Книги
Кто стоял за декабристами
ГЛАВА 14. СЕНАТСКАЯ ПЛОЩАДЬ. КТО ЖЕ БЫЛ ГЕРОЯМИ?
Милорадовича подчиненные разыскали в гостях у дамы. Узнав о восстании, он кинулся к царю. Застал его на Дворцовой площади перед строем преображенцев. Генерал-губернатор был совершенно растерян. Сообщил: «Дело идет дурно, ваше величество… они окружают памятник (Петру I –
Милорадович в полном шоке от происходящего зашагал туда пешком. Его догнали сани полицмейстера, адъютант Башуцкий высадил его и усадил генерал-губернатора. В это время Исаакиевский собор только возводился, был большой стройкой, обнесенной забором. В нескольких местах на площади были навалены камни и другие материалы, привезенные для собора. Мятежники строились возле памятника Петру I, а вокруг них стекались толпы народа. Полиция (а она была очень малочисленной) бездействовала – одного из городовых восставшие схватили и объявили «пленным», издевались над ним, показывая его возбудившейся черни. Проехать через массу людей было невозможно, и Милорадович повернул вокруг площади по соседним улицам. Встретил генерала Орлова с Конногвардейским полком, выходившим к Сенатской с другой стороны. Орлов предупредил – на площадь соваться нельзя, он уже пробовал, и его грозили убить.
Но Милорадович был взвинчен. Его жгло чувство собственной вины за происходящее. Он вскричал: «Что это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита?» Адъютант Орлова дал ему лошадь, и он поехал на площадь. Башуцкий пристроился за ним пешком. Перед всадником народ расступался, и Милорадович проехал к солдатам. Начал убеждать их, «что сам охотно желал, чтобы Константин был императором, но что делать, если он отказался». Говорил – он сам видел отречение, и ему должны верить как другу Константина. В доказательство вынул и стал показывать саблю, подаренную великим князем, с надписью «Другу моему Милорадовичу» [69].
Авторитет он имел колоссальный – герой многих войн и сражений! Солдаты потупились, внимательно слушали. Заговорщик Оболенский почувствовал, что их настроение может переломиться. Требовал от генерала уехать, тащил под уздцы его лошадь. Видя, что это не действует, взял у солдата ружье со штыком, ткнул им Милорадовича. А Каховский, подкравшийся в толпе, в упор выстрелил из пистолета в бок. От выстрела лошадь рванулась, генерал упал на руки адъютанта. Но и несколько солдат выпалили по окружавшей людской массе – возможно, считали, что защищают Милорадовича, стреляют по его убийцам. Башуцкий выхватил из толпы двоих случайных зевак, с их помощью потащили смертельно раненного Милорадовича в безопасное место, в расположение Конногвардейского полка.
Вслед за генерал-губернатором уговаривать восставших приехал командир корпуса генерал Войнов. Но его не слушали, стали стрелять по нему. А из агрессивной окружающей толпы в него начали кидать камнями и чем попало. Брошенное полено сильно ударило старика по спине, с него слетела шляпа. Флигель-адъютанта Бибикова, случайно попавшегося мятежникам, избили. Хотя и восставшие очутились в тупиковом положении. Они-то планировали помешать присяге Сената и предъявить ему требования! Но Сенат принес присягу еще в 7 утра, в здании никого не было. В данном отношении царь переиграл революционеров.
Восстание декабристов на Сенатской площади, убийство генерала Милорадовича
Трубецкого не было. Он струсил, куда-то исчез. Рылеев отправился искать Трубецкого и тоже исчез, метался где-то по городу. А в результате не было и единого руководства. Верховодили Щепин-Ростовский, братья Бестужевы, Оболенский, Пущин. Крутились и другие заговорщики – большинство было без мундиров, в штатском. Они появлялись, исчезали в толпе. У восставших откуда-то было спиртное. По воспоминаниям современников, многие солдаты были пьяны. Как и «сочувствующая» чернь [70]. Организаторы путча не учли и того обстоятельства, что мятежные части соберутся не одновременно. На площади очутились только 800 человек Московского полка. Им оставалось лишь ждать, когда подойдут другие.
