— В смысле…

— Вы понимаете, что семьи кочевников живут на расстоянии в десятки километров друг от друга? Процент оседлого населения невелик, остальные мигрируют по тундре, переезжая по нескольку раз в год. Регистрация рождений и смертей поставлена неважно, ибо только добрая воля людей сообщать в администрацию обо всех рожденных и упокоившихся. И последнее — у вас не будет личного средства передвижения. Сможете перемещаться только попутным транспортом. Как видите, каждый, кто отправляется с миссией на Север, имеет весьма ограниченные возможности. Мы можем предложить окрестить дитя, посоветовать отправить подросшего ребенка в школу. Посоветовать, а не принуждать, понимаете?

— Так у них что, и дети не учатся? — закусил губу Сергий.

— Некоторые учатся, причем здесь, в нашем Енисейском интернате. Но далеко не все. Многодетные семьи соглашаются отправить сюда одного-двух детей, как правило, девочек. Но никогда не всех. Боятся.

— Разве кто-то здесь может навредить детям? Какие же темные люди!

— Боятся, что дети не вернутся. А они не вернутся. После десяти лет жизни в городе, привыкнув к горячей воде и благоустроенному туалету, к магазинам и прогулкам по набережной, они не смогут вернуться в тундру и жить, протирая посуду мхом.

— Тогда что же, получается, посылать их сюда неправильно?

— Дети Севера имеют такое же право на образование, как и все. А у неграмотных людей нет возможностей, нет выбора: сын кочевника — кочевник.

— Так каково же, по вашему мнению, правильное решение?

— Я думаю, что заведомо правильных решений на Севере не существует. То, что эффективно здесь, там, зачастую, перестает работать.

— Нет, не верю, — упрямо возразил сбитый с толку, но несломленный Сергий. — Наверное, мы просто еще не нашли его.

— Давайте на том и порешим, — примирительно улыбнулся отец Илья. — Кажется, мы увлеклись дискуссией, а ведь матушка собирается удивить нас каким-то феерическим десертом.

***

После ужина Лида поднялась в отведенную ей комнату. Июньское солнце палило нещадно, с дальних аллей ветер приносил пушистые клочки тополиного пуха. Она постояла у открытого окна, рассматривая с высоты второго этажа ухоженный сад. Лида намеревалась сегодня спокойно отдохнуть и настроиться на завтрашний день, ведь с утра ей вновь предстояло собираться в дорогу.

Тишину поповской усадьбы нарушил характерный стук — отец Илья на костылях кандылял по лестнице. Лида встала навстречу хозяину дома. Он вошел, вид имел озабоченный и, к удивлению Лидии, плотно прикрыл за собой дверь.

— Я хотел… Мне нужно поговорить с вами… В общем, обсудить…

Начало разговора далось отцу Илье с большим трудом. Лида постаралась улыбнуться как можно более располагающе.

— Я боюсь за Сергия.

Лида ожидала чего угодно, но только не этого. Пусть мир полон тревог и неприятных сюрпризов, но почему-то она считала, что жизнь священника обязательно тиха и размеренна и проходит по заранее установленному канону и чину.

— Не подходит он для этой работы, — перешел, наконец, к делу отец Илья. — Больно уж прыткий. Комсомолец-доброволец, и где его только откопали? Боюсь, не наворотил бы чего…