– Что ж, – сказал мистер Хадсон, – я полагаю, что, строго говоря, эта вещь – твое имущество, поэтому мы не станем возражать. Вы согласны, мистер Рафферти?

Рафферти – вот как звали второго. И Бриджет как-то раз сказала: «Это имя не подходит такому человеку, это имя для клоуна».

– Да, – сказал мистер Рафферти. – Можешь его забрать. Но ты должна его вернуть, Лили. Мистер Хадсон немного заблуждается, утверждая, что это твое «имущество». Это пусть и необычная, но «памятная» вещь, которую оставили вместе с тобою, и такие вещи по праву принадлежат госпиталю Корама, если их не затребует обратно мать подкидыша. Все здесь должно делаться в согласии с законом.

Лили молчала. Ей хотелось бы ответить: «Кое-что из творившегося здесь переходило границы закона – то, о чем вам никогда не будет рассказано», но вместо этого сказала:

– Я удивлена, что сестра Мод еще здесь – я увидела ее во дворе. Я думала, что она уже здесь не работает.

– С чего ты так решила? – спросил мистер Хадсон.

– Ну, – сказала Лили. – Я думала, что ей уже пора бы отойти от дел.

– Что ж, да, вообще-то ей пора бы. Она уже немолода. Но сестра Мод – один из столпов Госпиталя для найденышей, поэтому мы ее не увольняем. Мы разрешаем ей брать выходные по воскресеньям, и она отдыхает у себя в комнате, а по понедельникам она снова полна сил, как и прежде.

– Понятно, – сказала Лили.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Хадсон. – Ты так любила сестру Мод?

– Нет, – сказала Лили.

Мистер Рафферти в упор уставился на Лили, по видимости, ошеломленный ее категоричным «нет». Затем сказал:

– Я удивлен. Я знаю, что она строга, но мы убеждены, что дети Корама со временем осознают всю ценность правил поведения, которые им прививают здесь. Под руководством таких людей, как сестра Мод, они однажды начинают отличать добро от зла. Ты так не думаешь?

Лили посмотрела на мистера Рафферти. «Клоун, – сказала тогда Бриджет. – С клоунами не о чем говорить, потому что за их гримом скрываться может что угодно: ложь, небылицы, злоба и даже греховность». Поэтому Лили отвернулась, опустила взгляд на мешок и притворилась, что не услышала вопроса.

Когда мистер Рафферти понял, что она не собирается ему отвечать, он произнес, сверля ее взглядом:

– Одно мы знаем точно: когда дети попадают к нам, они часто похожи на диких зверей. Ты ведь тоже была такой зверушкой – сбежала, разве нет? И посмотри, какой ты стала: благочестива и смирна, и кормишься своим трудом, но лишь потому, что мы сумели укротить тебя и обратили к Богу. А теперь ступай отсюда со своим грязным мешком и не забудь соблюсти закон и возвратить его назад.

Лето выдалось душное, и дождь все не шел. Белль Чаровилл распахнула все окна в мастерской и распустила корсет. Грязь в лондонских канавах превратилась в пыль.

Лили подумала: «Завтра схожу туда – в Дом спасения. Положу мешок на прилавок. Буду наблюдать за Френсис Куэйл так же пристально, как старая серая сова следила за крысами в сарае у Перкина Бака. Мне достаточно просто наблюдать и молчать, и я все пойму».

Но она так туда и не сходила. Все августовские вечера тянулись своим чередом, и она приползала в свое обиталище лишь для того, чтобы лежать в одиночестве в затхлом подвале, смотреть на гипсовую Марию, в ее пустое, непоколебимое лицо, и говорить себе, что она точно сходит завтра, что как-то наберется смелости узнать, действительно ли Френсис Куэйл приходится ей матерью.