Подняв бритву и прижав лезвие к щеке Констанции, он закричал:
— Еще раз дернешься — и я помечу ее на всю жизнь.
Я застыла на месте, дрожа всем телом и тяжело дыша. Он грубо хохотнул и добавил:
— Ничего ты не можешь сделать — как всегда, а у меня все продумано, каждый шаг. Ни ты, ни этот трусливый бумажный червяк не в силах бороться со мной.
В этот момент с нашего заднего двора раздался тихий свист, и Дон резко повернулся к кухонному окну.
— Открой заднюю дверь, — приказал он и толкнул ко мне Констанцию.
Я снова попятилась.
Когда я отодвинула засов на двери подсобки, он тихо проговорил:
— Сюда, Рекс.
Вошел коротышка в большом мешковатом пальто. Переводя взгляд с одного на другого, он ухмыльнулся и сказал:
— Ну-ну.
— Не спускай с нее глаз, — Дон кивком головы указал на меня, после чего вернулся на кухню. Коротышка направился ко мне, и я отпрянула. Это был пухлый, со здоровым цветом лица мужчина, встретив которого на улице, можно было принять за вполне нормального человека. Он пристально смотрел на меня и, приноравливая свои шаги к моим, следовал за мной.
— Значит, ты и есть Кристина Уинтер, — холодно произнес он. — Ну так что? — Он прошел на кухню и, повернувшись к Дону, уже другим тоном, отрывисто сказал — Давай, парень, ты же все продумал, да?
— Прежде всего нужно вывести из игры ее, — Дон мотнул головой в мою сторону. — Обычно в это время она уже отключается и храпит вовсю. Но сегодня ты не набралась, Кристина, а? — с издевкой проговорил он. — Не повезло тебе, потому что я с удовольствием сам усыплю тебя.
Я, словно загипнотизированная, наблюдала, как он провел языком по верхней губе, как будто слизывал что-то.
— Это будет мой подарок на прощание, так сказать, — продолжал он, — потому что мы больше не увидимся — мы с Конни отправляемся в дальние страны. Правда, Конни? — Он почти оторвал Констанцию от пола. Я увидела, что дочь закрыла глаза.
— Так давай ее мне, — торопливо сказал коротышка, шагнув к Констанции, — кончай свое дело, если мы хотим к ночи добраться до доков.
Как раз в этот момент послышался звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине парадной двери: надежда на спасение.
— Отец! Отец! — пронзительно закричала я.
Буквально секунду спустя он уже входил в кухню, но, увидев нас, застыл на пороге как вкопанный. По его лицу я поняла, что он просто не верит собственным глазам. Но, осознав наконец, что случилось, закричал страшным голосом: