Мы с батей табак получили. Сейчас мы обеспечены на несколько дней хлебом и куревом. До г.Сталино, говорят, уже не далеко, так что все равно дойдем. Убежать пока нет возможности. Дойдем до г.Сталино, а там видно будет. Может, на самом деле еще не все потеряно, как говорит батя. Возможно, еще вырвемся на свободу. Особенно сегодня поднял дух пленных благородный поступок жителей. Но не сами же жители все это организовали? Кто-то этим делом руководил? За одну ночь выпечь несколько сот булок хлеба для пленных. Не кому-нибудь, а специально для пленных? А ведь сами жители тогда голодали, такой хлеб они вряд ли видели. Всю дорогу обсуждали пленные этот случай. Как, кто все это сделал, так для нас и осталось тайной. Кто-то шел на большой риск и своего добился.
Лагерь для военнопленных находился почти рядом с городом Сталино. Раньше до войны здесь, наверно, была колония для заключенных. А может быть, это был просто рабочий поселок, и сейчас его превратили в лагерь уже немцы. Сейчас ничего не узнаешь. Да и ни к чему узнавать, что было тут раньше, до войны.
На территории лагеря находилось несколько длинных бараков, кажется саманных. Вся территория лагеря огорожена досчатым забором. Кроме того, вся огородка лагеря опутана в несколько рядов колючей проволокой. В общем, на каждом шагу проволочные заграждения. На углах, как и в ростовском лагере, сторожевые вышки. На вышках установлены пулеметы, которые могут вести огонь по любому уголку лагеря. Каждый барак отгорожен от другого колючей проволокой, но оставлены проходы, которые тоже закрываются воротами из колючей проволоки. Когда нас пригнали к воротам лагеря, то началась сдача и приемка пленных. Считали очень долго. Немцы вообще по несколько раз пересчитывают. «Живой товар» доставлен по назначению не полностью. От тысячной колонны осталось что-то около половины.
Нашу колонну разместили в двух рядом стоящих бараках. В каждом бараке было по несколько комнат разного размера и длинный коридор через весь барак. Комнаты я буду называть камерами, так как в то время мы называли их только так. Нары были не во всех камерах. Вообще, большинство камер было без нар. Места было достаточно, так что камеры сильно не переполнялись. По камерам размещались по своему желанию, кто с кем хотел. Здесь никто не требовал, чтобы офицеры жили отдельно от солдат.
В камеру, в которую угодили я и батя, поместились 23 человека. Нар в камере не было, даже посидеть не на чем было. Но было одно преимущество – исправная печка с плитой, а топлива во дворе сколько хочешь. Лежали кучи угля, наверно еще с довоенных времен, да и хламу всякого тоже было достаточно. Старшим в своей камере мы избрали капитана Тимченко Николая, как самого старшего по званию.
Всего в лагере находилось около десяти тысяч пленных. Некоторые пленные находятся в этом лагере уже не по одному месяцу. Не одну тысячу из этого лагеря отправили на работы в Германию. Хотя и изгорожена вся территория лагеря колючей проволокой, все равно общение между бараками есть. Днем не запрещалось ходить из барака в барак, но с наступлением темноты все хождение прекращалось. За нарушение – расстрел на месте. В общем, порядки, как и в ростовском лагере.
В этом лагере не было бани и дезкамеры. Вшей уничтожали вручную. А вшей развелось столько, что на каждом, кажется, тысячи. Спасения от них никакого не было.
На пищевое довольствие нас назначили на второй день. Если в ростовском лагере для пленных варили баланду, которую все же можно было есть, то здесь варили не баланду, а бурду. Из чего и как ее варили? Расскажу и об этом. Здесь кухни были чуть ли не у каждого барака. Почти рядом с бараками на простейших очагах стояло две железные бочки, вот в них и варили бурду. А варили ее из гнилых и мороженых овощей: свеклы, картофеля и репы. Эти гнилые мороженые продукты даже не мыли. Выгребными лопатами грязные овощи накладывали в бочки, потом все это заливали водой и варили даже без соли. Повара были тоже из числа пленных, но себе, наверно, готовили отдельно. А вот для своих же братьев варили всякую погань. А попробуй, сделай ему замечание! Сейчас же позовет полицаев лагерных, а те знают, что с тобой делать. Хлеба давали по 300 граммов на день. Хлеб не настоящий. Даже хуже, чем давали в Ростове. Хлеб для пленных получала администрация лагеря регулярно, но пленным выдавали не всегда. За некоторые дни хлеб присваивали себе, не говоря уже о других продуктах.
Если дорогой на марше полицаи безнаказанно раздевали пленных, то в лагере они этого не делали. Возможно, не разрешали этого делать, а потом полицаи все же побаивались пленных. Укокошат, и никто не увидит. Некоторые конвойные, которые гнали нашу колонну, сейчас в лагере остались полицаями. Остался и тот, со шрамом на подбородке. Здесь они нацепили на рукава белые повязки с буквой «Р» и каждый получил вместо оружия увесистую дубинку. Кроме этих двуногих собак в лагере были и самые настоящие четвероногие немецкие овчарки. Этих овчарок пленные боялись больше всего. Овчарок было много, но они свободно по лагерю не бегали. Их водили только на поводках немцы. Собаки были хорошо надрессированы. Даже если бы сумел вырваться из лагеря, собаки все равно задержат. По рассказам пленных много было случаев, когда собаки задирали пленных насмерть.
