Илл. 6.9. Строительство здания МГУ. 1951 г. Собрание ЦГА Москвы
Илл. 6.10. Строительство здания МГУ. 1951 г. Собрание ЦГА Москвы
Илл. 6.11. Строительство здания МГУ. 1951 г. Собрание ЦГА Москвы
Идеализированные изображения жизни высотниц обычно шли в паре с рассказами о тех правах и привилегиях, которые Москва предоставляла молодым рабочим. По словам М. Наконечной, которая в феврале 1951 года устроилась лепщицей на стройку МГУ, жизнь женщины-строителя сулила большие перспективы и открывала широкую дорогу в будущее. Она пришла в бригаду строителей МГУ, уже имея некоторый профессиональный опыт. Однако в этой работе она видела просто ступеньку, с которой можно подняться выше и достичь большего. В 1952 году девушка написала: «Мы строим – мы учимся! Эти слова стали девизом для многих молодых строителей… В нашей бригаде почти все мечтают об учебе в университете и в институтах». Наконечная писала, что уже понемножку учится заочно, а когда университетское здание будет достроено, собирается перевестись на географический факультет МГУ[645].
В позднесталинский период мысль о том, что молодые рабочие со временем станут студентами университета, находила широкую поддержку[646]. Рисунок, опубликованный в 1950 году в журнале «Крокодил», развивал эту тему: молодая женщина (вроде Наконечной) укладывала кирпичи на стройке МГУ (илл. 6.12). «Когда вы окончите?» – спрашивал ее молодой человек. «Здание – в 1951 году, а университет – в 1956!» – отвечала та. Создавая типаж высотника, стремящегося подняться вверх и по социальной лестнице, писатели и художники проводили параллели между строителями небоскребов в послевоенной Москве и выдвиженцами начала 1930-х – рабочими, которые непрерывно росли и быстро продвигались в начальство на больших стройках первой пятилетки[647]. Однако обещания, которые скрывались за этим сравнением, оказывались на поверку пустыми. Стремительный карьерный рост, наблюдавшийся повсеместно в 1930-е, в послевоенные годы просто не требовался в таких масштабах. Теперь Советскому государству было выгоднее укреплять свои отношения с теми, чей профессиональный взлет произошел десятилетием раньше, чем впускать в ряды управленцев и интеллигенции новое поколение рабочих. По замечанию Веры Данэм, «большая сделка», заключенная между послевоенным сталинским государством и советским средним классом, пошла во вред рабочему классу[648]. К низким окладам и убогим жилищно-бытовым условиям, с которыми рабочие мирились в 1940-е, добавлялись все более суровые законы, вносившие в разряд преступлений прогулы и смену мест работы[649]. Так что в реальной жизни восхождение по социальной лестнице в годы позднего сталинизма было задачей не из легких даже для московских высотников.
Илл. 6.12.
Наземные силы
Помимо того, что Великая Отечественная война стала стимулом для строительства советских небоскребов, она же нанесла столь обширные потери и разрушения, что осуществление масштабных строительных проектов становилось маловероятным. Послевоенный дефицит приводил к сильной конкуренции из-за стройматериалов, оборудования и рабочей силы между коллективами управленцев, руководившими стройками в разных местах Москвы. Стройматериалы часто поставлялись с опозданием или вовсе не поставлялись, а оборудования и инвентаря вечно не хватало. Начальники строительства всех небоскребов жаловались и на нехватку квалифицированных рабочих.
Некоторые начальники строительства так привыкали к дефициту и поставкам с опозданием, что когда внезапно все шло по плану, они оказывались к этому совершенно не готовы. В октябре 1947 года Андрей Прокофьев, начальник УСДС, в панике обратился к Молотову из-за нехватки сапог. Прокофьев, отвечавший за строительство одновременно МГУ и небоскреба в Зарядье, был так удивлен своевременным прибытием рабочих на стройплощадку, что сразу же сообщил Молотову об отсутствии необходимой экипировки. УСДС срочно требовались дополнительные 500 пар сапог[650]. А потом, всего через несколько дней после того как вопрос с нехваткой сапог был решен, Прокофьев написал Берии и попросил, чтобы МВД выделило для строек в Зарядье и на Ленинских горах 4 900 заключенных ИТК (их еще называли «спецконтингентом»). УСДС все еще не хватало рабочих рук, хотя оно с трудом могло одеть и обуть тех, кто уже работал на стройплощадках. В данном случае рабочие требовались Прокофьеву не для строительства небоскребов, а для возведения жилья для высотников в Кунцеве и для тех, кто работал на промышленных и деревообрабатывающих предприятиях УСДС за пределами Москвы[651].
