В наше время среднестатистический юноша по семь часов в день контактирует со средствами массовой информации, что повышает его восприимчивость к мускулистым образам и идеальным супергероям. Маркетологи и изготовители игрушек отточили умение влиять на аудиторию до совершенства. Согласно психологу Реймонду Лембергу, персонажи в телевизоре и видеоиграх за последние десять-двадцать лет потеряли в весе и прибавили в мускулах, задав недостижимые стандарты мужской красоты. «Лишь у 1–2 % людей такое тело. Подобная репрезентация мужчин нереалистична», — добавляет он³³.

Многие мальчики, стремясь к этим новым идеалам, используют витаминные и белковые пищевые добавки, а также часто и напряженно тренируются. Исследователи полагают, традиционные способы проявления мужественности изжили себя и теперь культура обращает свое внимание на мускулатуру мужчин. Согласно исследованию 2012 года, более трети учеников средней и старшей школы используют белковый порошок или коктейли, чтобы нарастить мускулы. Уже меньше юношей, от 3 до 12 %, прибегают к стероидам³⁴. Чем сильнее мальчик подвержен влиянию стереотипов о мужчинах, тем больше вероятность чрезмерно увлечься достижением «идеала».

Термин «комплекс Адониса», введенный тремя педиатрами для описания проблемы, отсылает нас к греческому мифу, в котором воспевается прекрасный герой — идеал мужской красоты. Комплекс описывает, насколько недостижимы нынешние идеалы мужественности, насколько нереалистичны представления мальчиков, желающих соответствовать этим стандартам, и на что некоторые готовы пойти — включая жестокие тренировки, использование пищевых добавок и стероидов — ради приближения к совершенству³⁵.

На мальчиков влияют не только мускулистые и при этом подтянутые образы мужчин. Из-за распространения порнографии озабоченность размером пениса вышла на новый уровень. В рамках исследования, проведенного командой ученых из Королевского колледжа Лондона, респондентам было задано десять вопросов, по которым определялось, насколько они «боятся, что останутся одни или получат отказ из-за размера своего пениса; насколько ужасаются возможных насмешек и насколько волнуются, если им приходится обнажаться перед женщиной или мужчиной»³⁶. Исследователи обнаружили: 30 % участников были недовольны своими половыми органами; участники, определявшие себя как геи или бисексуалы, намного чаще, чем гетеросексуалы, боялись обнажаться перед кем-то.

Согласно федеральному опросу, посвященному вопросам здоровья и употребления наркотиков, юноши употребляют химические вещества намного чаще девушек. Мальчики пьют чаще людей другого возраста или пола. Согласно отчету 2013 года, 40 % старшеклассников признались, что пили хотя бы раз за последний месяц, и почти 25 % употребляли более пяти бокалов. Кроме того, 25 % мальчиков хотя бы раз за последний месяц курили марихуану, 10 % — использовали ингалянты, а еще 10 % — употребляли экстази. Многие мальчишки начинают пить и употреблять наркотики еще до подросткового возраста. Почти 25 % мальчиков к тринадцати годам уже выпивают, а 10 % — курят марихуану³⁷.

Было много попыток объяснить, почему представители разного пола по-разному относятся к вредным привычкам: говорили о мужских гормонах, склоняющих к риску; о замедленном развитии у мальчиков переднего мозга, отвечающего за поведение; о ролевых моделях, предлагаемых спортсменами, звездами и иными знаменитыми представителями мужского пола. Однако реклама спиртных напитков определенно вносит вклад. Реклама пива обычно строится на образе мужчины — расслабленного, любящего повеселиться, романтичного и сексуально привлекательного — и влияет на самовосприятие мальчиков и их стремления. Исследование под руководством Американской академии педиатрии, результаты которого были опубликованы в 2012 году, охватывало четыре тысячи подростков с седьмого по десятый класс. Мальчики, участвовавшие в исследовании, пили «значительно больше алкоголя», чем девочки, чаще страдали от негативных последствий его употребления — и было заметно, как на их привычки повлияла реклама пива. Дети раннего подросткового возраста, которым нравилась реклама алкоголя, намного чаще начинали пить и впоследствии сталкивались с более серьезными проблемами³⁸.

Два анализа (от 2009-го и 2016 года) исследований, посвященных влиянию рекламы на подростковое пьянство, решительно подтверждают: реклама влияет на отношение подростков к алкоголю. Как пояснили авторы второго анализа, «исследования показывают, что реклама алкоголя, осведомленность и заинтересованность подростков в вопросах употребления алкоголя и их восприимчивость к алкогольному маркетингу в значительной мере влияют на возраст, в котором они начинают употреблять алкоголь, пьянствовать, зависеть от алкогольных напитков и сталкиваться с негативными последствиями их употребления»³⁹.

