Покидая госпиталь, я чувствую себя на удивление расстроенным. Нина занимается бумагами. С нами домой пойдет моя старая приятельница Белинда — она поможет с транспортировкой. Казалось бы, в этот раз мне должно было быть легче, чем в Балтиморе. Я всего в паре кварталов от дома, и благодаря такой близости ко мне могли наведываться родные и друзья: конечно же, Скай, потом Джордж и Харлан, Уилл, мой физиотерапевт, и все мои врачи… ах да, и еще Шенкеры. Но чем больше любви и внимания они мне дарили, тем более одиноким я себя ощущал.

Физически я в порядке. Симптомы Паркинсона особо не беспокоят. Рука не болит. Но эмоционально я вымотан, и у меня такое ощущение, будто чего-то не хватает. Мне предстоит новая битва, но я даже не представляю, какое оружие для нее потребуется. Мало того, я чувствую себя виноватым. У меня проходят перед глазами лица тех, кого я подвел. Это и правда эффект бабочки: одно крошечное происшествие, один мелкий незначительный эпизод может оказать громадное влияние на твое будущее. Ты поскальзываешься на повороте, и все меняется. Вытягиваешь вперед руку, чтобы смягчить падение, и это сказывается на множестве жизней. Сцена для фильма не будет снята. Каникулы закончатся раньше времени. Результат долгих занятий физиотерапией окажется уничтожен. И так далее и тому подобное.

Мы дома. Нина открывает дверь в пустую квартиру. Белинда медленно ведет меня по коридору к моей спальне. Проходя мимо кухни, я стараюсь не заглядывать внутрь, чтобы не видеть место преступления. Нина следует за нами; я прошу ее созвониться с доктором Теодором.

С усилием сглотнув, я говорю:

— Привет, док.

После дружеского «привет, Майк» он спрашивает, как я себя чувствую. Но я не слышу ни его слов, ни тона, а сразу перехожу к признанию своей вины. Mea culpa.

— Я все испортил. Мне очень жаль.

Он, по доброте душевной, тут же говорит, что это был несчастный случай и такое бывает. О да, постоянно. Он подтверждает, что мой позвоночник не пострадал.

— Однако рука — другое дело.

Он не скрывает от меня горькую правду:

— Тебе придется нелегко. Это замедлит прогресс: с рукой в гипсе тебе будет сложнее поддерживать равновесие. На восстановление навыков ходьбы потребуется дополнительное время, но, занимаясь физиотерапией и не забывая о терпении, ты добьешься успеха.

Я усаживаюсь поглубже в кресло, чтобы как-то примостить свой чертов гипс.

Доктор Теодор продолжает:

— Я рекомендовал Трейси снова нанять круглосуточных сиделок. На этот раз ненадолго, просто пока ты не сможешь безопасно двигаться, с учетом сломанной руки. И теперь тебе ни в коем случае нельзя падать. За позвоночник я не беспокоюсь, он полностью зажил, и повредить его тяжело. Но есть еще много чего, что можно сломать, и это абсолютно недопустимо.

Я молчу. Упоминание о круглосуточных сиделках меня добило.

Всего два дня назад я проснулся в этой же комнате с чувством освобождения. Впервые за несколько месяцев никто не крутился поблизости, наблюдая, предвосхищая и комментируя мои действия. Наконец-то я вырвался из-под этого удушающего купола. Позднее я вспомню те свои ощущения, когда буду смотреть «Побег из тюрьмы Даннемора». Сериал основан на реальных событиях: двое заключенных пытаются сбежать из тюрьмы близ Нью-Йорка. Бенисио дель Торо и Пол Дано вырываются из своих камер и встречаются на нижнем уровне, в подвале здания. Они обдумывают, как выбраться на свободу по канализационным ходам. Вокруг темно и до странности тихо. Они смотрят друг на друга. Бенисио спрашивает Пола, сколько он просидел в тюрьме. «14 лет», — отвечает Пол. И Бенисио говорит, что за 14 лет это первый раз, когда никто не знает, где он находится.

Я могу их понять. Впервые за долгое время никто не стоит у меня над душой. Похоже, я нашел ответ на неизменный вопрос: Что если Майк упадет на кухне, когда дома никого не будет, и сломает себе руку?

Нет, я не специально сломал ее, я просто недостаточно старался ее не сломать. Это была гордыня. Неприкрытая надменность. А все мы знаем, к чему она ведет.

Хотя нет, кто-то может и не знать. Полностью пословица звучит так: Погибели предшествует гордость, и падению — надменность. Конечно, я не назвал бы свой перелом погибелью, хотя моя надменность точно привела к падению. Вот вам библейская кара за тягу покрасоваться.

Удивительно, но мне легче было смириться с болезнью Паркинсона и опухолью позвоночника, чем со сломанной рукой. Они были со мной долгие годы, медленно и постепенно прорастали у меня внутри. Перелом же случился в одно мгновение, как взрыв. Как природная катастрофа.