Книги
Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма
Астахов
Иван Емельянович
Год рождения 1896
осужден по указу на 10 годов
отделывал высотный дом
Вот как мы жили
в стране[740].
Через три недели после смерти Сталина, 27 марта 1953 года, Верховный Совет СССР издал указ об амнистии. Она распространялась на заключенных, «не представляющих большой опасности для государства»[741]. За некоторыми исключениями, узники со сроком отбывания наказания менее пяти лет, беременные женщины и женщины с детьми младше десяти лет, все лица моложе восемнадцати лет, мужчины старше пятидесяти пяти и женщин старше пятидесяти лет вышли на свободу. Амнистия распространялась и на тех, кто был осужден за определенные преступления, находясь на службе в армии или на работе. Эта амнистия и еще два события, вскоре последовавшие за нею, – освобождение и оправдание в апреле врачей, арестованных по «делу врачей», и арест Берии в июне, по мнению Мириам Добсон, «говорили о настоятельной потребности в новой политической культуре, основанной на законе (а не на прихотях одного-единственного вождя) и гордости за гуманное обращение государства с гражданами»[742].
Но, хоть в первые месяцы после смерти Сталина амнистия и повлекла за собой глубокие политические, общественные и культурные перемены, в жизни многих заключенных, строивших московские небоскребы, она мало что изменила – во всяком случае сразу. В марте 1953-го работа над высотными объектами продолжалась, а амнистия грозила замедлить темпы строительства. Многие узники, строившие МГУ, освободились, но вынуждены были оставаться в Москве и работать на той же стройплощадке до завершения проекта. Оставались там и многие из тех, кому смягчили приговор. Как бы то ни было, в сентябре 1953 года университет был достроен.
К новым высотам
В июне 1952 года советская писательница Мариэтта Шагинян проехала от Киевского вокзала к Ленинским горам. Там автомобиль повернул на юг по набережной Москвы-реки, миновав большую ТЭЦ-12, а потом поднялся вверх по склону холма там, где река снова поворачивает к северу. Писательница проехала «меж деревянными домиками полудачного типа, которые еще существуют, но уже обречены». На вершине холма она ощутила, «как подувает свежий ветерок», и остановилась полюбоваться открывшимся видом: «Передо мною сказочная панорама стройки, к масштабу которой надо сперва привыкнуть и приспособиться». Эта панорама и приводила в замешательство, и завораживала:
Вы только что оторвали глаза от маленьких деревянных домиков в два-три оконца, где еще живут «пригородные москвичи», – и вот перед вами здание, которое вблизи нельзя увидеть все целиком, а надо водить по нему глазами вверх и вниз, справа налево и слева направо[743].
Этим огромным зданием, конечно, был новый университетский небоскреб – сооружение, казавшееся еще более великанским, чем оно есть на самом деле, из-за расположения на пустынной возвышенности Ленинских гор.
Переведя дух после минутного головокружения («Мускульное чувство у нас связано со зрением», – заметила Шагинян), писательница приблизилась к небольшой временной деревянной постройке, где размещался Строительный отдел МГУ. Там, на втором этаже, Шагинян нашла того, кого искала, – Сергея Балашова, главного инженера МГУ – «крупного, широкоплечего, гостеприимного» человека, который мог рассказать писательнице все, что она желала знать о новых методах строительства, применявшихся на стройплощадке, и о воздействии этих методов на самих высотников[744].
Илл. 6.15. Вид на стройплощадку МГУ. На переднем плане – административные здания УСДС. Июль 1959 г. Собрание ЦГА Москвы
Шагинян не в первый раз посещала большую советскую стройку. С 1926 по 1928 год писательница вблизи наблюдала за строительством Дзорагетской ГЭС в Армянской ССР. Эти впечатления легли в основу ее производственного романа «Гидроцентраль», вышедшего в 1931 году[745]. Писавшая до революции символистские стихи, Шагинян со временем потянулась к масштабным инженерно-строительным проектам, потому что именно там, как ей казалось, можно живее всего ощутить связь между новыми технологиями и рождением «нового советского человека». В 1952 году Шагинян основательно изучила тему, а потом приехала на стройплощадку университета. За предыдущие несколько недель она прочитала о строительстве московских небоскребов все, что смогла найти, а теперь решила посвятить целых две недели исключительно наблюдениям за московскими высотниками. Шагинян загорелась идеей побывать на стройплощадке МГУ после того, как прочла книгу с рассказами высотников, вышедшую в том же году, – тот самый сборник, где молодой сварщик Мартынов делился воспоминаниями о своем первом рабочем дне.
В тот июньский день 1952 года Шагинян полчаса проговорила с главным инженером МГУ. Он стал первым из многих, с кем ей предстояло побеседовать на стройплощадке, и, несмотря на занятость, на кипы бумаг и чертежей на столе, на других людей, толпившихся в кабинете, Балашов довольно долго отвечал на вопросы писательницы. Он сыпал цифрами, а Шагинян делала записи. Особую важность имели детали – например, лифты. Шагинян узнала, что в МГУ будет 108 лифтов, из них 66 – в главном здании. Их скорость будет превышать скорость обычных лифтов в семь-восемь раз, так что с 1-го этажа на 36-й можно будет подняться достаточно быстро.
Но впечатляла не только инженерная техника. Шагинян беседовала на стройке с молодыми рабочими, и у нее складывалось впечатление, что все эти плотники, каменщики, штукатуры и маляры превратились здесь в совершенно новых людей. Подобно тому как с каждым новым советским строительным проектом улучшались технологии, работавшие на этих стройках люди тоже поднимались на новые высоты. В рассказе Шагинян об этом человеческом опыте не нашлось места для упоминаний ни о трудовом лагере на 23-м этаже главного здания, ни о лагерных зонах, раскинувшихся внизу. Эта писательница смотрела на мир сквозь линзу соцреализма.
Когда Шагинян посещала Ленинские горы в начале лета 1952 года, близилось к завершению строительство первых московских небоскребов. В августе 1952 года в журнале «Советское искусство» сообщили: «27-этажный дом на Смоленской площади – готов! Он первый среди высотных зданий столицы сдан в эксплуатацию… Большой асфальтированный двор, еще совсем недавно бывший строительной площадкой, украшен плакатами, прославляющими доблестный труд строителей-высотников»[746]. В «Советском искусстве» рассказывали о торжественной церемонии открытия, на которой рабочие всех профессий собрались на празднование вместе с архитекторами, государственными и партийными деятелями и другими гостями – представителями московских фабрик и заводов. На одной из просторных лестничных площадок установили временную трибуну, где выступали с речами, а над ней повесили растяжку с лозунгом: «Слава великому Сталину!» В статье сообщалось, что на торжестве присутствовало много рабочей молодежи, «для которой стройка высотного здания явилась серьезной школой, где они овладели новой строительной наукой и усовершенствованной техникой, стали высококвалифицированными мастерами-высотниками»[747].
Илл. 6.16. Небоскреб на Смоленской площади. 1952 г. Собрание ГЦМСИР