Школьные программы, обучающие подростков критично относиться к СМИ — то есть быть медийно грамотными, — помогают им расшифровывать скрытый смысл рекламы алкогольной продукции, а законы строго ограничивают содержание и время трансляции вредоносной рекламы. Если научить подростка задавать вопросы — «Чего желают добиться создатели этой рекламы?», «Чьим интересам она служит?», «Каков ее скрытый смысл?», — то он защитится от хитрой манипуляции его отношением и поведением. Однако многие работающие с подростками боятся неизбежного поражения. Отчет 2004 года, предоставленный Комитетом США по разработке стратегий по снижению и предотвращению подросткового пьянства, в заключении содержал любопытный комментарий: «Комитет пришел к непреложному выводу: проблему подросткового пьянства нельзя решить, обращаясь к одним лишь подросткам. Молодежь пьет потому, что общество считает употребления алкоголя нормальным явлением, а упоминания об алкоголе вездесущи»⁴⁰.

Движение за легализацию марихуаны также показывает связь между общественными настроениями и склонностью мальчиков к употреблению наркотиков. Исследования, посвященные употреблению наркотиков подростками в Вашингтоне, где марихуана разрешена взрослым в оздоровительных целях, подтвердили: с момента легализации количество восьмиклассников и десятиклассников, употребляющих марихуану, увеличилось, а опасения по поводу вреда наркотика потеряли силу. В то же время в штатах, избежавших легализации, количество потребителей марихуаны, наоборот, снизилось. Согласно данным организации «SMART Colorado», выступающей за ужесточение законов, федеральный опрос, призванный оценить уровень употребления марихуаны среди детей от двенадцати до семнадцати лет, разместил штат Колорадо на первой позиции. При этом лишь 48 % учеников считают употребление марихуаны рискованным⁴¹.

Основываясь на собственном профессиональном опыте как в лечении химически зависимых подростков, так и во внедрении эффективных программ по профилактике подростковых зависимостей, я скорее соглашусь с людьми, которые уверены: попытки контролировать подростковую склонность к выпивке и наркотикам в обществе, крайне неоднозначном в своем мнении, обречены на провал. Однако это заключение означает: взрослые, которым небезразлична судьба мальчиков, играют самую что ни на есть определяющую роль в их умении принимать здравые решения.

Я провел уйму времени на посту руководителя команды, помогающей госпитализированным подросткам, страдающим как алкоголизмом и наркоманией, так и от эмоциональных проблем. К нам обращались по разным причинам. Иногда родители просто уставали терпеть бесконтрольное, лживое или дерзкое поведение. Иногда школы требовали вылечить ребенка в качестве дисциплинарного наказания. А иногда подростка к нам направляли сотрудники по делам несовершеннолетних. Больше всего меня впечатляло то, насколько сильно подростки менялись. Поначалу дикие и неуправляемые, они не проявляли никакого уважения к взрослым — но когда выписывались, уже вновь были обычными молодыми людьми. Даже лица менялись: они больше не выглядели напряженными и светлели, а взгляд становился более открытым. Поняв, что им никак не развернуть, не поменять и не обойти правила, и осознав, что есть взрослые, которым можно довериться, эти молодые люди немного расслаблялись.

Бен не был похож на остальных. Исключительный юноша, одаренный спортсмен, лидер. Он был капитаном школьной команды по борьбе и президентом студенческого совета в старшей школе. Однако у Бена плохо обстояли дела с выпивкой и наркотиками: огромное количество времени он был либо под кайфом, либо пьяным. Его выдавало поведение, которое привлекало внимание школы и общественности. Поначалу родители и учителя списывали проблемы сына на бурную подростковую жизнь, однако затем этих проблем накопилось так много, что закрывать глаза и дальше не представлялось возможным. Профессиональная диагностика выявила, что родители и сами были не в порядке и огромное влияние на жизнь семьи оказывало психическое заболевание матери и функциональный алкоголизм отца. Бен был сам за себя и даже не замечал, насколько ему на самом деле одиноко. Когда школа наконец-то вмешалась в ситуацию, его отправили ко мне на лечение.

Работая с зависимостью как с полноценной болезнью, мы сначала помогли Бену оценить уровень своей зависимости, после чего научили его бороться с ней. Благодаря индивидуальной и групповой терапии он честно признался себе в том, насколько сильно боялся ответственности — сколь много ему приходилось решать самому. Во время коллективных сессий он слышал душераздирающие истории, как подростки губили свою жизнь за дозу алкоголя или наркотиков. Бен рассказывал, чего ему не хватало в семье, — однако здесь он нашел новую семью, которая совершенно точно была готова помочь ему. Прежде чем вернуться домой, он пообещал продолжить беседы со своим куратором, чтобы не обманываться и впредь. Как и многие юноши, Бен отстаивал свои права на отдых. Он пытался оправдать свое поведение состоянием родителей, давлением друзей, своей «исключительностью», якобы дающей ему особые права. Но в конце концов он признался себе в том, что его пугала сложная жизнь без поддержки взрослых. Когда я рассказываю подобные истории на встречах с родителями, в школах и в других молодежных организациях, я желаю показать: опьянение — лишь один из способов, которыми мальчики могут навредить себе, если за ними не приглядывать. Взаимоотношения с кем-то небезразличным могут стать для мальчика спасительным компасом, который проведет его по нелегкому пути возмужания.

