Книги

Коллапс. Случайное падение Берлинской стены

22
18
20
22
24
26
28
30

Беспорядки в Саксонии продолжались даже после того, как ушли последние «поезда на свободу». Пятого октября свыше четырехсот солдат народной армии, вооруженных пулеметами, были отправлены в Дрезден, чтобы стоять в резерве в подчинении народной полиции. Протестующие позже рассказывали о многочисленных случаях жестокого обращения полицейских с демонстрантами и задержанными в первую неделю октября, как на улицах, так и в спешно организованных центрах содержания под стражей. Те, кого Карин Геффрой ранее назвала «жестокой четвертью», здесь, в Саксонии, явно давали волю своим самым низменным инстинктам. Восточная Германия – государство на передовой холодной войны, разрезавшей Европу надвое, – кажется, была готова броситься в пучину насилия.

Насилие в Саксонии и предшествовавшая ему грандиозная хаотичная волна эмиграции из Восточной Германии глубоко травмировали жителей ГДР, оставшихся на родине. Целые гектары брошенных автомобилей, ранее принадлежавших эмигрантам, были эвакуированы на склады. Начались распродажи мебели из покинутых квартир. Транслировавшиеся западными телекомпаниями трогательные сюжеты о тысячах и тысячах восточных немцев, бросивших все, чтобы перебраться на Запад, побудили других граждан ГДР переосмыслить ценность жизни в своей стране. Почти каждый знал коллегу, соседа или даже ребенка, который уехал или пытался бежать. Этот исход невозможно было игнорировать, и он требовал реакции миллионов оставшихся в стране людей.

Самым очевидным вариантом реакции было публичное выражение недовольства властями ГДР. Вопрос заключался в том, будет ли оно и дальше принимать столь жесткую форму, как в Дрездене. Чтобы предотвратить столкновения, группа из двадцати протестующих убедила партийные и государственные органы Дрездена вступить с ними диалог 8 октября, после нескольких дней уличных беспорядков; но угроза массового насилия сохранялась.

Особенно опасной была ситуация в соседнем саксонском городе Лейпциге. Здесь, бросив вызов властям, на риск пошло маргинальное сообщество – коллектив закаленных в боях диссидентов, часто выступающих в центре города у церкви Святого Николая. Пик их активности приходился на время молитвы Николаю о мире, начинавшейся каждый понедельник в пять часов вечера.

Сделанная Штази фотография автомобилей, брошенных их владельцами в Чехословакии, октябрь 1989 года. Восточногерманские беженцы оставляли свои машины (возможности купить которые многие из них ждали годами) в огромных количествах во время массового исхода на Запад осенью 1989-го. Штази собирало их на таких площадках, а затем переправляло назад в ГДР.

Активисты использовали молебен как возможность собираться в главной церкви города, однако церковные старейшины реагировали на них по-разному. Одни поддерживали использование ими церковной службы для своих целей, другие были настроены враждебно. Кроме того, активистам приходилось сталкиваться с давлением со стороны Штази, которое шпионило за ними и внедряло тайных агентов. В какой-то момент Штази собиралось выгнать членов группы из церкви Святого Николая, тем самым лишив диссидентов единственного надежного места сбора (не считая их собственных квартир). Однако тайная полиция не стала этого делать, якобы по совету Маттиаса Бергера – протестантского священника в Лейпциге, совмещавшего сан с работой на Штази под прикрытием. Бергер убедил Штази, что следить за активистами будет проще, если их большинство продолжит собираться в одном месте. Штази продолжало терпеть диссидентскую деятельность в церкви Святого Николая.