Каждое утро, как только наступает время выходить на построение, беда, если ты немного задержишься в камере. Как раз в это самое время по всем камерам бегают палочные полицаи и немцы с овчарками. Собаки так и рвались на пленных, которые не успели вовремя выскочить на улицу на построение. Если только сорвется собака с поводка, тогда пленного изорвет в клочья. А такие случаи бывали не раз. А чтобы кого-то искусали, так это было почти каждый день. Особенно доставалось от собак больным. В нашей камере тяжелобольного пленного так искусала собака, что он вскоре после этого умер. А еще через день в нашей же камере полицаи насмерть забили дубинками старшину. Фамилии этого старшины не помню, а звали его Тереха. И в остальных камерах творилось то же самое. Избивали и убивали совершенно без всяких поводов.
С первых же дней пребывания в лагере у многих начались желудочно-кишечные заболевания от этой самой бурды. Смерть косила пленных днем и ночью. За каждые прожитые сутки по всему лагерю умирало по 50-60 человек. Мертвых раздевали сами же пленные, а затем их выносили и складывали возле барков. Потом их увозила специальная машина. Но не всех мертвых пленных увозили. На территории лагеря было несколько больших ям, наподобие котлованов. В каждом таком котловане было навалено по несколько сот мертвых тел пленных. Некоторые ямы уже были полные. Эти ямы можно назвать братскими могилами пленных русских солдат.
Построения в лагере были каждое утро в одно и то же время. Ни минутой позже, ни минутой раньше. Точность. Строились только по пять в ряд, и строго соблюдалось равнение. Попробуй, сделай небольшое отклонение от нормы и сразу же получишь увесистый удар дубинки. А много ли надо ослабевшему пленному? Уж сколько было таких случаев, когда прямо в строю дубинками убивали насмерть. От одного удара иной пленный падал и больше уже не вставал. А эти счеты и пересчеты длились каждое утро не по одному часу. Трудно понять, да и вообще не понять, для чего они устраивали эти построения и так усердно считали. Считать считают, а вот когда от голода, болезней и побоев ежедневно умирают десятки пленных, на это они совершенно не обращают никакого внимания.
Однажды, во время такого построения пленный старший лейтенант обратился с вопросом к коменданту лагеря. Строй замер. Все ждали, что скажет наш товарищ, ведь не особенно немцы разрешали говорить военнопленным. Но старшему лейтенанту разрешили выступить. Вот что он сказал: «Господин комендант! Болея за судьбу своих товарищей по плену, разрешите задать вам несколько вопросов? Первое – все пленные возмущены жестокостью лагерной палочной полиции. Второе – еще более пленные возмущены, что на них натравливают дрессированных собак, которые многих пленных искусали и нескольких даже загрызли насмерть. А ведь пленные совершенно не были ни в чем виноваты. И последнее – от голода и болезней ежедневно умирают десятки наших братьев. И я прошу вас от имени всех пленных хоть немного облегчить и так тяжелую жизнь пленных». Все сказанное переводчик передал коменданту. Он некоторое время молчал, видимо что-то обдумывал, а затем начал говорить. Вот, примерно, какие слова говорил он, которые перевел ст. лейтенант Борисенко: «Господин комендант сказал, что пленных бьют за нарушение дисциплины. И бьют опять же не немцы, а ваши же русские. Собаки в лагере нужны, и они всегда будут. Пленным дают положенную норму хлеба 300 грамм и два раза горячую пищу. Лагерь для военнопленных не санаторий, так что такой пищи вполне достаточно. Для больных есть медпункт, есть врачи. Все пленные из вражеской армии, с которой мы ведем войну. Это надо понимать. Мы даем, что положено. Больше требовать нельзя».
Вот и все. Да разве у них можно что-то требовать? Все впустую. Как было, так все и осталось. Полицаи по-прежнему забивали палками исхудавших пленных, а собаки кусали тех, кто не успевал вовремя выскочить на построение. Вот только одно изменилось. Варить стали получше. Те же самые свекла, репа и картофель. Но их сейчас перемывали. А хлеб все равно не каждый день давали, хотя положено ежедневно. В том, что стали варить немного лучше, комендант ни при чем, он даже никогда не подходил к кухне. А дело тут было в том, что поварам намяли бока пленные и строго предупредили. В общем, припугнули как надо, и это подействовало. Они прекрасно понимали, что пленные с ними могут запросто разделаться. А умирать им тем более неохота. Они ведь находятся в лучших условиях, чем все остальные пленные. Даже варить стали с солью. И соль у поваров нашлась. Видимо раньше они ее приворовывали.
