— Зависит от точки зрения.

— И что показывает ваша точка?

— Что вы возмутительно живой, — ухмыльнулся Исак.

— Мёртвые не потеют, верно.

— Дело не в поте. Неупокоенным ненавистен запах живых. Инстинктивное отторжение в теле без инстинктов, если угодно. Это… очень неприятный опыт. Одно из последствий нового состояния, которое, впрочем, давно прекратило быть новым. Раз вы избранный, то должны это знать. Хотя ваша компания весьма необычна.

— Не уверен, кого вы подразумеваете под избранным, но я не рыцарь Владыки, — мотнул головой я, — Может… рекрут?

— Вот как? Тогда прошу вас выдерживать расстояние. В столице неупокоенные привыкли к постоянному присутствию избранных, но тут, в глуши, запах живущего… раздражает. Мало кто в Квентуме готов терпеть его без крайней необходимости.

— Раздражает чем? Мы воняем?

— Скорее, источаете… упущенные возможности. Потерянные способности. Напоминает грызущую зависть или смутную, но сильную ревность без того, к кому следовало бы ревновать. В целом смущает, сбивает с толку.

Я послушно отошёл, и Исак убрал платок от лица, сверкнул безупречными зубами в широкой улыбке.

— Благодарю. Знаете, подозреваю, что нежить испытывает что-то похожее. Иначе с чего бы ей нападать на живых даже без приказов? В отличие от нас, у нежити отсутствует интеллект, и тем не менее чем-то же она руководствуется, когда раздирает людей.

Разговор устремился не в то русло, и я решил сменить тему.

— У вас красивая деревня.

— Когда имеешь в распоряжении вечность, рано или поздно испытываешь желание сотворить что-нибудь красивое.

— Тогда почему не построили настоящую стену? То, что вместо неё, не остановит даже зайца. Хотя они у вас не водятся, — добавил я, вспомнив, что животные сбежали от соседства с мертвецами.

Мальчик пожал плечами.

— Плетень — это напоминание. Любая красота преходяща, и вечность — это в действительности всего лишь взятые взаймы у судьбы годы. Нас не уберегут от расплаты и самые высокие стены, а остальное не заслуживает того, чтобы их строить.

Пожалуй, пора перестать думать о нём как о мальчике. Фаталистические рассуждения, исходившие из уст ребёнка, выглядели смешно, если забыть, что он старше моих родителей.

Я забыть не смог. Оттого предпочёл прекратить докучать Исаку вопросами. Мою благодарность за тёплый приём он воспринял с отстранённой невозмутимостью и, убедившись, что я закончил, откланялся.

И всё-таки в Исаке была искра, заслуживавшая уважения. Его идеи перекликались с тем, чему меня учили с детства. С недоверчивым удивлением я осознал, что мне понравился этот неупокоенный — и их быт, обрисованный в грубых штрихах. Теперь деревня не казалась мне погостом. В ней протекала своеобразная жизнь, в которой не было места посторонним, но жизнь эта не мешала другим — более того, предпочитала мирное сосуществование кровавым альтернативам.