Чем объяснить такой крутой поворот в творчестве молодого поэта?
Стихотворение «Молодой человек» написано в Казани, куда Джалиль переехал в 1922 году. Причины этого переезда понятны: «Меня вела в Казань, окрыляла вера в поэтическую силу» 1, — признаётся поэт.
Период учёбы на Татарском рабочем факультете — это один целостный этап в творческом развитии Джалиля.
Особенности творчества Джалиля этих лет определяются участием поэта в общественной и литературной жизни, его активной работой в комсомольской организации, в мопровских ячейках.
Г. Кашшаф отмечает в своей книге 2, что в том же 1922 году в столицу Татарии прибыли из разных концов страны X. Такташ, А. Кутуй, Ф. Асгат и другие молодые поэты, прозаики. В это время, после решений XI съезда партии, который обратил внимание на необходимость увеличения числа газет и журналов в тюркоязычных республиках, в Казани начал издаваться журнал «Безнен юл» (ныне «Казан утлары»), ставший центром притяжения молодых литераторов. Оживляется вообще деятельность писателей, создаются кружки, литературные объединения, разгораются дискуссии.
Казань встретила М. Джалиля хорошо. Он писал близкому товарищу по Оренбургу Г. Мухаммадиевой: «Меня ценят высоко» 1. Джалиль мечтал попасть на рабфак. Но стояла поздняя осень; набор был прекращён. Поэт устраивается переписчиком в газету «Кызыл Татарстан». А с осени 1923 года его принимают на Татрабфак.
Тогда же Джалиль становится участником группы, вернее кружка, «Октябрь», созданного в Казани в первой половине двадцатых годов. Кружок этот, в который входили писатели, музыканты, артисты, именовался «Обществом содействия пролетарской культуре». «Тезисы для приёма членов в объединение „Октябрь“», опубликованные в газете «Кызыл Татарстан» («Красная Татария») 2 июля 1924 года, представляют собой программу, написанную, видимо, его ответственным секретарём Кави Наджми. В них провозглашалась необходимость борьбы с националистами и шовинистами, с мещанством в области идеологии, с религией и попытками её пропаганды. «Октябрь» ставил своей задачей объединять тех, кто «воспитывает трудящиеся массы в классовом духе, кто организует их чувства, мысли, желания для пролетарской борьбы» (пункт первый). Задачи литературной борьбы связывались, таким образом, с задачами партии. «Октябрь» стремился опереться прежде всего на молодых писателей, пробующих свои силы. В «Тезисах» говорится: «Объединив рабочих корреспондентов, впервые взявших перо в руки и стремящихся писать о жизни, чувствах, мыслях, желаниях пролетариата, воспитывать их таланты в духе строительства революционной жизни». «Октябрь» обещал давать марксистскую оценку произведениям молодых, всемерно помогать им в учёбе, расширении образования, способствовать их художественному и эстетическому росту.
В «Тезисах» ни слова не говорится об освоении опыта классической литературы. Явно из пролеткультовских программ позаимствовано требование «неразрывно связать литературу и всё искусство с производством, с производительными силами» (пункт четвёртый). Воздействие Пролеткульта ощущается во всей фразеологии Тезисов, хотя в них и провозглашается, что «Октябрь» далёк от замыкания в рамках какого-либо «изма», способного нарушить идеологическое единство.
Близость к новым течениям русской литературы литературно-художественных объединений Татарии не случайна. Программы «Октября» и «Сулфа» («Сул фронт» — «Левый фронт», созданный А. Кутуем по примеру «Лефа» по выходе его из «Октября») схожи с декларациями русских литературных групп. «Татарские литературные объединения (или группы, кружки) были организованы как бы по примеру групп, появившихся в то время среди русских писателей. Эти объединения выпускали манифесты, декларации, частенько похожие на подобные документы русских писателей» 1, — писал Г. Халит. Конечно, дело здесь не в подражании. Перед татарскими писателями в те годы возникало много тех же вопросов, которые стояли и перед русскими. Одинаково складывалась литературная обстановка. И вполне понятно, что, решая те или иные эстетические задачи, татарские художники обращались к опыту русских литераторов.
Все эти литературно-художественные организации Татарии сыграли немалую роль. Известный критик тех лет Г. Тулумбайский (1900–1939), заявляя, что «Октябрь» и «Сулф», возникшие «без ясного плана, без знания дороги», «как малярики, действовали беспорядочно, шли то туда, то сюда и быстро исчезли... без шума пропали» 2, был вряд ли прав. Татарское литературоведение последних лет единодушно в признании определённых заслуг этих организаций. Но бесспорно и то, что задачи, которые ставились ими перед писателями, никак не увязывались с критериями художественности, они не были порождены родной почвой.
