По непонятным ей причинам Вуди ел медленнее и с бóльшим аппетитом, когда кухня освещалась свечами. Для этой цели Меган приготовила шесть красных стеклянных плошек, поместив в каждую по свечке, способной гореть четыре часа. Свет всегда должен проходить через красное стекло. Колеблющееся пламя, видное через прозрачные плошки, возбуждало Вуди. От синих плошек он терял аппетит, а от зеленых впадал в депрессию.

Тарелки Меган пока оставила на разделочном столе. Ей хватало одной, но Вуди так не мог. Мясной рулет он будет есть с глубокой тарелки, а три мелкие понадобятся ему для запеканки и двух сортов овощного гарнира. Если смешать разные виды пищи на одной тарелке, он не сможет есть. Почему? Меган этого не знала. Наверное, он и сам не знал.

Когда Вуди спустится в кухню, она поставит разогреваться морковь и цветную капусту, после чего займется приготовлением «коктейля» для сына. Если Меган пила белое вино, Вуди требовалась чистая ароматизированная вода. Если же она наливала себе бокал каберне, сын пил малиново-виноградный сок, совпадавший по цвету с вином. Меган хватало иных забот, чтобы пытаться искать причины этого странного предпочтения.

По вечерам Меган позволяла себе один-два бокала вина. Сейчас, ожидая прихода Вуди, она налила себе каберне «Кеймус».

Через стеклянную верхнюю створку задней двери она смотрела во двор. Туда, где на ее почти готовой картине Вуди кормил оленей. Сын был запечатлен лишь на нескольких ее картинах. Впервые изобразив Вуди, она почувствовала, что его присутствие меняет весь сюжет. Меган уже не могла написать двор, где нет Вуди. Несмотря на свой аутизм, а может, вследствие этой особенности он обладал необъяснимой притягательностью. Он собирал мир вокруг себя, менял привычные очертания, наполнял его новыми красками и давал ему новый смысл. Вот и сейчас двор без Вуди выглядел незавершенным, похожим на набросок, на этюд для более серьезной картины. А может, и вовсе не присутствие Вуди преображало эти места, а ее любовь к нему придавала им мистическое свойство.

Сумеречный лес в конце лужайки был похож на причудливый замок с башнями и парапетами. Так он выглядел и на картине Меган. Прежде она не понимала, почему лес на ее полотне получился каким-то угрожающим и даже зловещим, а сейчас вдруг поняла. Лес олицетворял все зло внешнего мира, резко контрастируя с чистотой и невинностью самого Вуди. Случись с ней что – и она уже не сможет оберегать сына, ему с этим злом не справиться.

Меган подошла к столу, на котором лежал наполовину прочитанный роман. Найдя нужную страницу, она погрузилась в чтение. Она много чего успела за день и честно заработала отдых. Книга ей нравилась, а вино было еще лучше.

Сюжетом романа была власть одиночества. Меган уверяла себя, что не одинока, хотя и знала: это ложь. Она говорила, что жизнь прекрасна и есть беды похуже одиночества. Здесь она себе не лгала.

Свет из коридора проходит сквозь арку гостиной и ложится неяркой золотистой дугой на пол и мебель. Но дальше его владения кончаются. Чем ближе к стеклянным дверям, тем сумрачнее пространство, полное теней. Пасмурный день снаружи неумолимо переходит в сумерки.

Преобразившимся глазам Шекета хватает и этого скудного света. Он идет дальше и подходит к «стейнвею». Он и забыл, что Меган играет на рояле.

Крышка рояля опущена. На ней разместилась искусная подборка фотографий в серебряных рамках. Рамки притягивают свет, достигающий этого места. Новому зрению Шекета серебро кажется расплавленным и текучим, хотя рамки сохраняют форму.

Снимки запечатлели счастливые времена, когда семья была полной: Джейсон и Меган, Джейсон и Вуди, Меган и Вуди, они втроем, несколько снимков одного Джейсона. Родители везде улыбаются, а их отпрыск – лишь иногда. Ничего удивительного: мозговой дефект, умственная отсталость. Джейсон украл Меган у Шекета и поплатился, получив никчемного сына. Но даже после гибели этот вероломный подонок продолжает жить в ее мире, владея ее сердцем.

Одну за одной Шекет поворачивает все фотографии лицом вниз. Позже, когда мальчишки не станет, когда Меган поймет, кто теперь владеет ею, он будет смотреть, как она сама вытаскивает снимки из рамок и бросает в горящий камин.

Из задней части дома доносятся какие-то звуки. Кажется, из кухни. Шекета они не пугают. Звуки не приближаются. Он сразу ее учует, учует влажность этой горячей суки. Но пока ее здесь нет.

Дом сейчас принадлежит ему. Меган и не подозревает, что дом принадлежит Шекету. Захочет – сожжет дотла. Если после смерти мальчишки, когда Шекет ночью проберется к Меган в постель и покажет, чего она была лишена все годы… если и тогда эта шлюха откажется подчиниться, он сделает с ней то же, что с Джастин. Потом подожжет дом и отправится в Коста-Рику, где полно горячих женщин, где джунгли и море. Где столько горячих женщин, что ему столько и не надо.

Преображение продолжается. Шекет удивляется, насколько решительным он становится во всех делах.

Он покидает гостиную и идет по коридору к передней лестнице. Поднимаясь по ней, он водит языком по верхним и нижним зубам, дотрагиваясь не только до коренных зубов, но и до клыков с резцами.

Это не замешательство. Это хуже, чем замешательство. Вуди страшно и стыдно. Он едва не раскрыл себя убийцам из Темной Паутины, создавшим сайт «Трагедия». Он едва не навлек опасность на себя и маму. В этом состоянии Вуди только и оставалось, что удалиться в Драконий замок, где он часто находил пристанище в худшие моменты своей жизни и восстанавливался после полученных ударов.

Драконий замок существовал в его воображении, но порой, в такие ужасные моменты, как сейчас, замок казался ему более настоящим во всех мелочах, чем так называемый реальный мир. Ширина внешней стены была четырнадцать футов. Два слоя кладки из местного песчаника и десять футов пространства, заполненного обломками камней и раствором извести. Десять высоких башен, устремленных в постоянно хмурое небо, включая две башни у внешних ворот и две у ворот галереи. Внешний двор отделялся от внутреннего второй, еще более широкой стеной с еще более неприступными воротами и шестью башнями повыше. Зубчатые парапеты с узкими бойницами для лучников и амбразурами, откуда врагов, наступающих снизу, будут поливать кипящим маслом и забрасывать камнями. К каждым воротам вели пандусы высотой в двадцать пять футов, охраняемые лучниками. Каждый пандус заканчивался у подъемного моста, переброшенного через ров. Каждые ворота были снабжены тяжелыми деревянными решетками, окованными железом. Достаточно нажать на рычаг, и решетки опустятся, преградив доступ врагу. А за решетками находились массивные деревянные двери, тоже окованные железом. В случае опасности они мгновенно закрывались и закладывались изнутри двойными засовами.

Вуди тщательно выбирал название замка. Правильнее было бы назвать его Виверновым, поскольку он имел в виду свирепых двуногих драконов с хвостами, усеянными ядовитыми шипами. Но Драконий звучало лучше. В любом случае плохие люди вряд ли отважатся проникнуть в Драконий замок.