На вершине пищевой цепочки стоят такие люди, как Джефф Безос и миллиардер и медиапродюсер Дэвид Геффен, на которых, учитывая богатство (хотя это большой вопрос), лежит наибольшая ответственность за помощь другим. Но во время пандемии COVID-19 они часто этого не делали. В начале кризиса Amazon начала кампанию по сбору средств для своих работников GoFundMe[256]^, [257], эффект от которой был таким же, как после случая, когда Безос выделил 690 000 долларов на борьбу с лесными пожарами в Австралии. Простые расчеты показывают, что он мог бы лично выплатить всем своим 250 000 сотрудников на минимальной ставке полную годовую зарплату и у него все равно остались бы примерно 175 млрд долларов. Когда вы самый богатый человек в мире и на вас трудятся сотни тысяч людей, которым угрожает опасность, ваши обязанности выходят далеко за рамки «заплатить за выгул собаки». Геффен, не желая отставать, в какой-то момент опубликовал в интернете фотографию своей яхты стоимостью 590 млн долларов, мирно плывущей вдоль Гренадинов, и без иронии добавил подпись о важности социальной дистанции[258]. Если вам тоже интересно на это посмотреть, скажу, что он очень быстро закрыл общий доступ к своему аккаунту — и с тех пор о нем ничего не было слышно.

Я не так суров к Геффену, как был бы Питер Сингер. Я бы не сказал, что он морально обязан продать яхту и пожертвовать деньги на благотворительность. Но я бы сказал, что как человек, имеющий миллиарды долларов, он должен сделать больше хорошего во время пандемии, чем обычный человек, поскольку страдали все. Я бы также порекомендовал ему потратить часть этих денег на консультанта по социальным сетям, чтобы, когда он попытается опубликовать фотографию яхты стоимостью 590 млн долларов на той же неделе, когда рекордное число американцев потеряет работу, рядом нашелся бы кто-нибудь, кто схватил бы его телефон и выбросил его в океан.

Ладонь Сингера на нашем плече — хлоп, хлоп, хлоп! — очень хорошо напоминает нам, когда мы спускаем впустую время и деньги, которые можно потратить с большей пользой. Но иногда возникает еще одна загвоздка. Проблема не всегда в том, что мы тратили деньги, не думая о возможности использовать их на благо мира. Иногда мы пытались сделать что-то хорошее, да, мы слушали Сингера, но, как и в случае с товарищем из введения, изо всех сил пытающегося творить добро, мир все равно влепил нам затрещину.

В 2004 г. я переехал в Лос-Анджелес, и мне впервые в жизни пришлось обзавестись машиной. Я остановил выбор на среднем седане. Машина была недешевой, но смотрелась круто, и у нее был высокий рейтинг по безопасности. Примерно через три месяца я возненавидел ее. И не потому, что мне не нравилось водить. Как раз нравилось. И не потому, что ездить по Лос-Анджелесу ужасно на любой машине. Я ненавидел ее за то, сколько бензина она сжирала. Как человек, много говоривший о негативном воздействии двигателей внутреннего сгорания на окружающую среду, я чувствовал себя (логично) лицемером, сидя за рулем машины, которая на 30 км тратила 4 л.

Именно поэтому, как только срок аренды истек, я купил Toyota Prius, которая на тот момент считалась одной из самых экономичных машин: 4 л бензина ей хватало в среднем на 60–80 км. Намного лучше! Я ощущал себя меньшим лицемером. Пока мой друг не сказал мне, что производство гибридных аккумуляторов для Prius на самом деле опаснее для окружающей среды, чем для обычного автомобиля на бензине, хотя причины я уже теперь не совсем помню (что-то там химическое в батареях, что-то про утечку в грунтовые воды и что-то еще). Пока я разбирался, правда ли это, я прочел статью о том, что на рынке появляются полностью электрические автомобили, и поклялся, что одной из следующих покупок будет один из них… но потом нашел очень резкую статью о том, что на самом деле это хуже, поскольку электричество в Калифорнии производят в основном на электростанциях, работающих на угле[259]^, [260]. Так что, если у вас нет солнечных батарей, от которых можно питать машину, то вы, дурачок, причиняете больше вреда, управляя полностью электрическим транспортным средством. Тогда у меня случился приступ паники, я лег на пол и положил на лоб холодный компресс.

Итак, возвращаемся к Моральному Истощению[261]. Но это новый, более опасный вид Морального Истощения[262], при котором нас так или иначе наказывают, даже если мы ведем себя лучше, чем раньше. И что еще хуже, мы часто сталкиваемся с людьми, которые критикуют нас за то, что мы облажались. Как вы могли поддержать этого члена Конгресса, разве вы не знаете, что он голосовал за войну в Ираке? Как вы могли купить эти бумажные полотенца, производители которых загрязняют реки? Как вы можете смотреть такой-то фильм, есть такую-то еду, путешествовать в такую-то страну, играть на волынке этой марки?[263] Похоже, каждый раз, когда нам кажется, что мы приняли верное решение, даже если мы как следует изучили проблему и считаем, что выбрали лучший вариант, кто-то напишет статью, объясняющую, почему мы, по сути, стали частью проблемы. Кроме того, ужасно раздражает, когда кто-нибудь из друзей или членов семьи или всегда готовые помочь онлайн-знакомые с огромным удовольствием указывают нам, в чем наша ошибка. О, ты любишь бутерброды с арахисовым маслом и вареньем? Прекрасно. Полагаю, тебе наплевать на ОДИННАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ДЕТЕЙ, которые СТРАДАЮТ ОТ АЛЛЕРГИИ на АРАХИС и могут УМЕРЕТЬ из-за твоего ЭГОИЗМА. #дакактысмеешь #арахиспосправедливостидлявсех #требовательныемамочкивыбираютЖИЗНЬ.

