Несколько месяцев спустя, на концерте в Сан-Франциско, пришли родители Клиффа, и мне выпал шанс немного с ними поговорить. В какой-то момент я представил их публике, и она отреагировала с искренней теплотой и сердечными аплодисментами. Затем мы сыграли «In My Darkest Hour».

– Эта песня, – сказал я, – посвящается Клиффу.

Куй железо, пока горячо, верно? Для группы, которая только что выпустила признанный критиками и коммерчески успешный альбом, это означает лишь одно: отправиться на гастроли. Почти четыре года второй половины 80-х я жил на чемоданах и в номерах отелей, и после выхода Peace Sells началась действительно тяжелая работа. Не сказать, что это было такое уж бремя. Гораздо проще быть в дороге, чем дома. Дома у меня все равно не было; ни у кого из нас. Приехать домой означало найти кого-то, где можно жить за чужой счет. Жизнь в дороге была проще, если не менее прихотлива.

Гар довел этот образ жизни до совершенства. Как только мы приезжали в новый город, Гар опускал окно и спрашивал у прохожего:

– Эй, чувак, а где у вас здесь квартал красных фонарей?

– А? (Обычно это было первой реакцией.)

– Хочу снять девушку, – говорил Гар. – Куда мне поехать?

Долго ждать ответа не приходилось, и довольно скоро Крис с Гаром оказывались на противоположном конце города, выслеживая проституток и оплачивая их услуги, но не занимаясь с ними сексом. Целью было не перепихнуться – обычно это происходило после выступления и не требовало никаких финансовых затрат. Цель скорее была в том, чтобы закинуться, а потом и поесть. Обычно в таком порядке. Гар делал это с большей регулярностью, чем Крис, и с бóльшим чувством беспечности. Нам приходилось приезжать в очень опасные районы, чтобы вытащить его оттуда. Бродили по притонам, предлагая детальное описание Гара, которое, возможно, звучало забавно: «Выглядит он как саранча, в черном кожаном жилете и разноцветных высоких кроссовках. Не видели такого?».

Значительная часть каждого дня была посвящена тому, чтобы «поправить здоровье» и поддерживать это состояние, иногда до нелепого комического эффекта. Однажды ночью в отеле Флориды Гар достал наркоту, поделился с нами, а потом пошел в туалет и начал ширяться. Он также прочистил кишечник, и, когда я зашел после него поссать, сочетание запахов оказалось чересчур ароматным для моего нежного обоняния. Когда я вышел из туалета, меня накрыла волна тошноты, и вдруг я понял, что сейчас блевану. Не желая бежать обратно в туалет и блевать в раковину, которая и стала причиной моего дискомфорта, я попытался найти другое место. Но ничего не было. И когда желудок стал издавать рвотные позывы, я запаниковал и засунул голову в шкаф.

Бууэээ!

И через пару секунд почувствовал, что меня кто-то толкает сзади, крича непристойности.

– Съеби с дороги, чувак!

К моему огромному удивлению и отвращению, Крис Поланд упал на колени и стал копаться в моей блевотине, черпать ее и пропускать между пальцев. Снова и снова.

– Господи, Поланд. Какого черта происходит, чувак?!

Он поднял голову, бросил на меня дикий взгляд, а затем продолжил рыться в поисках золота.

– Ты испортил мой товар!

Я не знал, что Крис спрятал свой тайник с героином в углу шкафа, под полотенцем, которое теперь оказалось пропитанным моей блевотиной.

Поэтому, видишь, во всем был смысл. Мы провалились в кроличью нору, и выбраться оттуда оказалось нелегко.

Драки стали настолько распространенным явлением, что мы едва ли об этом задумывались. Я не имею в виду безобидные сучьи потасовки – я говорю о серьезных кровавых психоделических драках, обычно Крис получал больше всех. Даже у Скотта Мензиса, который по сей день любит Криса, временами просто заканчивалось терпение. Одна такая эпичная стычка началась – как, впрочем, и всегда – во время поиска наркотиков.

– Чува-а-а-ак, че думаешь? Два пятьдесят? Два пятьдесят?