Глава 57

Припорошённые снегом, домики походили на пряничные. Воздушные, яркие, с ноткой современности, что подражает старине, они имели отдалённое сходство с некоторыми зданиями Новой Литеции, самыми манерными из них. В таких не постеснялись бы поселиться местные дворяне — да что там, они прекрасно прижились бы в пригороде Токио, необычные, но не лишённые притягательности, как всякая вещь, сделанная человеком со вкусом.

Кроме плетня. Плетень был самый что ни на есть небрежный. Он опоясывал деревню ломкой удавкой, расходясь лишь там, где его рассекла хорошая мощёная дорога.

Лошади тревожились уже довольно давно, а при приближении к деревне и вовсе взбесились. Пришлось оставить их в маленькой лощине. Они недовольно ржали и покусывали уздечки, раздували ноздри и прижимали хвосты.

— С ними ничего не случится, — сказала Вероника, — здесь не водится волков.

— Поразительная услуга с их стороны, — заметил я, и магичка прищурилась, недовольная из-за внезапной глупой шутки, — Вот только они, похоже, уговорили уйти и остальных животных.

Вот уже пару дней Пандоре не попадалось никакой дичи. Вампирша стала раздражительной — ещё более раздражительной, чем когда на неё нацепили ошейник. В её глазах появился хищный блеск, и она посматривала на коней с нездоровым интересом. Да что там, и мне досталась пара взглядов, от которых кровь стыла в жилах! Между смертью от голода и человеческой кровью она, несомненно, сделает выбор в пользу последней.

Увы, резать лошадок, чтобы накормить вампиршу, было нельзя. Исцелить их наверняка могла бы светлая магия, но Вероника наотрез отказалась освобождать Пандору, хоть её решение здорово смахивало на глупость. Если бы вампирша захотела, то её не остановили бы усилия нашей троицы, даже если забыть, чью сторону принял бы Дерек в бою.

Улицы деревни пустовали, но стоило пересечь невидимую границу — приблизиться к домам на расстояние броска камня, — как показалась одинокая фигура. Она не таилась, шла напрямую к нам. Вероника ускорилась, чтобы первой встретить обитателя этой странной, так непохожей на всё виденное ранее деревни.

Навскидку ему можно было дать лет одиннадцать. Встопорщенный ёжик тёмных волос контрастировал с аристократически бледным лицом, узкие губы дрожали, сдерживая не то улыбку, не то презрительную гримасу. Когда Вероника остановилась, мальчик вскинул подбородок, чтобы поймать её взор, и открыл уродливый бугристый шрам на шее, такой большой, что удивительно было, как рана не лишила его головы.

А может, и лишила. Он же был мёртв.

Не знаю, чего ожидал от встречи с неупокоенными. Воображение буксовало, натолкнувшись на внутренний блок; не хотелось думать о ходячих мертвецах, поэтому я о них не думал. Жаль, что это не работало с иными вещами, о которых я предпочёл бы забыть. Например, о пустом взгляде выжженного мага. Наверное, надо было признать, что я убил его, но от этого в душе вспыхивала такая вина, что казалось, она вот-вот спалит дотла.

— Приветствую, избранные, — сказал мальчик, покосившись на Пандору, — и их гости. Добро пожаловать в Кветум, и да найдёте вы тень под нашим кровом. Я Исак, лидер здешней общины.

Доброжелательность его слов подпортило то, что он при этом наморщил нос и почесал его кончик, точно прогоняя вонь. В воздухе носился запах фиалок. Долгое путешествие наделило нас своеобразным амбре, однако вряд ли сильным настолько, чтобы устраивать целое представление. Впрочем, ценности у парня, словно облитого ведром духов, могли отличаться от моих.

— Ты не один? — спросила Вероника

— Пока никто не отправился на север.

— Почему? Владыка нуждается в вас, а вы… отсиживаетесь тут, закопались в надежде, что до вас не дойдёт это сборище идиотов, что зовёт себя армией, — последнее слово Вероника почти выплюнула.

— Если бы Он позвал нас, мы бы пришли. Все до единого. Он молчит, и связь едва пульсирует. А мы помним, каково это — умирать, — Мальчик потёр шрам на шее, — Второй раз испытать нечто подобное не хочет никто. Третий шанс… весьма сомнителен, а поводов для тревоги нет. Владыка уничтожит своих врагов. А если нет, призовёт нас, и мы подчинимся. Станем орудием Его воли, что вновь сотворит великие вещи. Ужасные, но великие.

— В тебе говорит трусость.