Снизу доносятся звуки «Лунной реки», раздражающие Шекета ничуть не меньше, чем живопись в мастерской Меган. Для него ее живопись и эта песня слишком мягкотелы, наполнены слоями бесполезных эмоций, туманящих разум и мешающих понять основную истину: жизнь темна, жестока и бессмысленна. Жизнь целиком состоит из желаний и способов их удовлетворения, из голода и его утоления, а также из сопутствующих им ненависти и насилия. Вся жизненная философия – брать то, что тебе нужно, и любыми средствами. Кража, изнасилование, убийство не менее естественны для человечества, чем дыхание. Они – необходимая сыворотка для замеса данного вида млекопитающих. В Шекете эта сыворотка достигнет невиданной доселе чистоты.
Откинув одеяло, он садится на край кровати. Потом всовывает ноги в ботинки и завязывает шнурки. Взяв с тумбочки пистолет, он выходит из спальни.
Вуди вошел в гостиную, и сердце Меган возликовало. Она надеялась, что сын достаточно оправился от своего сумрачного состояния и теперь поставит на место хотя бы часть опрокинутых фотографий. Вуди приблизился к роялю. Меган снова заиграла «Лунную реку». Он лишь стоял и слушал. Лицо у него было сонное.
Окончив играть и тихо закрыв крышку, Меган спросила:
– Дорогой, зачем ты перевернул эти снимки? – Вуди посмотрел на опрокинутые рамки и нахмурился. – Знаю, ты до сих пор скучаешь по отцу. Я тоже по нему скучаю, очень скучаю. И всегда буду скучать. Он был лучшим из мужчин, какие мне встречались. – Вуди смотрел на нее и продолжал хмуриться, но его глаза и лицо оставались непроницаемыми. – Можно убрать папины фотографии, но это не убережет тебя от болезненных воспоминаний. Твой отец продолжает жить в этих снимках и в нашей памяти. Мы храним его в наших сердцах, где он будет жить всегда. Это лучший способ принять случившееся. Понимаешь, дорогой?
Сын хмуро кивнул. Когда Меган предложила вместе поднять рамки с фотографиями, он вышел из гостиной.
Звать его обратно было бесполезно. Причина такого поведения Вуди крылась не в невнимательности или непослушании. Он был узником своего состояния и каждое событие понимал и истолковывал по-своему. Для Меган его логика оставалась недосягаемой.
Вполне вероятно, что, когда они пообедают и Меган займется мытьем посуды, Вуди пойдет в гостиную и вернет рамки в прежнее положение. Такая задержка с выполнением ее просьб случалась довольно часто, словно Меган говорила на иностранном языке и произнесенные ею фразы требовали утомительного перевода.
Она последовала за сыном в коридор и потом в кухню. Придя туда, Вуди сел на стул, на котором прежде сидела Меган, и взял ее книгу. Стараясь не выронить закладку, он начал читать с первой страницы.
Роман вполне годился для семейного чтения, и потому Меган не стала забирать книгу, а лишь сказала:
– Сегодня у нас будет поздний обед, зато очень вкусный.
Прежде чем достать из холодильника морковь с цветной капустой и поставить их разогреваться, Меган налила себе второй бокал каберне. Взяв другой такой же бокал, она налила туда малиново-виноградный сок, немного разбавив его газировкой «Спарклинг айс». Коктейль для Вуди.
Шекет стоит на верхней ступеньке лестницы, прислонившись спиной к стене коридора. Он видит, как мальчишка, а затем и очаровательная мать этого ничтожества покидают гостиную. Слыша их односторонний разговор, он задается вопросом, не страдает ли Меган легкой формой умственного расстройства. Ну, родила немого идиота, у которого дефектный мозг. Так зачем же говорить с ним так, будто он все понимает и в любой момент может ответить? За свою убогую жизнь этот недомерок не произнес ни слова.
Легкий скрип вращающейся двери подсказывает Шекету: они вошли в кухню. Тогда он спускается вниз, неслышно, словно Чеширский кот. Не хватает лишь улыбки. Его по-прежнему будоражит собственное преображение. И не только. Ноздри улавливают слабый запах влажной вагины, оставленный Меган. От предвкушения его рот наполняется слюной, которую он слизывает с уголков губ.
Шекет заходит в гостиную. Его улыбка тускнеет, когда он вспоминает слова, сказанные Меган об этом вероломном ничтожестве Джейсоне. Одна фраза особенно возмущает Шекета: «Он был лучшим из мужчин, какие мне встречались».
Возможно, у этой шлюхи была куча мужчин, но она никогда по-настоящему не знала Ли Шекета. Никогда не впускала его в свои врата и не давала ему шанса доказать, что он способен удовлетворить ее так, как не смог бы ни один мужчина в мире.
Вскоре все изменится.
Подойдя к роялю, он смотрит на опрокинутые серебряные рамки. Берет одну, переворачивает и глядит на фото Меган и Джейсона: снимок добычи и вора, горячей суки и вероломного мерзавца.
Его первым импульсом было швырнуть рамку на пол, раздавить защитное стекло, а со стеклом и все дорогие Меган воспоминания. Он вправе это сделать, ведь Меган со своим поганым муженьком точно так же раздавила надежды Шекета.
Но она услышит шум и прибежит проверять, что перечеркнет его замысел. Гостиная – не то место, где Шекет намерен раскрыть Меган ее будущее. И еще слишком рано. Побывав в ее постели и взнуздав себя фантазиями о наслаждениях с ней, Шекет твердо решил, что их встреча произойдет именно там. Он проскользнет под одеяло и разбудит Меган, овладев ею. В темноте, ошеломленная случившимся, она будет недоумевать, кто это оказался на ней и подарил изумительное наслаждение. А он, теперь способный видеть в темноте, будет наблюдать, как шок и испуг Меган быстро сменятся восторгом. Ее красивые ноги обовьют его, чтобы он вошел еще глубже. Археи – не бактерии, и потому изменения, которые миллиарды этих микроскопических тварей произвели в нем и продолжают производить, невозможно передать другому, как вирус гриппа. Но если новая генетическая информация, проникшая в него, проникла и в его сперму, он оплодотворит Меган и она родит ребенка, превосходящего всех детей так же, как Ли Шекет нынче превосходит всех людей.