3. Можно признать фундаментальную абсурдность человеческого существования и просто быть в нем!

Я добавил восклицательный знак, пытаясь скрыть, насколько это мрачное предложение. Но для Камю это единственный реальный вариант.

Единственный способ справиться с нашим стремлением к смыслу внутри пустой, бессмысленной Вселенной — признать, насколько абсурдно то, что мы существуем в пустой, бессмысленной Вселенной и желаем найти смысл. Камю хочет, чтобы мы стояли посреди урагана абсурда, не отрицая его и не позволяя ему победить нас.

В «Мифе о Сизифе» Камю разбирает знаменитую басню, в которой Сизиф обречен катить тяжелый камень вверх по склону, после чего тот катится обратно вниз, а Сизиф должен спуститься и катить его обратно вверх по склону, и это длится вечно. Он разозлил богов, за что те так распорядились его судьбой: дали ему абсурдное задание, которое он должен выполнять бесконечно. Но Камю видел это иначе: Сизифу приходится выполнять одну и ту же нелепую задачу снова и снова, и так до бесконечности, ну и что? Современный рабочий, по его словам, каждый день выполняет одни и те же задачи, и его судьба не менее абсурдна[327]. А в случае с Сизифом — «Его судьба принадлежит ему. Его камень — это его собственность»[328]. Камю говорит, что существование Сизифа намеренно было сделано неумолимо абсурдным, а значит, что это все, о чем может думать Сизиф, и он понимает, насколько это абсурдно. Он свободен от отвлекающей иллюзии смысла: есть единственная задача, эта борьба. Камю заканчивает фразой, которая уже семьдесят лет переворачивает с ног на голову мир первокурсников: «Нужно представить Сизифа счастливым»[329].

Итак, у нас есть пара новых теоретических подходов к этике, связанных с идеей абсолютной, радикальной свободы. Могут ли они как-то помочь нам в нашем стремлении стать лучше?

Критики Сартра предложили достойный ответ, напоминающий вопрос, который, как я и предполагал, мог возникнуть у некоторых из вас в начале книги: кто вы, черт возьми, такой, чтобы судить меня? Если нет высшей силы, почему кто-то имеет право говорить, будто другие должны делать то же, что и он? Ответ Сартра состоял в том, чтобы сказать нам, что мы делаем свой выбор индивидуально, но в присутствии других[330]. И если мы видим, что кто-то полагается на религию или другую систему в качестве «причины» для принятия решения, это человек облажался. Он называет такую зависимость от внешних факторов или систем ошибочной[331] и предлагает нам открыто об этом заявить. Это не совсем полная «этическая» система, но Сартра, безусловно, волнует то, что мы делаем и почему. И если подруга спросит нас, что мы думаем о ее уродливой блузке, а мы обратимся за советом к Камю, он беззаботно улыбнется и скажет, что вы должны остаться голым в этом нелепом фарсе существования, хотя это не слишком поможет нам. Но это не значит, что ему нечего предложить нам с точки зрения стремления стать лучше. Ведь оба экзистенциалиста заявляют, что мы полностью несем ответственность за свои действия.

Полная свобода, которую экзистенциалисты запихивают нам в глотку, настаивая, что мы не можем защитить свой выбор с помощью какой-нибудь внешней системы, удерживает нас от использования этих систем в качестве опоры. Представим, что мы оказались в одной из тех странных этических противоречивых ситуаций, где невозможно найти ответ. Наша подруга Сью страшно разозлилась на другую нашу подругу, Джину, потому что та распространяет слухи, будто Сью изменяет своему парню. Когда Сью жалуется нам, мы говорим ей, что мы на ее стороне, потому что Джина склонна к такому поведению (ну, вы же знаете Джину, с ней всегда одни неприятности). А потом, по случайному совпадению, нам звонит Джина и спрашивает, не хотим ли мы пожить в ее доме у озера в выходные, потому что ей нужно уехать к больной матери. Мы знаем, что Сью это не понравится. «Как ты мог принять ее предложение после того, как она ужасно со мной поступила?!» — скорее всего, скажет она (ну, вы знаете Сью, у нее легкий комплекс мученика). Впрочем… мы не имеем отношения к этой ссоре, а идея провести весь день у озера кажется заманчивой. Вдобавок Джина хочет отплатить нам за то, что в прошлом году мы забрали ее из аэропорта, и если мы скажем «нет», то нужно либо а) объяснить ей, что мы отказываем ей присмотреть за домом из-за ссоры с Сью, либо б) лгать ей, а мы где-то читали, что Кант запрещает нам лгать, и в) Джина считает, что мы окажем ей услугу, присмотрев за домом, поскольку она ужасно нервничает из-за больной матери. И так далее. Нам то и дело приходится принимать сложные решения, ради которых нужно рассмотреть пятьдесят разных соображений, выбрать из множества этических векторов и пройти кучу тестов на лояльность. Но иногда, даже если мы полны решимости стать хорошими маленькими утилитаристами, или искателями добродетели, или соблюсти деонтологические принципы, во всем этом невозможно разобраться.

