— А долго вы думаете держать нас здесь?

— До среды. Шэрон, не задавай мне вопросов. Я сам скажу все, чего тебе надо знать.

— Простите. Я не поняла — и только.

— Я не могу допустить, чтобы вас кто-нибудь нашел. Но мне надо уйти. А потому к двери подключен провод, и если кто-то попытается войти…

Она не здесь. Она этого не слышит. Так не бывает.

— Не беспокойся, Шэрон. Завтра вечером Стив Питерсон даст мне восемьдесят две тысячи долларов, и все будет позади.

— Восемьдесят две тысячи долларов…

— Да. А в среду утром мы с тобой уедем, и я оставлю сообщение, где найти мальчишку.

Далекое эхо лязга и грохота, тишина, и снова то же эхо.

Он прошел через комнату.

— Извини, Шэрон.

Внезапным движением он вырвал Нийла из ее рук и бросил на край койки. Она не успела шевельнуться, как он завел ей руки за спину, дал пальто упасть и связал запястья. Потом потянулся за Нийлом.

— Пожалуйста, не завязывайте Нийлу рот, — умоляюще сказала она. — Если он задохнется… вдруг вы не получите денег?.. Вдруг вам надо будет прежде доказать, что он жив… Пожалуйста… Вы… вы мне нравитесь. Потому что вы такой находчивый.

Он взвешивающе смотрел на нее.

— Вы… вы знаете мое имя, а своего мне не сказали. А я хочу думать о вас.

Его ладони повернули ее лицо к нему. Жесткие, мозолистые. Трудно поверить, что те же руки так ловко управлялись с тонкими проводками. Он нагнулся над ней. Дыхание у него было затхлое, горячее. Она выдержала его поцелуй — грубый на ее губах, слюнявый, долгий на щеке и ухе.

— Меня зовут Лиса, — сказал он. — Произнеси мое имя, Шэрон.

— Лиса.

Он связал кисти Нийла и подтащил его к ней. На узкой койке они еле умещались рядом. Кисти Шэрон вжимались в шершавую бетонную стену. Он накрыл их засаленным серым пальто и оглядел их. Потом перевел взгляд на посудный лифт.

— Нет. — Вид у него стал раздраженным, неуверенным. — Не могу рисковать, что кто-нибудь вас услышит.