Думаю, такие этические дилеммы уникальны именно для нашего времени: когда вокруг столько доступной информации, нам не избежать чувства вины (или стыда), возникающего, когда мы узнаём о своих непреднамеренно плохих решениях? В 340 г. до н. э. никто не понимал пагубных последствий личного выбора для дикой природы. Но теперь мы знаем всё, а если нет, то много тех, кто знает (или хотя бы притворяется, что знает) и с удовольствием объясняет нам, как неправильно мы себя ведем. Это этическая дилемма второго уровня: как реагировать на этические дилеммы, которые непреднамеренно возникают в результате попыток решить этические дилеммы? Настоящая путаница. Если раньше нам было трудно определить кантовскую максиму или провести утилитаристский расчет, ну… ладно, забудьте об этом. Это задачка для Аристотеля с его подходом «Каким человеком я должен быть?». Итак, Аристотель, насколько нас должна волновать вероятность того, что мы будем действовать максимально добродетельно в меру своих сил и все равно получим удар под дых?

Специалист по этике добродетели сказал бы: ну, если мы слишком беспокоимся о непредвиденных плохих последствиях своего поведения, мы дойдем до своего рода паралича и станем только рассматривать и пересматривать потенциальные последствия своих действий. Мы будем настолько озабочены возможными плохими результатами самых простых решений, что начнем нервно расхаживать и дергаться, пытаясь определить, какую марку консервированных персиков купить. Но если мы будем недостаточно задумываться о непредвиденных последствиях, мы снова скатимся в апатию и вообще перестанем заботиться о том, что благодаря нам все может неожиданно пойти не так. Появится угроза, что мы станем людьми, которым наплевать на все наши поступки. Нужно найти золотую середину, где мы продумываем всё как можно тщательнее, но прощаем себя, когда благие действия приводят к нежелательным результатам.

Я не хотел быть лицемером и, сидя за рулем автомобиля с огромным расходом бензина, призывать других ограничить использование ископаемого топлива. Меня мутило от такого несоответствия, мне было неловко, ведь в лицемерии нет ничего хорошего. Это одна из черт натуры, которая больше других бесит окружающих (наша старая знакомая Джудит Шкляр написала целую главу о лицемерии, на которое, как вы наверняка догадываетесь, ей плевать). Но есть и разница между изначальным лицемерием (вождение автомобиля, когда мы знаем, что он вреден для окружающей среды) и случайным (вождение автомобиля, который не так опасен для окружающей среды из-за топлива, но вреден по другой причине). Если Аристотель помог нам справиться с первой волной замешательства и вины, то до конца нас доведет — с учетом моих благих намерений — какой-нибудь подход Канта.

Так же, как и в предыдущей главе, когда мы надеялись, что безбилетная ниндзя Деб признает свои недостатки, чтобы окно Овертона по ее милости не сместилось в сторону плохого поведения, нам нужно стать судьями для себя. Допустим, мы пожертвуем пятьдесят баксов Фонду спасения американских пеликанов, который защищает исчезающие болотные угодья, где живут пеликаны, а потом подруга Нэнси узнаёт об этом и начинает ругаться.

«Ты дурак! — кричит она. — Жертвовать Фонду спасения американских пеликанов — последнее дело! Ты должен был отдать деньги в Американский фонд спасения пеликанов — все знают, что это единственная благотворительная организация, защищающая этих птиц!» Во-первых, Нэнси, успокойся, ты брызжешь слюной. А во-вторых, это невинная ошибка. Мы хотели помочь пеликанам и действовали из добрых побуждений. Инстинктивно мы могли бы отреагировать, всплеснув руками: мол, откуда нам было знать, что мы так заблуждались? Нэнси, мы не могли посвятить целый месяц исследованию миллиона похожих благотворительных организаций, охраняющих пеликанов![264] Но если мы позволим раздражению от совершенной ошибки (или стыду за нее) слишком повлиять на нас, мы решим, что бессмысленно помогать кому бы то ни было. Ну кому нужна вся эта головная боль? Однако лучше сосредоточиться на том, что идея была хороша: отдать деньги на благотворительность. Даже если результат далек от идеала. Теперь кантовское мировоззрение кажется особенно привлекательным. Покупая Prius или жертвуя на добрые дела, мы активно пытаемся следовать кантовской максиме, делать что-то хорошее из чувства долга следовать максиме: помогать другим, когда у нас есть возможность, делать мир лучше, вносить свой вклад в решение системной проблемы. Если мы получим негодный результат, даже Кант — этот неприятный высокоморальный сноб, морщащий нос, — признает, что мы не сделали ничего «плохого». Мы пытались, у нас не получилось, в следующий раз мы постараемся стать лучше. А еще мы постараемся поменьше времени проводить с Нэнси, которая немного перегибает палку.

Пробуй еще раз. Ошибись снова. Ошибайся все лучше[265]. Это лучшее, что можно сделать, даже если мы купились на эту философию, но жить так не очень весело. Чем обстоятельнее мы принимаем решения, тем сильнее нам хочется игнорировать все моральные дилеммы, которые мы неизбежно обнаружим. Они сложные, и это так раздражает, что мы приходим к выводу: проще — и не хуже с этической точки зрения — продолжать вести себя так же, как раньше.

…Вариант? Как считаете?