Тиммонс, разумеется, уже через все это проходил; привык к тяжелым случаям, поэтому просто решил меня заболтать – начал рассказывать историю своей жизни. Сказал, что, когда был скандальным подростком, состоял в арийском братстве[34]. Невозможно знать о человеке все, но, честно признаться, я никак не мог представить этого парня в арийском братстве. По нему не скажешь. Как только спустя несколько лет я завязал и сам начал заниматься спонсорством, то познакомился с некоторыми выздоравливающими алкоголиками и наркоманами, совершившими действительно страшные отвратительные поступки. Многие из них, что неудивительно, состояли в бандах, в том числе и арийском братстве. И некоторые утверждали, что сталкивались с Бобом Тиммонсом.
– Крутой мужик, да? – спрашивал я.
– Эм… не скажи.
Они рассказали мне, что Тиммонс выжил в тюрьме, оказывая сексуальные услуги членам арийского братства. А банда, в свою очередь, обеспечивала ему защиту. Правда ли это? Понятия не имею, но похоже на то. Тиммонс умер пару лет назад, и я его никогда об этом не спрашивал. Довольно быстро после прибытия в Ла-Хойя наши отношения испортились. Честно говоря, когда мы туда приехали, я уже подумывал об отъезде. Продержался чуть дольше, чем в первый раз, но ненамного.
Мое пребывание в клинике скрасила милая молодая девушка в татуировках. Мы довольно быстро подружились и обнаружили, что у нас много общего. По крайней мере, достаточно.
Однажды наступил день восстания пациентов – они стали носиться по клинике, недовольные едой, консультациями, да практически всем, что можно представить. В последовавшем хаосе моя маленькая девушка-панк улизнула из клиники и взяла такси до Виа-де-Ла-Валле, недалеко от ипподрома Дель-Мар, расположенного километрах в шестнадцати. Там она влетела в ресторан, достала героин и привезла в лечебный центр, где мы с ней быстренько накачались.
Как и с первой моей поездкой в клинику, я был шокирован тем, как легко можно пронести наркотики. К тому времени, как я протрезвел, потерял всякий интерес к этой программе. Просто хотелось домой. Поэтому я позвонил человеку, который не стал бы задавать вопросов и безоговорочно любил меня и сделал бы все, что мне требовалось, даже если это было неразумно и вредно для меня.
Маме.
Она забрала меня на следующий же день, и я выписался из больницы – как и в предыдущий раз, «вопреки рекомендациям врачей»[35]. Когда я приехал домой, на автоответчике было сообщение от Дага Талера. Честно говоря, неудивительно. Я знал, что за отказ от лечебной программы придется заплатить. Знал, что Даг будет злиться. Но не знал, что у него поедет кукушка.
– Ты чертов изгой в этой индустрии, – сказал он мне. – И знаешь, кто виноват? Пизда твоей пьяной мамаши!
Пару слов о маме. Она прожила тяжелую жизнь в одиночестве. Любила своих детей и сделала бы для меня все, и часто мы превращали ее жизнь в настоящий ад. Я-то уж точно. Но мама была нормальным человеком, которая вкалывала (драила сортиры и мыла полы) и любила выпить пивка, когда приезжала домой. Вот и все. Она не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. Я понимаю гнев Дага; я катился по наклонной. Он хотел быть моим менеджером, а я был неуправляем, непредсказуем и ненадежен и в результате лишь подверг риску его безопасность и репутацию. Хорошо. Разозлись на меня. Ударь. Но бросаться подобными оскорблениями в адрес матери? Это уже перебор.
Неудивительно, что этот день стал последним для Дага в качестве менеджера Megadeth. Хотя он сказал, что устроит шумиху в прессе, пока все не зашло так далеко, я набрался смелости и принес ему извинения за то, что поставил под угрозу его безопасность и был хреновым клиентом. Музыкальный бизнес, как правило, довольно снисходителен к плохому поведению – и действительно часто за это вознаграждает, – особенно тех, кто обладает талантом и внушительным послужным списком.
Следующим нашим менеджером стал Рон Лаффитт, которого я знал, и он мне нравился еще со времен, когда я был в Metallica. Рон был ответственным и умным, и, казалось, у нас много общего: его мать, как и моя, была немкой; его фамилия французская – моя тоже; он Дева, и я тоже. Учитывая, что у нас обоих длинные рыже-карие волосы и мы оба дружелюбные, мы вполне могли сойти за братьев. И действительно, Рон на тот момент был для меня больше, чем менеджером. Он был другом. Мы зависали, когда не сидели в студии, вместе тренировались в додзе[36] и обучались у великого чемпиона по боевым искусствам – Бенни «Реактивного» Уркидеза. Вместе прыгали с парашютом. Понемногу я стал чувствовать себя лучше. Разумеется, это не случилось в одночасье, но впервые за долгое время мне, безусловно, становилось лучше – физически и эмоционально. Сложно объяснить траекторию моей зависимости и трезвости – она напоминала не параболу, а скорее длинную и изогнутую линию.
Продолжая сочинять песни для следующей пластинки,
Я не состоял.
В то же самое время, я ходил в бары и иногда оглядывался, задаваясь вопросом, а не следит ли кто за мной и не присматривает. Почему? Потому что мне было страшно. Даже если я вел себя так, будто мне плевать, Даг Талер неплохо вправил мне мозги своей угрозой. Я разозлился и желал ему отомстить. Но также знал, что единственной способ завоевать доверие – привести себя в порядок.
В связи с этим я продолжил искать классного гитариста, который смог бы заставить меня забыть Джеффа Янга, а может быть, и перестать горевать по Крису Поланду. Процесс оказался безумно медленным, прослушивание сменяло прослушивание, снова и снова. Один парень приехал, и с тех пор он ходит и всем заливает, что, оказывается, сочинил вступление к песне «Wake Up Dead». Только вот прослушивание его состоялось, уже когда Megadeth работали над четвертым альбомом. А песня «Wake Up Dead» с пластинки