Здесь, как и в ростовском лагере, процветала азартная карточная игра в 21 (очко), но здесь она велась в больших масштабах. Играли в каждом бараке. Даже немцы, и те заходили посмотреть на эту игру, а лагерные полицаи, те даже принимали участие в этой игре. Играли на все, у кого что только было. В ход шли одежда, обувь, хлеб, табак, а также кое-какие, чудом сохранившиеся у пленных, вещи. До сих пор у многих еще находились часы, ножи перочинные, авторучки, бритвы и еще кое-какие вещи. Каждая вещь оценивалась в советских рублях, немецких марках или в украинских карбованцах. Украинские карбованцы в лагере особенно ценились. Ценным считался и советский рубль. Немецкие солдаты-охранники продавали пленным сигареты по 10-15 рублей за штуку. Табак в лагере был в цене. Тот, кто имел много табаку, такому смерть от голода не грозила. Он всегда был сыт. На табак можно было выменять все, что угодно. И в то же самое время, тот, кто имел в достатке табак, мог легко умереть в любую минуту от рук самих пленных.
В нашем бараке был такой случай. Каким-то образом узнали, что у одного пленного есть много табаку. Каждый день этот пленный выменивал у других пленных на табак по нескольку паек хлеба, а бурду даже не получал. И вот этот «табачный король» оказался зарезанным. Конечно, зарезали его сами пленные. А кто? Попробуй, узнай! Оказывается, и много иметь табаку тоже плохо.
А вот совсем на днях произошел такой случай. Из камеры по соседству с нашей старший лейтенант Журавлев обменял свои золотые коронки с зубов на хлеб и табак у пожилого немца-охранника. А ночью старшего лейтенанта кто-то зарезал, а хлеб и табак похитил. Рано утром начался обыск. Обыскивали всех подряд, не пропуская ни одного человека, даже больных. И что же? Убийц нашли. Один оказался из их камеры, а другие двое совсем из других камер. Тут же прямо в бараке пленные с ними расправились. Тела этих мерзавцев вытащили и бросили около уборной в яму с нечистотами. Тяжело об этом вспоминать, а такие случаи были не так уж редки.
В нашей камере осталось только 14 человек. Мрут пленные, как мухи. Мало того, что голод мучает, нет еще никакого спасения от вшей. Приходилось даже донага раздеваться, чтобы прогладить нижнее белье нагретой железякой. Все уже перепробовали, но ничего не помогает. На сегодня от них избавились, а через день-два их опять столько же. Немцы и полицаи продают какие-то порошки, чтобы пересыпать одежду. Покупать не на что. Старший нашей камеры Тимченко доставал этот порошок, хватило на один раз для всех. Но вшей не поубавилось после этого. Все осталось по-прежнему. Вши просто заедают нас.
Давно ли находимся здесь, а в нашей камере осталось только половина людей. Некоторые лежат в больших ямах-могилах, а некоторых увезли на машинах. А куда? Где их сваливают, никто не знает, да и вряд ли узнают. Здесь, на территории лагеря ямы уже сравнялись с краями. Много, очень много лежит в этих ямах русских военнопленных солдат, офицеров, умерших без подвигов и похороненных без почестей. Сравняют немцы эти ямы вровень с землей, и не останется даже признаков, что тут могилы русских военнопленных. Даже если и узнают когда-нибудь, что тут лежат тысячи солдат, погибших в плену, вряд ли на эти могилы поставят памятники со звездочками. Памятники ставятся тем, кто погиб в бою. А здесь что… Но и в плену умирали по-разному. Не было в этом лагере ни душегубки, ни крематория и других массовых средств уничтожения, таких как на территории Германии и Польши. А все равно пленные здесь погибали ежедневно почти по сотне человек. О том, чтобы убежать из лагеря, разговоры в камерах ведутся все реже и реже. Убежать действительно почти невозможно. Хотя и были случаи побега, но они чаще всего заканчивались трагически для пленных. Куда тут побежишь, когда с каждой угловой вышки простреливается вся территория лагеря. Кроме того, вокруг лагеря ходит вооруженная охрана с собаками. У ворот тоже часовые и пулеметы установлены. На работу берут небольшими группами и увозят на машинах тоже под охраной. Очень трудно убежать. Явная смерть. И даже при таких условиях, хотя и не так часто, а побеги совершались.
Здесь я расскажу о том, как дня два-три назад из лагеря был совершен побег. Ночью в заборе был сделан проход. Никто не знает, сколько человек сумело убежать. Побег готовился, видимо, в глубокой тайне, определенной группой пленных. За беглецами была устроена погоня с собаками, но никого не поймали. Во время утреннего построения комендант лагеря объявил, что группа военнопленных, совершившая побег ночью, вся полностью выловлена и будет сурово наказана. Комендант нахально врал. Если бы действительно их изловили, то они находились бы здесь. Враки! Ребятам удалось убежать! Молодцы! Смерти не побоялись. Вот тебе и не убежать из лагеря! Оказывается, можно. Убежали же эти. Можно все сделать, все зависит от самих пленных.