В это время происходил крутой поворот во всей татарской литературе; он сказался не только на поэзии Джалиля, но и на творчестве многих татарских писателей. Внимательно наблюдая за развитием молодой татарской советской литературы, Г. Ибрагимов писал 10 января 1924 года в газете «Татарстан»: «В татарских журналах, выходящих в Москве, Казани, Уфе, в их литературных отделах печатается множество произведений молодых писателей, которые стараются по-молодому чисто, сильно показать жизнь рабочих и крестьян... изобразить борьбу пролетариата против чёрных сил, стараются, расставшись с гнилым идеализмом, увидеть мир по-марксистски ясно...
Если говорить о методе их произведений, то они в большинстве идут путём реализма... Наряду с реализмом действуют символизм, футуризм, имажинизм. Футурист Кутуев делает первые шаги. Но ноги его ещё не окрепли. Кави Наджми попытался двигать вперёд имажинизм, но повернул назад. Это течение у нас или мертворождённое, или потому, что оно искусственно пересажено на татарскую почву, не прижилось, увяло в нашем литературном саду. Что бы ни было, и это течение показало свою слабость. Символизм думает крепнуть и цвести... поэт этого направления, талантливый, сильный Такташ, занимает в нашем литературном мире особое место...» И далее Г. Ибрагимов советует единственному талантливому представителю символизма (в татарском литературоведении до сих пор продолжаются споры о раннем творчестве Такташа, — на мой взгляд, он не был никогда символистом) Хади Такташу: «Такташ, вам одно лишь слово: нужно сжечь все мосты! Для того чтобы очиститься от буржуазного и мелкобуржуазного рванья, надо целиком уйти в пролетарскую идеологию, стать вровень с рабоче-крестьянской массой, нужно там, в этом море жизни, добывать дорогие литературные изумруды».
Призыв, обращённый к Такташу, был услышан и М. Джалилем. В то время как Такташ отходит от гисианизма, К. Наджми — от имажинизма, Г. Кутуй — от футуризма, М. Джалиль расстаётся с традициями татарской и восточной классики. В духе «Октября» написаны некоторые стихотворения сборника «Барабыз» («Идём»), изданного в Казани в 1925 году и явившегося итогом творческой работы Джалиля. Название сборника хорошо выражает пафос творчества Джалиля этих лет, полного подчёркнуто боевого задора. Сборник был издан областным Комитетом МОПРа. На титульном листе стояло: «Материалы для вечеров, организованных в честь борцов революции». Содержание сборника вполне отвечает этой практической цели. Джалиль, как и раньше, воспевает революцию, однако теперь он говорит разговорным языком современника.
Вообще, как по своей тематике, так и по изобразительным тенденциям сборник характерен для литературы.
Джалиль сам так определяет изменения, которые произошли в его творчестве: «Революционная борьба, рабочие, будни фабрик и заводов, темы новой деревни входят в стихи в своём реально-жизненном виде» 1.
Говоря о «реально-жизненном виде», поэт, очевидно, имеет в виду свой отход от отвлечённости и пышнословной риторики. Это было большим шагом вперёд, однако до реалистической поэзии Джалилю ещё далеко.
Основные произведения сборника посвящены революционному движению у нас в стране и за рубежом. Это и большие поэмы — «Больной комсомолец», «Отрывки», и стихотворения — «В прошлые дни», «Из старой истории Сибири», «В тяжёлые дни», «Из письма к зарубежному борцу», «В чугунном котле машины...», «Старик труда».
В поисках корней революционного взрыва, разметавшего старую Россию, поэт обращается к жизни народа, к жизни рабочих и крестьян. Он видит причину народного восстания в нищете и голоде народа. В стихотворении «В прошлые дни» (1924) Джалиль пишет: «Как родился, нечего было есть. У высохшей от работы матери не было молока. Я плакал, горько рыдал». Безысходность — единственное, что видит поэт.
Та же тема — в поэме «Больной комсомолец». В ней изображены уже не только страдания народа, но и воля его к борьбе. Вообще рабочее движение и революционная борьба получили в поэме довольно убедительное для поэзии тех лет воплощение. Недаром она стала одним из любимых произведений Джалиля. Он часто читал её на вечерах молодёжи и не только в Оренбурге, куда он вскоре перебрался, но и в Москве, причём в музыкальном сопровождении. В позднейшей рукописи (московского периода) около отдельных строф стоят пометки: «страдание», «гармонь», «радость», «похоронный марш», «фронт — борьба», «марш победы», «Интернационал». Они появились в работе над «озвучиванием» произведения.
Поэма была подготовлена стихотворениями начала 1924 года: «Молодой человек», «Ленин родился...», «Ленин умер», «Январская повесть». Эти стихотворения не вошли в сборник. Среди них особенно примечательны стихи, посвящённые Ленину. Джалиль не поднялся до той высоты, которой достиг Хади Такташ в поэме о Ленине («Века и минуты»), написанной в том же 1924 году. Но именно работая над образом Ленина, поэт подошёл к пониманию социального облика эпохи.