До осени 1989 года иностранные наблюдатели не считали, что подобные группы активистов представляют реальную угрозу режиму. Франц Бертеле, несший миссию западногерманского посла в ГДР (однако назывался он «постоянным представителем», чтобы подчеркнуть принципиальную позицию Бонна о том, что ГДР не является иностранным государством и потому не нуждается в после), открыто ставил на Штази. В отчете руководству в сентябре 1989 года Бертеле заявлял, что «госбезопасность будет и впредь следить за тем, чтобы революционные настроения не переросли в революцию как таковую». Он считал, что «режиму не угрожает ни критика церкви, ни критика оппозиционных групп», поскольку церковь «не осознает свою роль как в первую очередь политическую». Церковь, по его мнению, видела свою задачу как «пасторскую, то есть заключающуюся в том, чтобы помогать людям, которые не могут смириться с происходящим в государстве и в обществе». Время от времени казалось, что Бертеле прав. Активисты, связанные с церковью Святого Николая, едва выживали.

Несмотря на то что обстоятельства явно складывались не в их пользу, в конце 1980-х церковные активисты превратились из маргинального движения в массовое. Чтобы разобраться, за счет чего они преуспели, важно понять специфику их окружения, а именно – реалии саксонского города Лейпциг. Саксония в истории религии известна как место рождения Мартина Лютера и передовая протестантской Реформации. Лейпциг же долгое время был важным центром образования Саксонии. К 1989 году богословский факультет Лейпцигского университета существовал уже шесть веков. Впрочем, некогда прекрасные здания Лейпцига сильно пострадали за растерзанный войнами XX век. Расположенные поблизости химические заводы и промышленные предприятия отравляли токсичными отходами воздух и воду региона. Сажа покрывала не только дома, но и кожу с легкими местных жителей. Деревня Мёльбис на южной окраине Лейпцига, по некоторым данным, являлась самым загрязненным населенным пунктом Европы. Видимость здесь была столь низкой, что жители Мёльбиса порой не могли разглядеть собственных вытянутых рук. Жители Лейпцига жаловались, что партийные лидеры в Восточном Берлине постоянно игнорируют их проблемы.

Тем не менее Лейпциг находил способы преодолеть невзгоды. Когда власти подпортили архитектурный облик этого и без того израненного города, снеся в 1968 году историческую университетскую церковь, молчаливое согласие сменилось протестами. Лейпцигцы также гордились своим впечатляющим музыкальным наследием. Некогда в их городе жил Иоганн Себастьян Бах, а сейчас – всемирно известный дирижер Курт Мазур, с 1970 года руководивший прославленным Лейпцигским оркестром Гевандхауза. Вдохновившись этим, активисты из церкви Святого Николая летом 1989-го организовали не согласованный с властями фестиваль уличной музыки. Службы безопасности его разогнали, но несостоявшийся фестиваль поспособствовал тому, что многие горожане прониклись симпатией к активистам.

Весенние и осенние ярмарки, издавна проводившиеся в Лейпциге, способствовали его славе среди иностранцев – поэтому для провинциального города, у него был не совсем обычный статус. Ярмарки продолжались и в 1980-е – а привлекаемое ими внимание СМИ сыграет значительную роль в мирной революции 1989 года. Кроме того, приезжие бизнесмены, журналисты и политики регулярно посещали не только сам город, но и дома лейпцигцев, поскольку последним разрешалось сдавать им комнаты. Краткие визиты иностранцев позволяли установить прямую связь между жителями ФРГ и окружающим миром. Словом, соединяющий провинциальность и космополитизм Лейпциг был нетипичным городом для Германии – а также достаточно удаленным от центральной власти в Берлине, чтобы его жители могли решиться на риск.