Когда это происходит, у нас возникает соблазн поискать что-то надежное, за что можно зацепиться, причину, которая оправдывает то, что мы собираемся сделать, как будто это единственный возможный вариант. Найдя причину, мы чувствуем себя лучше, ведь так выбор кажется нам неизбежным. Тем самым мы освобождаем себя от ответственности. «У нас не было другого выбора, кроме как принять предложение Джины, это было бы невежливо». Или: «У нас не было другого выбора, кроме как отказаться от этого предложения во имя нашей дружбы со Сью». Экзистенциалисты напоминают нам в этот момент: это всегда наш выбор. Несмотря на все запутанные конструкции французской речи[332], в экзистенциализме Сартра есть простота: мы решаем действовать, и выбор остается за нами и только за нами. В экзистенциализме Камю тоже есть утешение: просто бытие человеком часто кажется смешным, а истинное счастье возникает из-за принятия этой нелепости как неизбежной. При этом оба призывают нас не зацикливаться на ошибках. Ладно, мы всё испортили. В следующий раз мы так не сделаем. Аристотель просит нас пробовать разное, чтобы найти «золотую середину» добродетели, а экзистенциалисты говорят: продолжайте выбирать, ведь выбор — это все, что у нас есть в нашей абсурдной, бессмысленной Вселенной.

Но хотя Сартр считает свой экзистенциализм «гуманистическим», а Камю предполагает, что мифическому Сизифу он несет освобождение, для реальных людей он довольно безжалостен. Представим себе небогатую женщину из сельской местности Аляски, вывихнувшую колено. Врач прописывает ей абсурдно мощные препараты, потому что он нечист на руку и заключил сделку с фармацевтической компанией. Она впадает в зависимость, не может позволить себе приобрести лекарства и в конце концов крадет деньги с заправки, чтобы заплатить коррумпированному врачу. Считать ли ее воровкой? Сартр сказал бы «да»: она сделала этот выбор, это ее выбор и только ее и т. д. Но увещевания из серии «мы несем ответственность за свои решения» не особо работают, когда дьявольская фармацевтическая компания изобрела мощный препарат, солгала о вызывающих привыкание свойствах, а коррумпированный врач пристрастил вас к этому лекарству[333]. Утверждение, что то, какими мы стали, — это наш выбор, не учитывает, что иногда выбор делается за нас. Люди часто оказываются в каких-то ситуациях против своей воли, они просто попадают в них и вынуждены делать другой выбор, который в более снисходительном (или хотя бы нейтральном) мире они бы не сделали. Мы рассмотрим это подробнее в следующей главе, но здесь уместно сказать следующее: выбор, который мы делаем, может быть нашим собственным, но часто мы почти или совсем не контролируем условия, в которых мы родились, и многие события, которые происходят с нами после этого[334]^, [335].

Мы послушали много теорий, охватывающих десятки столетий, и все они дали нам основания задуматься о том, хорошо ли то, что мы делаем, и о том, как постараться стать лучше. Но есть один важный аспект человеческого состояния, которым никто из теоретиков, по сути, не озаботился: контекст. Немногие из философских школ учитывают тот очевидный факт, что для одних из нас моральный выбор намного сложнее, чем для других, в зависимости от обстоятельств. Как выходит, что одни и те же правила применимы ко мне, принцу Уильяму, той бедной женщине, которую врач подсадил на обезболивающие, южнокорейскому стоматологу-гигиенисту, исполнительнице хип-хопа Карди Би, фермеру, выращивающему сахарный тростник в Гайане, и вам? Когда мы говорили о том, что «мы» должны делать в каждой конкретной ситуации, мы упускали момент, что внутри «мы» есть целая куча разных «я» и каждое «я» относится к уникальной жизни с уникальными проблемами и привилегиями, которые делают работу по самосовершенствованию сложнее или проще для этого «я», чем для «меня», живущего по соседству.

Так что хватит обобщать. Перейдем к конкретике.