Но и верные царю части гвардии, разбросанные по городу, подходили вразнобой. Николай повел преображенцев к Сенатской площади. Распределял наличные подразделения, оцепляя и охватывая очаг восстания. При себе оставил одну роту, первую – Роту Его Величества. Для государя нашли коня, он ехал верхом. Ему и его солдатам тоже приходилось двигаться через толпы собравшихся людей. Правда, ближе к Зимнему дворцу публика была другая, доброжелательная. Снимала головные уборы, и Николай говорил: «Наденьте шапки, простудитесь!» Объяснял – по нему будут стрелять, поэтому пусть не теснятся рядом с ним, расходятся по домам. «Молитесь Богу, а завтра мы увидимся». Но в этой толпе мелькнул и Трубецкой – царь еще не знал, что он считается руководителем восстания.
К Николаю подошел и Якубович, офицер Нижегородского драгунского полка, после ранения приехавший в отпуск с Кавказа. Дерзко объявил: «Я был с ними, но, услышав, что они за Константина, бросил их и явился к Вам». На самом деле он сказал своим товарищам на Сенатской, что идет на разведку. И именно он вызывался убить царя, под шинелью у него был пистолет. Но… видать, и его что-то остановило. Рука не поднялась. А Николай похвалил, что он вовремя одумался. Послал загладить вину – вернуться к своим и уговаривать сложить оружие.
Царь остановился на Адмиралтейской площади, соседней с Сенатской. Сюда подошел Орлов с Конногвардейским полком. Появился и брат Михаил. Наведя порядок в конной артиллерии, он узнал о мятеже в Московском полку – в котором сам был шефом. Помчался туда. Часть полка офицеры удержали от бунта, она осталась в казармах. Однако и эти солдаты волновались, отказывались от присяги. Но Михаила они встретили криком «ура». Удивлялись, как же так, им внушили, что он «в оковах». Теперь воочию раскрылось, что их подло обманули. Солдаты выражали готовность идти против лгунов, и Михаил первый вместе с ними принес присягу Николаю, привел эту часть полка к брату.
Великий князь рвался обратиться к мятежным солдатам, чтобы и их убедить. Но государь уже знал, что случилось с Милорадовичем, с Войновым, запретил ему. Только сам с Бенкендорфом выехал на Сенатскую – увидеть, что там творится. Его встретили залпом, пули просвистели над головами. Постепенно стягивались верные части. Кавалергардский полк, 2-й батальон преображенцев, батальон Финляндского полка, подразделения Павловского, Егерского полков. Государь распределял их, окружая площадь. Михаила послал встретить на подходе Семеновский полк и занять участок со стороны Крюковского канала, по другую сторону стройки Исаакиевского собора. По мере прибытия войск осмелела полиция. Стала расчищать площадь от собравшегося народа, вытеснять его. Но при этом толпы только разделились на два кольца, одно вокруг мятежников, другое по краям площади.
А силы восставших тоже увеличились. В Гвардейском флотском экипаже все ротные командиры состояли в заговоре. Во время присяги начали протестовать, отказались приносить ее. Начальник, генерал Шипов, вроде бы навел порядок, арестовал смутьянов. Но экипаж остался без офицеров, матросы волновались. Когда с Сенатской донеслась стрельба, в казарму вбежал заговорщик Петр Бестужев. Закричал: «Наших бьют! Ребята, за мной!» Матросы освободили арестованных, отшвырнули капитана I ранга Качалова, силившегося остановить их в воротах. К счастью, в суматохе забыли несколько пушек, имевшихся в экипаже. Но оцепление Сенатской площади еще не успело замкнуться, по Галерной улице матросы присоединились к каре Московского полка.
Ну а император, посовещавшись с генералами, решил попытаться разогнать мятежников кавалерией. Сам Николай скомандовал конногвардейцам: «За Бога и царя, марш-марш!» Генерал Орлов приказал атаковать подивизионно, сам повел 1-й дивизион. В общем-то главный расчет был на психологическое воздействие – что при виде несущейся на них кавалерии солдаты не выдержат, побегут. Но этого не произошло. Снега на площади было мало. Лошади не были подкованы на шипы, копыта скользили по обледенелым булыжникам. Взять разгон не получилось. А бунтовщики сомкнулись в каре, ощетинились штыками, встретили огнем. Падали кони, убитые и раненые всадники. Тяжелую рану получил полковник Вельо – остался без руки.
