– Зачем?

– Что – зачем? – Нить стала сердиться. – Так нужно для эксперимента. Очередной серии бурения глубокого вакуума. Патрон решил, что сегодняшний эксперимент пройдет с использованием моей записи.

– Какое отношение это ваше бурение имеет к записи человеческого сознания?

– Это новая, многообещающая схема опытов, – сказала Нить. – Использовать для стабилизации сингулярности психоматрицы сознания. Патрон видит в этом большие перспективы… Понимаете, раньше когерентное излучение модулировалось наложением частот, которые должны были удерживать резонанс до достижения сингулярностью устойчивого горизонта. Вся проблема состояла в том, чтобы угадать спектр необходимых частот. Но с психоматрицей мы избавляемся от посредничества машины и можем сами, непосредственно управлять процессом глубинного бурения.

– Нам необходимо идти, – внезапно произнес Минотавр с глухим рычанием сервоприводов в старинном, давно не проходившем модернизации теле первопроходца. – Прошу прекратить допрос.

Но Корнелий как ни в чем не бывало беседу продолжал.

– Ничего не понимаю, – признался он. – По отдельности все слова вроде понятны, но складываться категорически отказываются… Вы, Нить, не можете объяснить…

– Нет, что вы! – Девушка на экране замахала руками. – Я и сама толком не понимаю… Тут надо к патрону обращаться, только ему под силу удерживать в голове всю теорию сингулярностей… да это и понятно, ведь он ее и создал. В одиночку! Представляете? В наше время, когда наука – удел не одиночек, а огромных коллективов. Поэтому он… – Она вдруг сбилась, Корнелий вглядывался в экран. – Он – гений.

– Не соглашайтесь, – попросил комиссар. Нить непонимающе посмотрела на него. – Очень прошу. Вы многое не понимаете… так всегда происходит с увлеченными личностями, но поверьте мне. Даже не голосу рассудка, ибо я и сам многого не понимаю, но моей интуиции. Откажитесь от эксперимента. Сошлитесь на здоровье, на плохое настроение, месячные, что угодно. А потом… потом я вам расскажу. Обещаю. Я с вами честен. Но мне не хватает информации, а точнее – понимания. И для этого как воздух необходимо время. Дайте мне его, очень прошу…

– Прошу прекратить допрос, – опять сказал робот. – Прошу прекратить допрос. Время эксперимента приближается.

Нить помолчала. Она теперь не смотрела на него с экрана, а с преувеличенным вниманием изучала пальцы – тонкие, длинные, с выраженными утолщениями суставов и узкими ногтевыми пластинами.

– Вы понимаете, если я откажусь, кто-то займет мое место?

– Да, понимаю, – сказал Корнелий.

– Чем моя жизнь, если вы уверены, что эксперимент окончится неудачно, ценнее жизни того, кто заменит меня? Разве вы, как комиссар по братству, не должны думать обо всех и каждом?

– Должен, – признался комиссар. – Наверное, мне будет стыдно. Очень стыдно. Но – потом. А сейчас я вижу – вам грозит смертельная опасность, а потому я должен спасать именно вас. Здесь и сейчас.

Нить встала, ничего не ответив. Повернулась к экрану спиной и исчезла. Словно ее и не было. А затем весь экран заполнило лицо с полуприкрытыми глазами и полуулыбкой на губах. Корнелий отшатнулся, настолько не ожидал увидеть этого человека.

– Вы?

– Я, – подтвердил Червоточин. – И я хочу официально вас предупредить, комиссар, – у вас нет полномочий вмешиваться в дела фаланги. Это азы. Зато у меня есть право потребовать от вас удалиться с Амальтеи в ближайшие часы.

– Право есть, – согласился Корнелий. – Но почему-то я уверен, вы им не воспользуетесь, не так ли?

Веки Червоточина дернулись. Он открыл глаза. Точнее то, что таковыми казалось. А Корнелий ощутил затягивающий взгляд бездны. Ледяной и жуткой.