Борьба за рабочую силу, столь необходимую для строительства высотных зданий в Москве, не прекращалась. Одним из следствий войны стало резкое уменьшение количества мужчин трудоспособного возраста, поэтому в советской строительной отрасли ощущалась острая нехватка рабочих рук. Помимо демографического кризиса, наблюдавшегося в СССР, людей было просто очень трудно завлечь на стройки. Как отмечает Дональд Фильцер, в первые послевоенные годы почти никто не хотел идти в строители. Например, Министерство промышленности строительных материалов сообщало, что «почти невозможно уговорить солдат, которым предстояла скорая демобилизация, пойти работать на стройку»[652]. Труд был тяжелый, а платили мало. И все-таки у начальников строительства московских небоскребов имелся доступ к особым трудовым резервам, на какие в те годы мало кто из других начальников мог рассчитывать.
Московские небоскребы относились к числу приоритетных строительных объектов послевоенного периода. Совет Министров неоднократно подчеркивал, какое значение придается монументальному строительству в столице, упоминая о большом количестве рабочих, привлекаемых к сооружению небоскребов. Постановление Совета Министров, выпущенное в августе 1947 года, разрешало в 1947–1948 годах въезд в Москву и проживание в ней 23 тысячам новых рабочих и членов их семей[653]. За этим в марте 1948 года последовало распоряжение, призывавшее Министерство трудовых резервов обеспечить приезд 6 тысяч рабочих, набранных из сельского населения[654]. А в августе 1948 года вышло постановление «О мероприятиях по ускорению строительства нового здания МГУ», в котором Министерству трудовых резервов поручалось обеспечить УСДС двумя тысячами рабочих, набранными среди сельского и городского населения Владимирской области и в Белорусской ССР[655]. В 1949 году появилось новое распоряжение, обязывавшее Министерство трудовых резервов поставить для объекта МГУ дополнительную рабочую силу. На сей раз речь шла об отправке рабочих в лесозаготовительные поселки УСДС в Костромской и Горьковской областях, а также о привозе приблизительно сотни молодых новичков, только что окончивших ремесленные училища[656].
Как хорошо знал любой советский управленец, обещания, дававшиеся на бумаге, не всегда выполнялись в жизни. Уже в апреле 1948 года Прокофьев, все еще возглавлявший УСДС (его освободят от этой должности в октябре того года), написал Берии письмо с жалобами. Прокофьев сообщал, что Министерство трудовых резервов не только не прислало 2 000 новых рабочих из сельской местности на строительство МГУ, но и вовсе отказалось поставлять рабочую силу хоть в каких-нибудь количествах[657]. В 1950 году Второй строительный отдел УСДС, занимавшийся в основном небоскребом в Зарядье, доложил, что испытывает «острый дефицит в рабочей силе»[658]. Хотя этот отдел начинал год, имея излишек рабочей силы (745 рабочих вместо требовавшихся 616), к концу года в его распоряжении имелось менее 40 % от требовавшейся рабочей силы (965 рабочих вместо 2 516). В отделе жаловались и на то, что от отчаяния приходится нанимать низкоквалифицированных или вовсе не имеющих профессиональных навыков работников. Несмотря на все трудности, УСДС в целом снабжалось лучше, чем большинство других ведомств, отвечавших за строительство небоскребов.
Хотя в архитектурных рисунках проект московских высотных зданий и мыслился как единый, охватывающий весь город план, в действительности ресурсы распределялись неравномерно, и некоторые стройплощадки снабжались лучше других. Если в середине 1949 года на стройплощадке МГУ трудились более 10 тысяч рабочих, на стройках на площади Восстания и Комсомольской было задействовано в общей сложности менее 1 000 человек[659]. В 1950 году на стройке МГУ работали уже более 14 тысяч человек, а жилое здание на площади Восстания строили чуть больше 900 рабочих, гостиницу на Комсомольской площади – менее 700[660]. Строительству МГУ был предоставлен приоритет, и его руководство получало больше рабочей силы и стройматериалов. Но, помимо официальной поддержки этого проекта в ущерб остальным, главной характерной особенностью, отличавшей одну стройплощадку от других, была возможность использовать труд заключенных. Подневольный труд использовался на стройплощадках МГУ и здания на Котельнической набережной, которое возводило МВД. Однако даже на этих объектах начальство неоднократно жаловалось на нехватку рабочих рук.
