Соламентис. Новое индивидуальное имя взамен родовому. Над лицом Соламентиса поработал целый штат пластических стилистов. Его узко посаженные глаза теперь смотрели на мир более пронзительно, даже устрашающе. Образ мыслителя–аскета дополняли худые скулы и бледность.

Моллой оглянулся на Лори.

– Удачи, – одними губами прошептала девушка.

Со всех сторон послышалось хлопанье складных сидений кресел – зал вставал. Вся Ассамблея приветствовала героя. В молчании. Величайшая дань его свершению. Молчание выражает почтение. И вдруг с силой, отбивая ладошки, зааплодировала Тониа, сидевшая в двух рядах позади. Ее хлопки подхватила команда специалистов Лавакрона, к которой присоединились чиновники тринадцатого Департамента, и на сцену Моллой вступил уже под оглушительные овации. Нет, не Моллой. Соламентис. Все, без исключения, медиаканалы Земли вели прямую трансляцию церемонии. Сотни миллионов ее граждан в эту минуту наблюдали сейчас это бесстрастное волевое лицо. Лицо гения, лицо величайшего мыслителя планеты. Они видели на нем печать напряжения, тень тревоги за жизнь и судьбу каждого жителя планеты и еще многое из того, что могли придумать себе сами. А Моллой видел темный зал, полный незнакомых людей, улыбающиеся красные губы Тониа и белое холодное лицо Лори.

Во время дружеских поздравлений коллег к нему протиснулся Ольсен. Толстяк вложил в руку Моллоя влажную ладошку и, мурлыкающе проглатывая слога, заговорил:

– Искренне рад за вас, Соламентис. Популярность, признание…, э–э–э, блестящее окружение. Я даже вам немного завидую.

– Кого вы имеете в виду под «блестящим окружением»? – резко переспросил Моллой.

– Ничего, ничего, – затараторил Ольсен. – Просто говорю, что дух захватывает даже от произношения этих слов. А вы так молоды! И так преуспели!

Что ты знаешь об этом, мышь со слипшимися редкими волосенками? Как говорил тогда Полди при первом собеседовании: «Дайте человеку все, и через год вы обнаружите глубоко несчастное существо?». Моллой вдруг представил себя в гондоле воздушного шара под проливным дождем. Он сидит и в отчаянном исступлении перепиливает последние стропы, что соединяют корзину и наполненную гелием оболочку. Прежние идеалы. Щелк! Друзья. Щелк! Имя. Родовое имя. Ниточка к прошлому. Щелк. Осталось всего несколько. А может быть, одна.

– Ждите нашу делегацию на следующей неделе. Мы хотим посмотреть на закладку новых котлованов… э–э–э… проверить.

– Да–да, я все устрою, – Моллой небрежно похлопал толстяка по спине и устремился навстречу Зельдену.

Сухой властелин силовых структур улыбнулся одними уголками губ и до хруста костяшек стиснул его руку. Так, что Моллой почувствовал боль. Он с удивлением посмотрел на Зельдена, подобное проявление чувств было не свойственно ветерану–чиновнику. Какую мысль или эмоцию пожелал выразить старик своим жестовым посланием?

– Ты еще больше похудел, но выглядишь отлично.

– Спасибо.

– Больше двух лет без отпуска. Пора подумать об отдыхе. Не дожидайся, пока Эйхбаум посадит тебя на принудительное лечение, как трудоголика.

– Знаете, Зельден, я не могу остановиться.

– Ну–ну, не надо преувеличивать.

– Мне иногда кажется, что если я остановлюсь, то вместе с этим остановится мое сердце.

Зельден дружески тронул его предплечье:

– Тем более, тебе нужен отпуск, Соламентис.