократно возникающий в стихотворениях Джалиля, всегда открыт и лишён таинственности. Смерть ждала его, и он сам шёл ей навстречу; что ж, и гибель Джалиля была победой, он погиб, утверждая себя и свою родину.

«Я не боюсь смерти, — писал Джалиль в письме жене с фронта, в письме интимном, частном, в котором вдруг выпукло обозначились черты идейности и характера, определившие его военную судьбу. — Это не пустая фраза. Когда мы говорим, что смерть презираем, это на самом деле так... Великое чувство патриотизма, полное осознание своей общественной функции доминирует над чувством страха. Когда приходит мысль о смерти, то думаешь так: есть ещё жизнь за смертью... не та „жизнь на том свете“, которую проповедовали попы и муллы. Мы знаем, что этого нет. А есть жизнь... в сознании, в памяти народа... Цель-то жизни в этом и заключается: жить так, чтобы и после смерти не умирать... Если вот так рассуждать — а я так рассуждаю — смерть вовсе на страшна. Но мы не только рассуждаем, а так чувствуем, так ощущаем. А это значит — это вошло в наш характер, в нашу кровь...» Джалиль одушевлён высоким осознанием смысла своей жизни, это даёт ему силу. Но он остаётся ранимым. «Все трудности, все муки и страдания может перенести моя душа, но она никак не может мириться с тем, что... Чулпан, провожая отца, видела его последний раз. Вся душа протестует против этого — ибо так сильна моя любовь к Чулпаночке». И вновь добавляет: «Эта любовь сильнее всех смертей» ¹.

Поэтические строки словно продолжают письма с фронта жене Амине, дочери Чулпан. Вся поэзия Джалиля, человечнейшая, дышащая теплом сердечного участия к друзьям, полная тоски по близким, остаётся лирикой схватки, в ней слышится тяжёлое дыхание борющегося до конца, там пламенеет ненависть, замешанная на откровенном презрении к врагу. Поэзия его верна своей извечной службе: запечатлеть облик человеческий и тем сохранять его для грядущих поколений.

Подвиг солдата и поэта М. Джалиля не понять, не зная его биографии, его творческого пути. Многие десятилетия вглядываются читатели, критики в столь, казалось бы, простой и ясный и всё же остающийся в глубине сокрытым облик поэта-героя. Меж тем время неудержимо меняет всё, расширяет горизонты, наново освещает и те десятилетия, на которые пришлась его жизнь и смерть. М. Джалиль — сын татарской нации, великого многонационального содружества, он воспитан историей татарского народа, советской страны. Его судьбу не понять, если не знать «как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения социалистической законности, а подчас и преступления» ¹. В судьбе М. Джалиля отразилась история татарского народа и страны. В свою очередь, судьба М. Джалиля стала и воплощением, выражением этой истории; в ней есть и предуказание на будущее.