Конкурируя друг с другом из-за дефицитных материалов и трудовых ресурсов, начальники строек одновременно пытались компенсировать нехватку рабочей силы, мобилизуя уже имеющихся рабочих, а именно – устраивая между ними соревнования. Например, высотники, работавшие на одном объекте, привычно вступали в социалистическое соревнование с коллегами, трудившимися на другом объекте. Цель этих состязаний была простая: увидеть, кто возведет свой небоскреб быстрее. А еще объявлялись соревнования между бригадами, работавшими на одной стройплощадке, – чтобы добиться невероятно высоких производственных показателей. И на этой сцене главную роль играла компартия.
Коммунизм на стройплощадке
Как выразился в 1952 году Яков Цицаркин – каменщик, работавший на стройке МГУ, – университетский небоскреб был «построен для счастья народа, во имя лучезарного будущего – коммунизма»[661]. Местная (действовавшая на стройплощадке МГУ) парторганизация наверняка одобрила бы такое высказывание. Ведь она неустанно трудилась, чтобы укрепить связь между стройплощадкой и коммунизмом. Но, к огорчению партработников, таких энтузиастов, как Цицаркин, было мало. На деле мало кто из рабочих походил на образцового строителя коммунизма, да и не все члены партии подавали остальным хороший пример. В последние годы сталинского правления совмещать строительство небоскребов с коммунистическими идеями становилось все труднее.
Местные парторганизации вели активную работу на каждой стройплощадке, и начальники строительства, так же как архитекторы и инженеры, постоянно пытались мобилизовать рабочих (илл. 6.13). Начальники и архитекторы приходили и на регулярные партсобрания для обсуждения широкого круга вопросов – от морального состояния рабочих до их жилищно-бытовых условий. Одной из главных проблем, с которыми сталкивались руководители строительства небоскребов, было почти полное отсутствие у рабочих реальных стимулов к выполнению и, тем более, перевыполнению производственных нормативов. Конечно, можно было предлагать более высокие заработки и улучшенные жилищные условия стахановцам, ударникам и высококвалифицированным инженерно-техническим работникам (ИТР)[662]. Эта практика, восходившая в 1930-м годам, широко применялась на стройках УСДС, где зарплата стахановцев достигала в 1950 году уровня 1 400 рублей в месяц, что превышало среднюю зарплату рабочего приблизительно втрое[663]. Но начальники строек уповали и на местные партийные ячейки, надеясь, что те сумеют воодушевить, перевоспитать и сплотить разобщенных, неподготовленных и вечно чем-то недовольных рабочих. В 1947 году Прокофьев назвал центральной задачей парторганизации УСДС «работу по политическому воспитанию наших кадров, и прежде всего поднять партийную пропаганду на уровень стоящих перед ним задач, воспитывать любовь и патриотизм»[664].
Илл. 6.13. Архитектор Лев Руднев выступает с трибуны на стройплощадке МГУ. На переднем плане справа – начальник УСДС Александр Комаровский. 1949 г. Собрание ЦГА Москвы
Несмотря на активную работу парторганизаций на всех стройплощадках, лишь незначительное меньшинство самих высотников состояли в рядах компартии. В 1951 году на строительстве высотки на площади Восстания работали 704 рабочих, из которых коммунистами были только 38; на стройплощадке небоскреба у Красных Ворот доля коммунистов среди рабочих составляла всего 3 %[665]. На стройплощадке МГУ соотношения были примерно такими же: в 1951 году в местной парторганизации состояли 656 человек из общего числа – 23 495 трудившихся там рабочих[666]. И потому помимо проведения регулярных партсобраний, местные партийные руководители старались политически и идейно просвещать беспартийных рабочих в надежде, что те тоже пожелают вступить в ряды коммунистов.
С этой целью прямо на стройплощадках и в местах проживания рабочих устраивались различные мероприятия. В 1949 году парторганизация небоскреба у Красных Ворот отчиталась о создании учебного кружка для рабочих, где они читали «Краткий курс истории ВКП(б)». В кружке занимались 15 коммунистов и 14 беспартийных – управленцы и стахановцы. В итоге двое из посещавших занятия в кружке, «повысив свой политический уровень, вступили… в кандидаты членов ВКП(б)»[667].