Карсону было сорок два. Прежде он работал в бюро судебно-медицинской экспертизы Чикаго – города, неизменно лидирующего по числу преступлений и потому именуемого столицей криминала. Карсон начинал с самых низов, поднимаясь по карьерной лестнице. С какого-то момента его стала угнетать низкая раскрываемость преступлений. Большинство их было связано с гангстерами. Судя по всему, правящая элита города не могла или не хотела бороться с бандами.

А потом насилие коснулась и самого Карсона. Его жена Лисса была убита выстрелами из проезжавшей машины. Убийство носило все признаки «посвящения в гангстеры». Какая-то мразь застрелила совершенно незнакомую ему женщину, доказывая, что у него громадные яйца и слишком маленькое сердце, чтобы терзаться сомнениями. Такие убийства раскрывались труднее всего, поскольку отсутствовали объяснимые мотивы преступления и не было доказуемой причины и следствия. Карсон знал: убийцу Лиссы никогда не найдут, а он больше не сможет жить в городе, где подонок, отнявший чужую жизнь, все еще наслаждается собственной жизнью.

Это случилось пять лет назад. Убийство Лиссы так и не было раскрыто. Иногда, погружаясь в глубины беспокойного сна, Карсон получал удовлетворение, осуществляя кровавую месть. В этих снах он бродил по опасным улицам, подражая герою Дензела Вашингтона из фильма «Великий уравнитель». Логика сновидения помогала ему найти и растерзать убийцу. Однако все его упования на справедливость в бодрствующем мире были равны нулю.

Четыре года назад округ Пайнхейвен решил отказаться от практики выборных судмедэкспертов и организовать свою судебно-медицинскую службу. Претендентов было много. Власти округа остановились на Карсоне. В круг его обязанностей входило не только профессиональное вскрытие трупов для последующего представления в суде результатов, но и создание надлежащей криминологической лаборатории, которая освободит офис шерифа от необходимости отправлять результаты проведенных исследований начальству на уровне штата. До Карсона окружными судмедэкспертами почти сплошь становились врачи, вышедшие на пенсию, или работники похоронного бюро. Те и другие старательно выполняли свою работу, однако никто из них не обладал достаточными знаниями и опытом и не понимал, как надо действовать, чтобы не повредить доказательства, полученные в результате вскрытия.

В первый год Карсон работал по восемьдесят часов в неделю. Плотный график помогал ему обрести желанное забвение. Высокий темп он сохранял и в последующие годы, но свою должность занимал уверенно, получая удовлетворение от работы. Он родился и вырос в Чикаго, а потому хорошо знал, каково быть чернокожим в этом городе. Перебравшись в Пайнхейвен, он ожидал, что его врастание в провинциальную жизнь будет, мягко говоря, непростым. Но вопреки всем его ожиданиям он прижился здесь быстро и вполне гармонично. Ему нравился скромный уровень здешней жизни, великолепие Сьерра-Невады и других природных красот. Карсон любил смотреть на оленей, бродящих по Мейн-стрит, словно любопытные туристы, заинтересовавшиеся особенностями жизни в Пайнхейвене. Ему нравились даже наглые, но сообразительные еноты, неутомимо ломавшие новые и все более хитроумные замки, которые он ставил на крышки мусорных контейнеров. Местные жители совсем не соответствовали стереотипам, о которых его предупреждали, когда он покидал Чикаго. В поселках и городках провинциальных округов страны вот уже сорок лет, если не больше, сохранялась особая атмосфера умудренности и честности, недоступная пониманию жителей мегаполисов и работников СМИ. Карсон был счастлив здесь. Его восхищало неспешное течение событий. Он благодарил судьбу, освободившую его от суеты большого города, превращавшей жизнь в нескончаемую марафонскую гонку.

