Вот еще один пример: вечеринка по случаю выхода Peace Sells проходила в баре «Светлячок», известном, помимо всего прочего, традициями поджигать бар. Серьезно. Тот самый бар. Несколько раз за ночь один из барменов хватал бутылку и прыскал какую-то горючую жидкость прямо на барную стойку, быстро предупреждал клиентов, а затем чиркал спичкой по поверхности.

Вжух!

И все машинально аплодировали, а затем продолжали бухать. Полагаю, если ты видел это несколько раз, тебе уже надоедало, но я был в «Светлячке» впервые и остался весьма впечатлен.

Виновники торжества были одеты в надлежаще неуместный рок-н-ролльный наряд: официальный с ног до головы – черный пиджак, белая рубашка, черный галстук, пояс – и совершенно неформальный ниже пояса – узкие голубые джинсы и высокие кроссовки. Звукозаписывающая компания также дала нам военные повязки с надписью: «PEACE SELLS… BUT WHO’S BUYING?» Мы прибыли в полной металлической экипировке, выгрузившись из длинных лимузинов: по одному на каждого участника группы, и еще один для наших сучек[27]. Каким-то образом даже эта ночь, которая должна была стать не более чем празднованием, обернулась полным разочарованием. Когда в конце вечеринки мы ушли из клуба, я заметил только один припаркованный лимузин. Мы забились внутрь, и я поинтересовался, а куда делся второй.

– Его забрала Лана, – сказал Крис, имея в виду свою девушку.

Я чувствовал, как нарастает гнев и ярость.

– А какого хера твоя сучка укатила на лимузине? – спросил я.

И больше ничего не потребовалось. Крис, любитель помахать кулаками, даже когда знал, что проиграет, сказал мне «отъебись». Я врезал ему по морде. Гар влез, пытаясь нас разнять – и защитить своего приятеля, – заломил мне руки, но я вырвался и начал его колошматить. Водитель лимузина уже орал на нас. Эти парни закрывают глаза на многое, но, я полагаю, мы перешли все границы. Он свернул к обочине и припарковался.

– Хотите подраться? Тогда вылезайте и валите из моей машины! – крикнул водитель.

Агрессия мгновенно прекратилась. Думаю, мы все были несколько смущены своим поведением. Каждый извинился, а затем мы принялись, как это часто бывало, улаживать конфликт. И как это возможно после того, как хотел оторвать своему корешу голову? Ну, ты поступаешь так, как поступил бы любой опытный наркоман: едешь в центр города и достаешь кучу героина. Я сел на заднем сиденье лимузина, рядом с Крисом, смотрел на его распухшее лицо, все в синяках, и укурился до потери сознания. Казалось, так и нужно.

Peace sells… but Who’s Buying? увидел свет в ноябре 1986-го, спустя почти год после того, как мы вошли в студию. Альбом стал успешным с точки зрения критики и коммерческого прорыва и, в конце концов, достиг «платины». Считаю, что он и сегодня прекрасно звучит; «сырой» и мощный. Я им горжусь. Мне по-прежнему нравится обложка, идея которой возникла после разговора в ресторане Нью-Йорка напротив Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Мы с Эллефсоном находились там со своим агентом, Энди Саммерсом, и стали коллективно обсуждать идеи. К концу разговора мы придумали концепцию: Вик стоит перед зданием ООН, сразу же после ядерной катастрофы, и пытается продать собственность – вместе с посланием, разумеется. Это и стало квинтэссенцией обложки Peace Sells.

Гастроли в поддержку Peace Sells, однако, стали упражнением в самоистязании. Я следил за Metallica, чей третий альбом, вышедший всего за несколько месяцев до Peace Sells, превратил группу в суперзвезд. Я не был одержим этой идеей, но и не сбрасывал со счетов это обстоятельство. Не могу сказать, что не обращал внимания на их успех. Эта тема будет преследовать меня на протяжении всей карьеры. Мне было недостаточно чувствовать себя успешным в Megadeth; я хотел провала Metallica.

И хотя злорадство может быть вполне разумной человеческой реакцией, оно, как правило, вредно для кармы. В сентябре 1986-го, когда мы наносили финальные штрихи на альбом Peace Sells, и я готовился превзойти Ларса и Джеймса в гонке за превосходство хеви-метала, мне позвонила подруга из Нью-Йорка, которую прозвали Метал-Мария, она работала на Джонни Зи. Я познакомился с ней во время нашей поездки с Metallica на Восточное побережье. Долгие годы мы оставались на связи, и иногда она приезжала в Лос-Анджелес, и мы зависали. Только теперь она звонила мне по телефону и истерично плакала в трубку.

– Клифф, – всхлипнула она. – Он мертв.

Я понятия не имел, о чем она говорит. Поначалу я думал, она имеет в виду Клиффа Калтрери из Combat Records, но потом понял, что Мария его не знает.

– Какой Клифф? – я спросил.

– Клифф Бертон, – сказала она. – Произошла авария.

Мария все мне рассказала. Metallica были на гастролях в Швеции, и автобус группы слетел с шоссе, наехав на наледь. Клиффа выбросило из окна и придавило упавшим на него автобусом.

Мне нечего было ответить. Я просто стоял, схватив телефон, и было ощущение, что кто-то дал мне под дых. Я долгое время не общался с Клиффом, но по-прежнему считал его другом. Если я испытывал какой-то гнев по отношению к Ларсу и Джеймсу, что ж… невозможно было испытывать подобную степень неприязни к Клиффу. Он был просто слишком порядочным человеком.

Какой бы ни была причина – чувство вины, гнев, печаль, – я повесил трубку, сел в машину и поехал в город, чтобы достать героина. Накурился, повалял дурака и немного поплакал, затем взял гитару и начал сочинять. И за один присест написал целую песню: «In My Darkest Hour» появится на следующем альбоме Megadeth. Это интересная песня, поскольку текст в основном о наших отношениях с Дианой, нежели о чем-то еще. Но сама музыка – звук и атмосфера – была написана под вдохновением от той боли, когда я услышал о смерти друга. И пусть мы с Клиффом не присылали друг другу рождественские открытки, но я все равно чувствовал, что мы близки. Мы с ним здорово провели время в Сан-Франциско, все те дни, когда ездили на репетицию, и я всегда искренне любил этого парня. Клифф был честным и открытым. Он не был загадочным; он был именно таким, каким казался, без какого-либо притворства.