– Спасибо, что спас меня! – Мизгирь наконец разлепил сжатые в нитку губы. И от этих простых слов Ивашка так и просиял кошачьими своими глазищами, зарделся как маков цвет. Мизгирь усмехнулся, взъерошил пшеничную макушку мальца.

– Ладно уж… Пошли. Солнце вон за полдень перевалило.

Парнишка согласно кивнул.

Миновали трясину – начали попадаться жиденькие мёртвые ёлочки, сплошь в сизой бахроме лишайников. Но чем дальше от топи, тем выше, ровнее становились они. И вскоре сомкнулся над головами настоящий еловый бор, сырой и темный. Босые ноги тонули во мху едва не по щиколотку. А поверх зелёного ковра будто кровью брызнуло – алые бусины рассыпались.

– Ой! Клюква! – радостно воскликнул Ивашка, наклонился и потянул из мха тоненький стебель с ягодами. Сорвал одну, сунул себе в рот. – М-м! Сладкая! Прошлогодняя! – вторую ягоду он протянул стрелку. – На, попробуй.

– Кислятина лютая! – Мизгирь попробовал и скривился.

– Это ты осеннюю не едал! – парнишка весело фыркнул и тут же заозирался. – Мурысь? А! Вот ты где!

Кот с важным видом уселся на пне и принялся умываться. Мизгирь пригляделся – ну да, так и есть: пусть и заросшая, еле заметная, в папоротниках виднелась прогалинка.

– Тропа! Это же тропа! Ты мой хороший! – Ивашка на радостях сгрёб Мурыся, зарылся лицом в его шерсть. Кот ласково потёрся о щёку парнишки.

– Вау! – покладисто согласился он, поудобней устраиваясь на руках.

И чем дальше они шагали, тем шире становилась тропа, веселей пели птицы. В ельнике замаячили белые стволики. Всё больше, чаще – и вот уже шумит и лопочет вокруг берёзовый лес, нарядный и светлый.

А Ивашка вдруг ахнул и прижал ладони к губам, встал как вкопанный.

– Эй! Ты чего? – Мизгирь тронул его за плечо.

Тот обернулся, глянул снизу вверх широко распахнутыми глазами и чуть слышно вымолвил:

– Мамина палестинка! Я место признал!

Березы здесь расступались и круглая поляна меж ними краснела, кружила голову ароматом. И шагу нельзя было ступить, чтобы не раздавить землянику.

– Вон, гляди! Видишь, ствол раздвоенный? И валун приметный под ним… Мы сюда с лукошками ходили! Я помню! Вон там с Машуткой играли, сестрицей моей, – Ивашка шмыгнул носом, переводя потрясённый взгляд с ягодной поляны на своего спутника и обратно. Потом наклонился, живо набрал полную пригоршню земляники, ссыпал в рот.

Ещё какое-то время они паслись тут в четыре руки: спелые ягоды таяли на языке, оставляли медовую сладость, и не было сил остановиться… Пальцы перепачкались душистым соком.

Наконец путники поднялись, отряхнув с колен сор и двинулись дальше. Вот уже и дымком потянуло – значит, до деревни рукой подать.

– Машутка-то поди большая уж стала! – Ивашка метнул лукавый взгляд через плечо. – Небось заневестилась…