* * *

– Мамочка, ножка болит! Пить хочется! – заканючил детский голосок где-то сбоку.

– Потерпи, донюшка, потерпи. Утром дверь откроют, водички дадут. Ты поспи, милая – и ножка пройдёт, и утро скорее наступит!

– Не хочу спать! Хочу пить, хочу кушать! Ножка болит! И животик!

На неё зашикали из темноты. Чуть поодаль зашёлся в истошном крике младенец.

– Ну ты что, Зоюшка! Видишь, маленького разбудила…

– Да уймите вы её! Без того тошно!

– Тише, тише, моя ласточка!

– Мамочка… – шёпотом. – А тут котик! Кисонька, хороший мой, откуда ты взялся?

– Мр-р!

Ивашка вздрогнул. Он приподнялся на локте и напряжённо уставился в синеватый полумрак. Радостно встрепенулся, не веря своим глазам: из тёмного угла мягкой струящейся поступью вышел огромный желтоглазый котище. Скользнул меж спящими вповалку людьми, перемахнул через груду узлов пружинистым скоком – и ласково потёрся о бок маленькой девочки с пушистыми косами. Та уже больше не плакала: тянулась погладить.

– Мурысь! – с замиранием сердца позвал Ивашка. Кот обернулся.

– Ну точно он! Вот и ухо рваное, приметное! Как же ты уцелел, бедный? И как очутился здесь?

– Это твой? – девочка доверчиво улыбнулась, перекинула косы на грудь.

– Нет, бабушкин. Но бабушка пропала – и он со мной пошел, чтобы дорогу до деревни показать. А деревня моя сгорела. И я даже не знаю, выжил ли кто… – выпалил Ивашка.

– А как деревня твоя называлась, паря? – тихо спросил мужской голос из темноты.

– Каменка, – шёпотом вымолвил он. – Там ещё речка рядом. И лес берёзовый.

Повисла мёртвая тишина. Только слышалось «Тыдых-тыдых! Там-там!» под полом.