В книге 2011 года «The Tender Cut: Inside the Hidden World of Self-Injury»[20] два профессора социологии, Патрисия Адлер из Колорадского университета и Питер Адлер из Денверского университета, описывают такие явления подростковой жизни, как «порезы, ожоги, проставление меток и переломы костей»⁴². Супружеская пара исследовала гендерные особенности самоповреждений. Хотя принято считать, будто такое поведение распространено в первую очередь среди девушек, статистика не учитывает юношей, которые не оказываются в пункте первой помощи в результате селфхарма. Многие уверены: количество мальчиков, прибегающих к самоповреждению, растет, и это частично обусловлено тем, что, как замечают Адлеры, «подобное поведение чрезвычайно заразно». Согласно отчету Национальной службы здравоохранения Великобритании от 2016 года, количество юношей, пострадавших от самоповреждений, держится на высокой отметке уже в течение четырех лет, причем этот подсчет произведен на основе одних лишь обращений в «скорую»⁴³.

Как сказал один адвокат по делам несовершеннолетних: «Мальчики и правда режут себя, но у них, в отличие от девочек, есть выбор. Ведь вместо того, чтобы ранить себя, они могут ввязаться в драку, опасную ситуацию или нарваться на избиение». Когда мальчики режут или прижигают себя, они обычно повреждают свое тело сильнее, чем девочки, и реже молчат об этом. Обычаи компаний, включая проставление меток или заключение «кровных уз», лишь укрепляют представление о том, что боль — неотъемлемая часть мужской жизни⁴⁴.

Многие молодые люди, которых я вижу подавленными, злыми, презирают себя и не могут никак иначе выразить свои эмоции, кроме как саморазрушением. Одним из них был Андрес, старшеклассник, которого отправили ко мне после того, как он снял спортивную куртку и тренер заметил сеть порезов на его руках. Тренер отвел Андреса в сторону и спросил его об этом; тогда юноша признался, что порезал себя сам.

Тренер рассказал родителям Андреса, мальчик не сумел объяснить, почему так делает, однако принял предложенную помощь.

Я пытался помочь Андресу разобраться в чувствах, побуждающих его вредить себе. Мне казалось, покуда он не осознает эти чувства, они так и будут влиять на его подсознание. Чтобы сознательно контролировать эмоции, приводящие к саморазрушению, он должен был вновь, уже под чужим наблюдением, пережить болезненный опыт и вспомнить, что именно расстроило его до такой степени. Наладив тесные отношения и убедив его в конфиденциальности беседы, я попросил его рассказать мне о последнем случае самоповреждения и обязательно вспомнить, что он ощущал до, во время и после этого. Оказалось, после самоповреждения он испытывал облегчение — а именно освобождался от ощущения злости и вины по отношению к смерти лучшего друга, погибшего несколько лет назад из-за несчастного случая. Когда Андрес резал себя, он будто оказывался чуть ближе к другу и справлялся с комплексом «вины выжившего». Когда подросток смог сложить цельную картину происходящего и напрямую выразить свое горе, он испытал невероятное облегчение — при этом не навредив себе.

Крайнее проявление самоповреждения — это самоубийство, которое входит в список трех самых частых причин смерти среди подростков. В Соединенных Штатах мальчики совершают самоубийство в четыре раза чаще девочек. В 2017 году 4600 молодых людей (возрастом от десяти до двадцати четырех лет) совершили суицид, то есть весь год в среднем происходило по двенадцать самоубийств в день. 81 % из них совершали представители мужского пола. Чем старше становится мальчик, тем выше риск его суицида: в возрасте от десяти до четырнадцати лет мальчики прерывают свою жизнь в два раза чаще девочек; в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет мальчики делают это уже в четыре раза чаще. Помимо завершенных самоубийств, за год было совершено 575 000 неудачных попыток. Показатель особенно высок среди гомосексуальных и бисексуальных юношей: 30 %, согласно Американской академии педиатрии⁴⁵.

К сожалению, многие мальчики, которых я встречал, тешили себя мыслями о самоубийстве; некоторых мысли даже приводили к попыткам убить себя. Деннис был одним из них. Он пришел ко мне после того, как рассказал школьному психологу, что не может избавиться от желания убить себя. Мальчик пробовал понять, как дошел до такого, но его останавливало чувство страха. Когда я попытался избавить Денниса от напряжения и ощущения безнадежности, вскрылся целый спектр проблем: ужасный, нескончаемый развод родителей, сопровождаемый срывами матери и неспособностью родителей отгородить сына от стресса; продолжительные издевательства в средней школе, связанные с лишним весом; скованность при попытках заговорить с симпатичными ему девушками. Теперь он оканчивал старшую школу, впереди ждала самостоятельная жизнь, однако Деннис был уверен: он не найдет счастья.