Спустя несколько дней после окончания реабилитации я отмечаю свой День рождения. Трейси устраивает торжественный обед в нашей квартире для пяти других семейных пар. Для многих друзей я выпал из виду на полгода, и у них есть вопросы относительно того, что мне пришлось пережить. Я отвечаю каждому, и их замечания склоняются в сторону «ты неплохо выглядишь», а не к «похоже, год выдался нелегкий». Это ободряет.

После ужина Трейси стучит вилкой по своему бокалу и встает. Я удивлен, потому что она редко произносит тосты. Наши взгляды встречаются через стол. С легкой улыбкой я приподнимаю одну бровь. Тост, серьезно? Надо же.

Она начинает:

— Я знаю, что все мы тут собрались поздравить Майка с Днем рождения. Но мне хочется сказать кое-что еще.

Трейси делает паузу.

— Майк, это было для тебя тяжелое время. Трудно поверить, через что ты прошел. Операция, реабилитация в госпитале Джона Хопкинса, потом «Маунт-Синай».

Она обводит глазами наших друзей за столом.

— Он тяжело трудился. День за днем, без перерывов. Ему пришлось заново учиться ходить. Он потрясающий.

Она снова смотрит на меня и улыбается.

— Хотя все равно мой муж остается занозой в заднице.

Я смеюсь и признаю:

— Да уж, виноват.

Трейси поднимает бокал.

— Я очень горжусь тобой, Майкл. Мы все гордимся. Дети, все-все. Мы любим тебя. Я тебя люблю, и я верю в тебя. С Днем рождения. Пусть следующий год будет полегче. Для всех нас.

Все поднимают бокалы, и я тянусь своим к бокалу Трейси. Надеюсь, сквозь звяканье стекла и поздравления, она слышит, как я шепчу:

— Я тоже тебя люблю.

Тремя годами ранее, на мой 54-й День рождения, Трейси устроила мне потрясающий сюрприз. Для этого нам пришлось сделать остановку по пути на праздничный ужин. Хотя мы зарезервировали ресторан в Гринвич Виллидж, Трейси попросила водителя свернуть в другую сторону и подвезти нас ко входу в Центральный парк со стороны 105-й улицы. Она взяла меня за руку, и мы вошли в ворота Оранжереи, одного из моих любимых мест в городе. Во время большинства наших прогулок с Гасом мы останавливались там у какой-нибудь скамейки с видом на сад. Гасу нравится забираться на скамью и оттеснять меня к краю, занимая куда больше своей половины.

В тот теплый летний вечер парк был прекрасен, как всегда, и в воздухе витал аромат глицинии. Трейси подвела меня к западной границе сада.

— Это же не пони, правда? — спросил я. — Ты ведь знаешь, у нас нет места для пони.

— Это просто запах удобрения. И вообще, пони у тебя уже есть. Его зовут Гас.