Мой кореш приехал на следующий день, держа в руке гитарный кофр. Я сказал медсестрам, что исполнение музыки меня расслабит; избавит от дискомфорта и тревоги. Они сочувственно улыбнулись. Как только они ушли, я снял переднюю панель гитары и вытащил оттуда шарик с героином, спрятанный внутри. Больше не было никаких трудностей с тем, чтобы пронести героин в клинику, – все равно что пронести пиццу (чем я тоже занимался). Спустя восемь дней после регистрации я вышел не меньшим наркоманом, чем был, когда туда приехал. Меня заставили подписать бумагу, подтверждающую, что я покидаю клинику «вопреки рекомендациям врачей».
Я посмотрел на бумажку и посмеялся.
– Знаете что? Если кому-то и следует покинуть это место, так это мне, потому что я проносил сюда наркотики, а вам не было до этого никакого дела. Вы не настроены всерьез помогать людям.
Но, разумеется, мне тогда никто бы и не смог помочь. Еще долгое время.
Состав Megadeth, записавший альбом
Как-то вечером я зависал с Гаджетом, и мы пошли за героином. Одним из строжайших правил, касающихся покупки героина, было то, что ты никогда не носишь это дерьмо при себе. Ты носишь его
– Руки вверх, ублюдки!
Я застыл. Не было ни света фар, ни сирен. Я даже не знал, откуда эти ребята – из правоохранительных органов или же просто барыги, пытающиеся нас развести. Но это действительно были копы. Я проглотил свой шарик и тут же начал думать о последствиях. Копы прошмонают тачку, возможно, эвакуируют ее, и я отправлюсь за решетку. Однако удивительно, что все произошло совершенно иначе. Вместо этого арестовали Гаджета, потому что он был не в машине и совершал покупку. Только копам Гаджет был не нужен. Им был нужен парень, продавший нам героин. Поэтому они меня отпустили и забрали Гаджета, чтобы тот вывел их на барыгу. Кончилось все тем, что Гаджет на несколько дней угодил за решетку и сидел в одной камере с парнем, которого сдал. Я отстегнул адвокату больше пяти тысяч баксов, чтобы решить эту проблему, но после этого не был уверен, можно ли оставлять Чака в группе. Слишком много безумия и драматизма.
Чак покинул Megadeth к весне 1988-го; по жестокой иронии судьбы его уходу поспособствовал его же собственный барабанный техник, во многом так же, как Чак заменил в свое время Гара.
На самом деле, это была двухдневная история. Мы играли в Антриме, в Северной Ирландии, и я находился за кулисами перед шоу, потягивал пиво «Гиннесс», как вдруг услышал, что кто-то в толпе продает самопальные футболки Megadeth. Это было запрещено; на концертах Megadeth футболки разрешалось продавать только официальным дилерам. Поэтому я сказал: «Кто-то должен прикрыть этому парню лавочку и забрать у него футболки». Я признаю, что в этот момент детали начали становиться немного размытыми. Помню разговор на повышенных тонах в гримерной, и кто-то пытался объяснить мне, что с продаж футболок деньги идут «за идею», и я помню, как рявкнул на этого парня: «Да насрать мне на вашу идею, никто не смеет продавать футболки на моих концертах!»
Парень продолжал говорить что-то об организованной религии, угнетении и нетерпимости. В сущности, он подводил итог продолжавшемуся конфликту между католиками и протестантами в Северной Ирландии, хотя я не понимал этого и поначалу не знал об этой проблеме. И был слишком пьян, чтобы париться. К тому времени, как я вышел на сцену, я себя уже не контролировал. Помню, мне прилетела в голову английская монета, которую кинул какой-то паренек из толпы. Я попытался его найти, хотел вытащить на сцену и ебнуть по башке гитарой. Дебош на сцене мне был давно знаком – я уже один раз вышвырнул видеоэкран во время концерта в Нью-Йорке и отпиздил фаната в Миннесоте после того, как тот влетел на сцену. Разумеется, оба раза я был в говнище, поэтому, когда я заметил этого парня, который пытался перелезть через ограждение и направиться ко мне, я был готов ему навалять.
Охрана остановила его до того, как он перелез через ограждение, но настроение в тот вечер было испорчено. Закончилось все тем, что я некоторое время находился за усилителями, пока наводили порядок, и увидел, как Чак со своим барабанным техником, Ником Мензой, курят травку и занюхивают несколько дорожек кокса.
Я громко заржал.
– Так вот чем вы тут, ребята, занимаетесь?
И действительно, именно этим они и занимались – между прочим, уже несколько месяцев. Мне было насрать. Я вернулся на сцену и продолжил играть перед беснующейся публикой. Последнее, что помню – я схватил бутылку шнапса, которая всегда стояла рядом с Чаком, и сделал несколько больших глотков. Оставшуюся часть концерта я не помню, но мне потом рассказали, что случилось. Перед тем, как сыграть последнюю песню вечера, «Anarchy in the UK», я произнес следующее:
– За идею! Верните Ирландию ирландцам!
Я не знал, что делал или что говорил. Уверен, я решил, что это прикольно, – безобидный, патриотичный лозунг. Вроде фразы Пола Реверы: «Один, если по суше, два – если по морю». Другими словами, невежественная глупость. Но мои слова фактически чуть ли не разделили Красное море перед сценой: с одной стороны – католики, с другой – протестанты. А общим у них было состояние алкогольного опьянения и желание подраться при малейшей провокации. И я им это устроил. Выступление немедленно завершилось, и нас быстро вывели с территории в пуленепробиваемом автобусе.
Карнавал продолжился, и на следующий день мы отыграли в Ноттингеме, Англия. К тому времени, как мы отстроили звук, Чак был уже слишком «выжженным», чтобы играть.