Я вздрогнула и покосилась на него.
– Вы испугались? – Он криво улыбнулся.
– Честно говоря, да.
– Это правильно, хозяина надо бояться. Потому что я не потерплю неуважения.
Я могла бы спросить, отчего он связывает уважение и страх, но промолчала. Мне не хотелось с ним говорить. Его прикосновения были неприятны. Но приходилось терпеть… Ох, доколе терпеть? И ответила сама себе: до тех пор, пока это будет нужно Лесли Уимберу.
– Ну, не молчи, – нетерпеливо сказал герцог ле Ферн, – я не люблю, когда женщина ведет себя словно соляной столб.
– О чем говорить, ваша светлость? Я не знаю.
– О чем-нибудь, – капризно проронил он, – мозги ведь у тебя есть? Наверное, есть. А если тебе нечего рассказать, так я найду другое применение твоему ротику.
У меня просто фантазии не хватило, чтобы понять, о чем он говорит. Но прозвучало угрожающе, и снова тело начало деревенеть, стынуть от того холодного, мерзкого страха, что внушал ле Ферн одним своим присутствием.
– Хорошо, – я сглотнула, голос дрожал, – я расскажу о том, как жила в пансионе, если вам это будет интересно.
– Недурно. Рассказывай.
– Я жила в комнате с Рут, – начала я, но герцог тут же меня оборвал:
– Мне это не интересно!
– И когда ночами было особенно холодно, мы были вынуждены греть друг друга. Мы забирались под одеяло. Прижимались друг к дружке…
– А это уже интересно, – промурлыкал Оттон ле Ферн, – мне начинает нравиться.
– Что же тут может нравиться? – удивилась я.
Он внезапно резко дернул меня, останавливаясь, разворачивая к себе. Я задрожала и уставилась в черные глаза Оттона, не зная, что говорить и что делать.
– Ты в самом деле такая дура? Или вас там растят, словно монашек, этих белых молей, сестер святой Матильды? Да я вытащил тебя, чтобы поболтать, но из тебя даже ничего интересного или пикантного не выдавишь! Ты даже меня не понимаешь – или старательно делаешь вид, что не понимаешь!
Он злился, я это видела. Глаза сделались непроницаемо-черными, губы искривились. И он снова вцепился в мои многострадальные волосы, схватил их, наматывая на кулак. У меня перед глазами словно серой тряпкой махнули, колени дрожали и не хватало воздуха. Герцог ухмылялся и глядел на меня, не давая даже шевельнуться.
– Сладкая ягодка, – со злой усмешкой процедил он, – пожалуй, настало время перевести наши отношения в иную плоскость. Гувернантка – это, конечно, хорошо. Но здешние курицы мне надоели, а ты – все-таки разнообразие. Сойдешь на время.