Но с прошлого года или чуть раньше тревожные перемены добрались и до округа Пайнхейвен. Здесь стали появляться «эмиссары» MS-13 и других банд, организованных выходцами из стран Центральной Америки. Они разнюхивали возможности для устройства подпольных лабораторий по производству синтетических наркотиков, а заодно проверяли силу и решимость местных правоохранительных органов. Было несколько стычек между заезжими гангстерами и окружными полицейскими, но ничего особо серьезного. И вдруг однажды бесследно пропала несовершеннолетняя Дженна Макколл – симпатичная девочка, примерная дочь и старательная ученица. Вовсе не типаж девчонки-«оторвы», решившей сбежать из дома. Вскоре тринадцатилетнего Джимми Талберта, ехавшего на велосипеде по лесной дороге, сбила машина, водитель которой скрылся, оставив подростка истекать кровью. Подобных случаев в Пайнхейвене не было уже тридцать шесть лет. Естественно, местные жители, руководствуясь здравым смыслом, стали подозрительными.

Однако никакие подозрения и страхи не смогли подготовить Карсона Конроя к тому состоянию, в каком к нему попал труп Джастин Клайнмен.

Морг располагал двумя столами для вскрытия, каждый с весами и раковиной. На первом лежал Пейнтон Спейдер. Преступник застрелил его почти в упор, выпустив четыре разрывные пули. Повреждение тканей и костей вполне соответствовало ожидаемому.

Поначалу Карсон решил, что Джастин тоже застрелили, а потом дикие звери, вероятно койоты, обезобразили ее труп. Не обнаружив следов пулевых ранений, Карсон стал искать следы ножевых и тоже не нашел. Череп убитой был цел. Убийство тупым предметом исключалось.

Только потом, отбросив все возможные способы убийства, Карсон решил присмотреться к ее лицу. Точнее, к тому, что от него осталось. Наверное, при жизни она была красивой женщиной. Останки лица не позволяли говорить об этом наверняка. Бóльшая его часть была съедена. Та же участь постигла одну ее грудь и часть второй. За свою практику Карсон навидался всякого, и ужасы, с которыми сталкивались жертвы, давно перестали вызывать у него оторопь. Но сейчас его прошиб озноб. Холод полз по его спине, словно орда насекомых. Следы укусов по периметру оставшейся ткани не принадлежали никакому животному. Кривизна периметра и рисунок зубов указывали на человеческий рот.

Меган успела прочитать три главы романа и допить бокал каберне, а Вуди так и не появился в кухне.

Когда он слишком глубоко уходил в себя и потом не мог вернуться в реальный мир, Меган помогала ему музыкой. Он любил слушать ее игру на рояле, любил смотреть, как она играет, и, казалось, удивлялся ее способности создавать музыку простым нажатием клавиш.

Порой Меган оставляла сыну записки. В самой последней она спрашивала: «Хочешь, я научу тебя играть на рояле?»

Вуди не ответил на эту записку. Все прежние он тоже оставлял без ответа, однако Меган не теряла надежды. Обмен записками – это далеко не то, что диалог, но более удовлетворительный способ общения, чем тот, что существовал у них сейчас.

Меган прошла в гостиную и включила свет. Увиденное заставило ее застыть на месте. Все серебряные рамки с фотографиями были опрокинуты.

Раз в неделю Верна Брикит мыла стеклянные предметы и чистила серебро. Но она ни за что не оставила бы фотографии в таком состоянии. Ни в коем случае. Верна была педантична почти до фанатизма.

Значит, это сделал Вуди. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: ему вдруг стало невыносимо смотреть на снимки, где везде был его отец. Меган считала, что за три года сын сжился с утратой. Оказалось, что не настолько, как ей думалось. Вуди был гением. Люди привыкли считать, будто гении менее эмоциональны, чем остальная часть человечества. Но Меган знала: Вуди не таков. Он умел глубоко чувствовать. Иногда ей казалось, что Вуди молчал по одной-единственной причине: он боялся. Боялся, что длительно удерживаемые эмоции вырвутся наружу с вулканической силой, он не сможет их контролировать и поток его эмоций шокирует слушающих.

Меган решила не трогать фотографии и не поднимать крышку рояля. Потом, когда Вуди успокоится, она спросит его о снимках.

Она села на вертящийся стул, подняла крышку клавиатуры, согнула пальцы, приготовившись играть.

У Вуди было около дюжины любимых песен, каждую из которых он мог слушать часами. Иногда их набор менялся. Хотя слова имели для него значимость, Меган подозревала, что мелодии могли проникать прямо в его душу.