Небольшая группа убежденных активистов рисковала уже несколько лет, встречаясь во время молебнов за мир во всем мире. В том, что они использовали церковь для своих нужд, не было ничего необычного; в мае 1989 года Штази составило обзор оппозиционной деятельности в стране, придя к выводу, что оппозиционеры «почти всегда ведут свою деятельность в протестантских церквях ГДР». Но молебны за мир во всем мире в церкви Святого Николая были особенными из-за их длительной истории – они проводились каждую неделю с 1982 года, а нерегулярно еще раньше. Одной из предпосылок для этой традиции стало так называемое «Двойное решение НАТО» 1979 года, главным результатом которого являлась модернизация ядерных ракет НАТО на Западе в начале 1980-х. Поскольку режим ГДР одобрял критику НАТО, то вначале он отнесся к этим молебнам снисходительно, о чем в итоге пожалел – когда участники начали выступать против размещения и советских ракет. Допускалась критика только западного милитаризма.

И все же невозможно было скрыть тот простой факт, что люди по обе стороны железного занавеса беспокоились, как бы две сверхдержавы не начали воевать в Европе, а не за Европу, – потому что именно европейцы первыми пострадали бы от последствий конфликта между США и СССР. Только за один день в октябре 1983 года демонстрации за разоружение в нескольких городах ФРГ собрали миллион участников. Эта повестка помогла партии зеленых впервые получить места в парламенте в Бонне в том же году. Жители же ГДР, где не было свободных выборов, обсуждали эту тему под сводами храмов, и церковь Святого Николая стала для движения за мир ключевым местом в Восточной Германии. Очень скоро ее начали посещать, озвучивая свои взгляды на разнообразные проблемы, не только критики НАТО. Политика постепенно вытесняла молитвы, что приводило к конфликту между клириками, беспокоившимися о сохранении политической автономии своей церкви (каковой она пользовалась, несмотря на давление со стороны государства), и теми, кто хотел всеми средствами поспособствовать протестам.

Одним из религиозных лидеров, спокойно относившихся к политизации молебнов, был преподобный Кристоф Воннебергер, переехавший в Лейпциг в 1985 году. Он проповедовал в ветхой церкви на восточной окраине города. Воннебергер родился в Саксонии в 1944 году и во время возведения Стены находился на Западе, но предпочел вернуться в Восточную Германию и даже недолго работал на Штази в конце 1960-х. Вскоре, однако, он превратился в одного из главных врагов Штази. В семидесятые годы Воннебергер стал ярым критиком не только правительства ГДР, но и режимов других стран Варшавского договора, участвовал в протестах в Праге; контактировал он и с польским оппозиционным движением. В родной ГДР он призывал к созданию альтернативы обязательной воинской службе для восточных германцев, желавших стать отказниками по политическим или религиозно-этическим мотивам. К 1989 году Штази считало Воннебергера одним из опаснейших диссидентов страны.

Несмотря на то что Воннебергер служил в другой церкви, суперинтендант и старший распорядитель Фридрих Магириус, ответственный за церковь Святого Николая, пригласил его отправлять молебны за мир во всем мире. Воннебергер имел соответствующий опыт, поэтому Магириус счел, что его помощь будет весьма кстати. Как только этот человек извне начал проводить молебны, активисты церкви Николая, в том числе Катрин Хаттенхауэр и Уве Швабе, поняли, что у них появился новый союзник в борьбе с государством.

Хаттенхауэр, которой в 1989-м было девятнадцать лет, привлекла к себе внимание Штази в столь юном возрасте за свою привычку «задавать провокационные вопросы». Поскольку в учебе в университете ей было отказано, она поступила в лейпцигскую духовную семинарию – один из немногих вариантов образования, доступных тем, кто оказался в опале. Штази стало еще больше преследовать Хаттенхауэр, когда она втянулась в протестное движение. Под давлением тайной полиции ей пришлось в 1989 году бросить семинарию, и она окунулась в оппозиционную деятельность с головой.

