— Не читал еще «Код да Винчи»? Богохульства хватает, но довольно смешно там про всех этих католиков. Весь этот пакостный культ Марии.

Эти люди собрались здесь, чтобы праздновать жизнь моего отца, чтобы препроводить новую семью в ряды пастырей. Это были те же добрые люди, которых я любил, которым я доверял всю свою жизнь. И все-таки мы все лжем себе, думал я, моя рука будто приклеилась к телефону в кармане — одно быстрое нажатие на кнопку, и все это закончится. Почему мы все еще лжем самим себе? Это внушало неловкость — скользнуть обратно в толпу всех этих людей, которые заботились обо мне и желали мне только добра, и все же я понимал: если бы они только узнали, что я держу в руке, то бросились бы к брату Стивенсу и немедленно потребовали бы отставки моего отца. Всюду, куда я ни поворачивался, снова виднелись улыбки, за которыми я ощущал вращение тысяч сдерживающих механизмов. Разве не слышали все мы истории, церковные сплетни? Человек, который обманывал жену с дюжиной других женщин. Пара, которая записала на видео молодежную ночевку в их доме, а потом камеру обнаружила молодая девушка, которая заметила мигающий красный свет между кипами церковной литературы. Конечно, я знал, что весь мир заполнен чем-то подобным. Единственная разница здесь, в этом святилище, была в том, что эти люди стремились стать чем-то большим, чем сумма частей тела. А может быть, на самом деле они и пытались стереть свои части тела, а новое их тело, заполненное Христом — тело крещеное, очищенное, бесплотное — не имело в себе места для прежней жизни и не могло позволить себе терпимости к ней.

Дрожащая рука у меня на спине, морщинистое лицо брата Нильсона, который смотрит на меня. Рядом с ним брат Хэнк, он держит старика за тонкий локоть, помогая ему устоять.

— Что, вернулся наконец из своего чудо-колледжа? Выучился там чему-нибудь, чему не мог научиться здесь?

— Не очень многому, — сказал я. Выучился, что ваша философия «жахнуть всех бомбой» ни черта не стоит. Я принес с собой все, что у меня было, и вот он я, все еще такой же потерянный и смущенный, как обычно. Я сжал слабую руку брата Нильсона. Он стал таким хрупким за этот год, с тех пор, когда я видел его в последний раз в дилерском центре, и я не хотел говорить ему, что я думал на самом деле. Как легко было ему, натуралу, прожить такую выдающуюся жизнь, а потом сидеть и смотреть на плоды трудов своих, расцветающие в образе молодых дьяконов, молодых проповедников, таких, как мой отец, которых он вдохновлял своей непоколебимой преданностью, безошибочной связью с Богом. В каком неведении он пребывал, не зная, каково это — без предупреждения стать отрезанным от всех. Пожалуйстапомогимнебытьчистым.

— Оставь парня в покое, — сказал брат Хэнк, улыбаясь, зубы его были ослепительно белыми. Я слышал однажды, как он хвастался, что пользуется отбеливающими полосками «CrestWhite» каждый вечер с тех пор, как стал продавать машины. «Надо держать себя в чистоте, ребята, — говорил он. — Клиент не устоит».

— Все в порядке, — сказал я. Это было не так.

Еще несколько людей сгрудились вокруг, пожимая мне руку. Я заметил пустой коридор и направился через него, надеясь перейти в менее многолюдную часть святилища. Пространство было узким, колени стукались о полированное дерево, и я оказался в неловком положении, повернутый спиной к большинству прихожан лишь для того, чтобы пройти. Я чувствовал их взгляды на своей спине и снова задался вопросом, когда придет удар молнии. Станет ли Бог выжидать момента, когда я встану на сцене и начну откровенно лгать, или сделает это в спокойную минуту затишья перед бурей? Пространство вокруг меня стало сужаться, огни становились все более яркими, ослепительными.

— Где ты был?

Знакомый голос. Я обернулся и увидел улыбающегося Дикаря, его рука уже была наготове.

— Как правило, в колледже, — я пожал ему руку. Я задавался вопросом: может быть, он узнал, где я был на прошлой неделе?

— Всегда знал, что ты смышленее меня, — сказал он. Он казался еще лучше выбритым, чем тогда, когда я видел его в окружной тюрьме, его баки были идеально подстрижены, белая рубашка накрахмалена. — Тебе дали уже доктора философии?

— Еще нет.

Для тебя тоже все легко. Прожить жизнь, как тебе хочется, пока кто-то вроде моего отца не придет и не очистит тебя. Теперь ты будешь делать то же самое для других. Но я-то никогда по-настоящему не проживал свою грешную жизнь. Я не знаю, на что она похожа, поэтому не знаю самого главного об обращении.

— Сейчас вернусь.

Когда я пробрался на другую сторону, собралась новая толпа, которая ждала, чтобы горячо приветствовать меня. Я почувствовал, как под фальшивой улыбкой во мне скапливается жалость к себе, но не мог остановить ее. Ладонь вокруг RAZR стала горячей. Мне уже не хватало дыхания.

— Столько времени прошло, — сказал другой голос. — Где ты был?

Снова этот вопрос от очередного знакомого незнакомца. Я никогда не умел запоминать имена людей, и теперь, когда святилище начало заполняться, из-за этого недостатка у меня все внутри рябило от страха. Просто у моего отца было слишком много знакомых, он слишком много услуг оказал слишком многим семьям, и поэтому люди знали мое имя наизусть, молились за меня вместе со всей моей семьей, беспокоились о моем будущем успехе, ведь я был Его Сыном. Сколько раз мой отец сидел у чьей-то койки в госпитале и молил Бога о целительной силе? Сколько раз он приходил на похороны дальних родственников кого-нибудь из своих друзей, которых, бывало, даже не видел живыми, лишь затем, чтобы оказать дополнительную эмоциональную поддержку? Для тех, кто сейчас находился в церкви — бесчисленное множество раз.

Я прямиком прошел к своему прежнему высокому посту на заднем краю святилища. Мне нужно было место. Казалось, легкие сейчас взорвутся. Весь воздух исчез из комнаты. Я взошел по узким ступеням к пустой будке и сел перед монитором. Проектор был уже настроен для церемонии. Счастливые фотографии моей семьи, стоявшей рядом с искусственными пластиковыми растениями в фойе, все мы улыбаемся на камеру. Мой отец — рука его лежит на капоте «форда» 1934 года, который он сам построил и за который получил приз. Мой отец стоит перед нашим синим хлопкозаводом, ленточки ваты прилепились к его рубахе. «РУКОПОЛОЖЕНИЕ БРАТА КОНЛИ» — располагалась надпись на экране. Я выделил текст подсветкой и заменил регистр на обычный вместо верхнего, небольшая уловка, которая всегда улучшает вид слайдов. Я нашел себе занятие, и это немного успокоило меня, дыхание замедлилось. Позже я буду узнавать эти симптомы как первые признаки панической атаки. Тогда они казались первыми симптомами умирания.

— Спасибо за это.