И когда мой папа узнал, что моя сестра умерла, то он как приехал, так сразу заболел воспалением легких в третий раз, и опять какие-то две болезни добавились, и мой папа умер.

И потом я узнал, что такое голод.

И вскорости я приехал сюда{198}.

Пани Марина, наверняка по предложению Доктора, прилежно записывала рассказы детей и в 1924 году опубликовала их под общим названием «Воспоминания из малолетства». Так возник душераздирающий документ эпохи: в глазах детей отражается минувшая война, военные скитания, нужда, болезни, госпитали, бесконечные похороны. А в сумбурных, неумелых рассказах равно значимы недостаток денег на гроб для матери, гнилая брюква в бесплатном супе и шоколадка за две марки.

На таких детских рассказах основаны две пронзительные новеллы Корчака: «Моя оборона» и «Франек»{199}, в которых двое рассказчиков-подростков таким же безнадежным тоном говорят о самых трагичных моментах своей жизни.

«Наш дом» должны были финансировать профсоюзы, но денег от взносов не хватало. Помогал варшавский магистрат, но и он давал немного. Парадоксально, но социалистическое учреждение для детей рабочих было многим обязано зарубежным религиозным миссионерским организациям. Американские квакеры и английские методисты присылали кровати, постельное и нательное белье, одежду, еду – благодаря их подаркам дети смогли выжить в первые послевоенные годы. В Варшаве устраивали благотворительные сборы, обращались за помощью к самым разным учреждениям и обществам. Корчак с некоторым раздражением в очередной раз пояснял:

Ребенок – это завтрашний день. Он будет работником, будет гражданином, будет законодателем, но надо ждать. Терпеливо ждать. Внимательно ждать. <…> Надо осознать значимость, важность этого дела – его ценность, цену. <…>

Мы знаем: тысячи, десятки тысяч сирот. Знаем. Но речь идет не о том, чтобы приласкать и накормить: ведь записать в книгу имя и фамилию, выдать ребенку суп каждый может.

Задача более важная <…> Как воспитать ребенка рабочего, чтобы тот понимал, верил и умел действовать согласно своему пониманию и вере?{200}

Под просьбой о поддержке, напечатанной в «Роботнике», стоит его приписка: «Прилагаю пятьсот марок на “Наш дом”»{201}.

Изумляет расхождение между плачевными материальными условиями послевоенных лет и мечтательным тоном воспитательной программы, которую излагали Корчак и пани Марина. Дом должен был стать педагогической лабораторией, где предстоит родиться новому человеку. А не домом сирот, не приютом.

Мы стремимся организовать детское общество на принципах справедливости, братства, равенства прав и обязанностей. <…>

Стремимся заменить наказание – порядком, принуждение – добровольным приспособлением индивида к формам общественной жизни, мертвую мораль превратить в радостную тягу к самосовершенствованию и самопреодолению.

Уважение к самому себе мы ставим на один уровень с добрым отношением к ближним, а лучше сказать – согражданам.

Мы должны отказаться от мысли, что ребенок должен кормиться крохами, что ему из жалости дают нежные, снисходительно или заботливо настроенные сердца матерей либо филантропов.

Мы будем стремиться к международной организации детей и молодежи, призывать к общему празднику, общему флагу, общей песне и труду, одному языку, равноправию для всех.

Хотим не исправить и переделать, а понять и поладить с ребенком, помочь возродить его рабскую, нищенскую душу…{202}

Марина Фальская дополняла:

Дать выход добрым чувствам, что пробуждаются в совместной жизни. Основать совместную жизнь на справедливости. Призвать <…> детей к сотрудничеству и всеобщей ответственности. Помочь ребенку познать себя через сравнение с другими. Побудить к усилиям. Осветить жизнь – светом ясности{203}.

Двое фантазеров строили на бумаге утопическую страну счастья. Воспитанники мечтали о густой подливке и паштетной колбасе.