Она работала вместе со Швабе – двадцатисемилетним бывшим солдатом, ставшим диссидентом после того, как власти отказали ему в службе в торговом флоте. Профильное ведомство сообщило Швабе, что он считается политически неблагонадежным и поэтому «не подходит для пересечения границы». Вместо этого ему предложили другие вакансии, например санитара в доме инвалидов. Благодаря сослуживцу с близкими взглядами он постепенно примкнул к сообществу вокруг церкви Святого Николая. Он не был религиозен, но для Швабе было важно найти в ГДР такое место, где люди, казалось, могли говорить то, что думают на самом деле. Он стал самоотверженным лидером оппозиционного движения и в основном занимался вопросами гражданских прав и защиты окружающей среды. Когда в 1989-м Штази составило список самых опасных диссидентов Лейпцига (для запланированной волны арестов), имя Швабе находилось на самом верху – он был врагом государства № 1.

К счастью для Швабе, к нему пришло признание (правда, уже другого свойства) и за пределами ГДР. Когда диссидента задержали в январе 1989 года, его друзья и сторонники из движения «Солидарность» сообщили об этом госсекретарю США Джорджу Шульцу – тот как раз участвовал в финальном раунде переговоров СБСЕ в Вене. После десяти дней за решеткой Швабе внезапно выпустили на свободу. Позже он узнал, что во время переговоров в Вене Шульц уговорил вечно озабоченных своим статусом лидеров ГДР освободить Швабе.

Хотя за рубежом у Хаттенхауэр и Швабе имелись почитатели и влиятельные друзья, на родине их движение было крошечным. По оценкам Штази, к осени 1989 года на весь Лейпциг насчитывалось не больше нескольких сотен оппозиционных активистов. Воннебергер вместе со знакомым священником Михаэлем Туреком решил всеми средствами помочь маленькому кружку активистов: они могли планировать протесты во время молебнов в церкви Святого Николая или же пользоваться ее помещениями и техническим оснащением для печати самиздата. Хаттенхауэр, Швабе и их друзья начали организовывать мероприятия вроде того несогласованного уличного музыкального фестиваля – несмотря на то что агенты Штази неотрывно следили за ними, регулярно задерживали их и допрашивали. Воннебергер бесстрашно участвовал в таких мероприятиях, порой как единственный священник. В результате своего сотрудничества с Хаттенхауэр, Швабе и другими он стал для Штази даже более важной целью. Высокопоставленный офицер Штази из Отдела XX (по борьбе с терроризмом) лаконично охарактеризовал задачу нейтрализовать Воннебергера в марте 1989 года: «Воннебергер: дискредитировать, сломить, проинструктировать церковь наказать его. Цель: выдворить из Лейпцига».

Одним из «преступлений» Воннебергера Штази считало демонстрацию сочувствия к желавшим переехать на Запад восточным немцам – острый вопрос для 1989 года. Даже среди диссидентов и сочувствующих им тема эмиграции вызывала смешанные чувства. Некоторые понимали это желание, но иные осуждали стремившихся эмигрировать, утверждая, что нужно оставаться и работать над улучшением ГДР. Пастор церкви Святого Николая, временами оппонировавший Воннебергеру, – Кристиан Фюрер – говорил, что мысль об эмигрантах отзывается болью в его сердце, но зато он восхищается теми, кто решил: «Мы не оставим родину в беде».

Отношение Фюрера к тем, кто был (по его мнению) недостаточно предан своей стране, отражает масштабный конфликт между церковными лидерами и активистами. Это напряжение запечатлели два популярных лозунга конца 1980-х. Позже, когда молебны за мир уже переросли в массовые демонстрации, самые популярные лозунги звучали так: «Мы – народ» и «Мы – один народ» (последний являлся призывом к скорейшему объединению Германии)[14]. Но был и другой лозунг, который не так хорошо помнят. Рядом с церковью Святого Николая стоял (и до сих пор стоит) знак с надписью «Открыты для всех». В начале 1989-го активисты жаловались на то, что есть и неписаная вторая часть, которая гласит «Но не всему». Иначе говоря, церковь была открыта таким людям, как Воннебергер, но не всему, чем он хотел заниматься (например, помощью эмигрирующим).