Исследование, проведенное нами перед запуском программы, показало, что мальчики чаще всего сталкиваются с угрозой избиения. Как сказал четырнадцатилетний Дрю, пусть даже он и пытается «держаться подальше от драчунов», в итоге «бегать вечно все равно не выйдет; ты, конечно, вроде как можешь избежать одной драки, но в течение жизни будет полно случаев, когда отступить не удастся… Так что драться все равно нужно, иначе не научишься защищаться». Каждый из мальчиков, с которыми мы беседовали, мог подтвердить свою точку зрения множеством историй.
Вот, к примеру, рассказ Лоренцо:
Однажды мы возвращались домой из школы и увидели, как дерутся два пацана. И мы принялись хохотать над проигравшим мальчиком. А он просто показал на меня пальцем и говорит: «Если хочешь что-то сказать мне, скажи прямо». А я ему такой: «Уйди с дороги, а то поколочу». И он как замахнется да как промахнется — и драка началась.
Программы по предотвращению насилия учат мальчиков: чем меньше драк, тем больше достижений. Однако реальность сурова. Мальчики признаются: порой они вынуждены драться, иначе потеряют всякое достоинство и им придется прятаться по углам. Причины и поводы для драк различны: начиная с того, что мальчики могут просто заиграться или начинают выяснять, кто здесь главный, и заканчивая случаями, когда юноша действует на опережение, желая заранее запугать сверстников и обезопасить себя, или прибегает к насилию потому, что жесток по своей сути или кем-то обижен. Наблюдая за учениками городской школы, Энн Арнетт, ассистент профессора в Колледже Смит, заключила: «Драки — это ритуал, в котором мужчины показывают свою силу. Участие в нем, по мнению мужчин и мальчиков, является не проявлением ненормального, антисоциального поведения, а совершенно оправданной демонстрацией своего положения в обществе»18.
Однако, невзирая на давление сверстников, многие мальчики готовы на все, лишь бы избежать драки. Например, Джейкоб, семья которого была всецело поглощена общественной жизнью его отца-проповедника, старался следовать примеру родителя: «Короче, некоторые люди вроде как плохие и все такое. Но я не играю с ними». Однако насилия со стороны сверстников не избежать. Он описал группу мальчиков, которых встречал по пути в школу и обратно:
Джейкоб: Они много матерятся и кидаются камнями в людей.
Майкл: А в тебя бросали камнями?
Джейкоб: Ага. Они промазали; плохо целились… Я пробовал обходить их стороной; то есть увижу их впереди — и сворачиваю с дороги.
И если Джейкоб пробовал «сворачивать», а Келвин дрался «только когда нет выбора», то Мигель чудесным образом избегал драк, возможно благодаря особенно четко сформулированной точке зрения: «Став постарше, я возненавидел боль. Не знаю почему. Когда я стал еще старше… то начал бояться того, что представляет угрозу или может вызвать боль. Так я в основном и живу до сих пор».
Благодаря мальчикам мы узнали, что ситуации бывают разными и драки всегда сопряжены с противоречивыми нуждами и давлением. Хуан пытался быть «человеком, который не любит драк». Однако ему не всегда удавалось оставаться верным своей позиции:
Вообще-то, я не люблю нарываться на неприятности — пока не доведут. Если меня загнать в угол и не оставить выбора, я начну пробиваться силой. Был один пятиклассник, который постоянно меня травил… когда он попытался зажать меня, я врезал ему — и повалил на землю. А потом не смог остановиться… Учителя пробовали меня оттащить. Но я отталкивал учителей и снова нападал на того парня… Он истекал кровью. Я рассек ему бровь, кровь шла у него из носа, весь рот тоже был в крови.
Мальчики, у которых почти не оставалось выбора и которым недоставало навыков адаптации, отзывались на насилие намного жестче. Например, Теренс был из тех, кто к двенадцати годам успевает поучаствовать чуть ли не в сотне драк; он поделился историей с оружием:
Ко мне просто подошел парень… Он мне не нравился, но я не лез в его дела. А он тут подошел ко мне и спрашивает: «Ну и о чем ты здесь треплешься?» А я ему такой: «Уйди с дороги». И он толкнул меня… И вытащил нож, а я ему такой: «Ну погоди». И такой думаю: «Ну, раз у него нож, я тоже возьму наш из кухни». И когда он снова вытащит нож, я пригрожу ему своим… и пырну его.
Мы беседовали с Брайаном — молодым человеком, считавшим уличные драки обычным делом. Он рассказывал, как дрался за девушек, участвовал в драках между бандами, школьных беспорядках, торговал наркотиками по ночам. Когда его спросили, стреляли ли в него, он ответил: «Нет, но один чувак угрожал мне пушкой». Когда его спросили, использовал ли он когда-нибудь оружие, Брайан ответил отрицательно, однако добавил, что всегда носит «с собой нож».
Майкл: А сейчас тебе зачем нож?
Брайан: А вдруг нападет кто или еще что случится.
Майкл: И что ты уже успел сделать этим ножом?
Брайан: Ну, я угрожаю им людям. Типа… Слушайте, я не люблю драться, потому что когда дерусь, я, ну, я не люблю драться, но если не буду, то продую. Поэтому я и не люблю драться… И я типа говорю: «Я не люблю драться, чувак», а если человек не отстает, я достаю нож. И он уходит.
Благодаря таким комментариям мы поняли: окруженные жестокостью и часто боящиеся драк, мальчики научились отваживать от себя угрозу, применяя насилие лишь в случае необходимости. Все мальчики — кроткие и грубые; те, кто признавался в своей слабости и носил с собой ножи, чтобы отпугивать обидчиков, — всеми способами боролись за выживание. Группа исследователей из Университета штата Пенсильвания, изучая влияние насилия на развитие городской молодежи, обнаружила: насилие — это «не только нормальная практика для молодых людей, которые живут в опасных условиях, но и опыт, необходимый для выработки психологической устойчивости»19. Психолог Говард Стивенсон, работающий в Университете штата Пенсильвания, утверждает, что общепринятое бахвальство — это естественный отклик на осознание своей «крайней уязвимости»20.
Наша программа позволила нам намного грамотнее, точнее и внимательнее подойти к пониманию того, как на мальчиков влияет постоянная угроза насилия. В частности, мы поняли, насколько мальчики привязываются к тем, кто любит и принимает их. Именно узы помогали им мыслить вне рамок уличного кодекса.