После нескольких попыток атаки прекратили. Единственным результатом стало то, что часть площади очистилась от толп, и к царю сумел прорваться подошедший гвардейский Коннопионерный дивизион. Когда кавалерия задачу не решила, заговорили о крайнем средстве – артиллерии. Для начала – устрашить ею восставших. А если не поможет… Конная артиллерия во время присяги проявила колебания. Поэтому Николай послал генерала Потапова и поручика Булыгина привезти несколько орудий «пешей» гвардейской артиллерии.
Но и среди остальных царских войск не все были надежными. В Финляндском полку одна рота только что вернулась из караулов и присягу еще не принесла. А одним из взводов командовал заговорщик Розен. При выдвижении к Сенатской площади на Исаакиевском мосту он скомандовал: «Стой!» Закупорил мост, остановив свой взвод и три роты, следовавшие за ним. Командиры понукали их, силились возобновить движение – но без всякого успеха. Одни солдаты заявляли, что присяги не приносили и против «своих» не пойдут. Другие принесли ее, но тоже не желали драться со «своими». А Розен прикидывал – если на Сенатской начнется бой, увлечь за собой остановленные роты и ударить в тыл царским частям.
Также и в Егерском полку 2-му батальону возле Каменного моста приказали идти вперед, но откуда ни возьмись вынырнул тот же кандидат в цареубийцы Якубович. Скомандовал: «Налево кругом!» Посторонний офицер, вообще не из их полка, но его с какой-то стати послушались, он увел целый батальон назад. Государю передавали известия о каких-то беспорядках в Лейб-гвардии Гренадерском полку, о восстании Измайловского полка. Слух о нем оказался ложным – в Измайловском во время присяги только несколько младших офицеров принялись кричать «за Константина». Но солдаты послушались не их, а старших начальников, и смутьяны тоже подчинились, вместе с полком принесли присягу, выступили против сообщников.
Но ведь это выяснилось не сразу. Исход противостояния выглядел еще совсем не определенным. На всякий случай Николай распорядился подготовить эвакуацию своей семьи в Царское Село. А в Зимнем он оставил только слабый караул, одну роту финляндцев, передав командование коменданту Башуцкому. Для охраны дворца государь вызвал части, подчиненные и преданные ему лично, два саперных батальона, Гвардейский и Учебный. Но прибыли ли они – ничего не было слышно. Николай сам решил съездить ко дворцу и узнать, как там дела.
А там и в самом деле было недалеко до беды. Потому что бунт в Гренадерском полку грянул с запозданием. Там во время присяги пьяный подпоручик Кожевников выскочил на балкон, перевесившись через решетку, кричал: «Зачем вы забываете клятву Константину Павловичу?» Его арестовали, и присяга прошла как будто спокойно. Но после нее старшие офицеры уехали во дворец на торжественный молебен. Солдатам раздавали обед, и выступил вдруг командир роты поручик Сутгоф. Объявил: «Напрасно мы послушались! Другие полки не присягнули и собрались на Сенатской площади». Он поманил нижних чинов: «Ваше жалованье у меня в кармане, я раздам его без приказа». Приказал одеваться, взять оружие, освободил Кожевникова и повел свою роту к мятежникам.
Командир полка Стюрлер узнал, бросился в погоню на обычном извозчике. Но его не послушались, ушли за Сутгофом. А Стюрлер из-за этих метаний с опозданием получил приказ – вести полк к царю. Но в казармах старших офицеров не было, а приказом выступать воспользовался поручик Панов. Стал бегать по ротам и пугать – всем будет худо от других полков и «императора» Константина, если выступят против них. Стрельбу, донесшуюся со стороны Сенатской, он объяснял – «наши побеждают». Ему удалось поднять несколько рот, взяли знамя полка и ринулись к мятежникам. Но Панов повел их не той дорогой, как Сутгоф, он загорелся идеей… захватить Зимний дворец, взять в заложники царскую семью. Или уничтожить ее.