— Не расстроит. Дэвида не так-то легко заставить отказаться от своих намерений. Он знает, чего хочет, и, чтобы переубедить его, понадобится не одно письмо.

— Но, Сэм, только письмами дело не ограничится. Ты и сам это знаешь. Посмотри на меня, — и вдруг я принялась бить себя кулаком в грудь и заплакала — Всю жизнь я жила в постоянном страхе перед ним. Это он сломал ее, а не Мартин Фоньер. Я бы вышла за него замуж много лет назад, если бы не боялась того, что он может выкинуть. Он мучает меня уже много лет. Это не первое письмо. То же самое он сделал и с Тедом Фаррелом, только те письма были намного хуже. И он присылал ко мне домой мужчин… Ты не знал об этом, верно? Он столько лет мучает меня и так и эдак, а я не настолько сильна, чтобы бороться с ним. Я сделана по-другому. Но клянусь Господом Богом, если он испортит жизнь и Констанции — клянусь, Сэм, я убью его.

Он какое-то время молчал и, усевшись за столом, тер пальцами подбородок. Потом тихо произнес:

— В этом не будет необходимости, Констанция выйдет замуж за Дэвида, не волнуйся, — потом словно самому себе он повторил — Не волнуйся.

Но я волновалась и день и ночь, напряжение было невыносимым. Каждый раз, когда Констанция уходила, меня терзала агония неизвестности. Спокойствие наступало лишь тогда, когда дочь была в постели или находилась с Дэвидом. Как-то в среду вечером я стояла у окна гостиной и ожидала ее. Послышался торопливый стук ее каблуков по мостовой, я пошла открывать дверь. В этот момент послышался голос Дона Даулинга, и я застыла на месте.

— Привет, — проговорил он. — Что-то ты стала в последнее время прятаться.

— О… я вовсе не прячусь, дядя Дон.

Судя по этому «о», она вовсе не ожидала увидеть его.

— Значит, опять «дядя Дон»? И за что же это я удостоился вновь своего прежнего титула?

— Ну не знаю. Наверное, привычка, — Констанция коротко засмеялась, потом вновь послышался голос Дона:

— Я пришлю за тобой в субботу машину, а?

Любому другому его тон показался бы игривым, я же слышала в нем скрытую угрозу.

Последовала пауза; я не имела ни малейшего понятия о том, что происходило сейчас на улице, и вдруг послышался резкий голос Констанции:

— Пустите меня, дядя Дон. Ой, пустите! Меня ждут ужинать.

Я распахнула дверь. Не далее чем на расстоянии фута спиной ко мне стоял Дон. Он крепко держал за руки мою дочь.

— Пусти ее!

Он медленно повернулся. Уже много лет я не стояла от него так близко, уже много лет я не смотрела ему прямо в лицо.

Я помнила, что он был по-своему красив, и совсем не ожидала увидеть то, что увидела: обрюзгшую, с редкими волосами физиономию, но главное — глаза, именно они приковали мое внимание: очень-очень яркие и не черные, а с синим отливом. Как зачарованная, я увидела, как шевелятся его губы.

— Ну, ну, Кристина. Наконец-то протрезвела и в состоянии говорить?

Я протянула руку и потащила к себе Констанцию. Загородив ее своим телом, я закричала: