Идти почти вслепую было непросто. Особенно с учетом того, что у меня в руках был поднос с едой. Я постоянно обо что-то запиналась, но мне везло, поднос я сумела удержать, донести до кровати и не уронить. А вот дальше…

Я стояла, смотрела на кровать и откинувшегося на подушки принца, и раздумывала, куда поставить поднос, когда за моей спиной что-то очень ярко сверкнуло. На мгновение в мельчайших деталях стало видно обширное ложе принца, смятое постельное белье из ярко-голубого атласа с золотым узором по краям простыни, высокие подушки в изголовье с золотыми кисточками в уголках и откинувшегося на эти подушки с видом умирающего человека принца. А потом свет погас. Так быстро, что я даже взвизгнуть от страха не успела. А меня что-то сильно толкнуло в спину, и я начала падать вперед. С подносом. На принца.

Крик вырвался из горла словно сам по себе. Я падала и орала. Орала и падала. А потом одновременно случилось сразу несколько вещей: во-первых, снова вспыхнул свет. И я увидела, как принесенный в мисочке для принца творог с ягодами красиво планирует вперед и надевается Филогиану прямо на лицо. Как по заказу. Творожная масса с яркими алыми ягодами брызжет во все стороны. Мгновением спустя перевернувшийся поднос громко треснул своим краем по миске, как бы поплотнее надевая ее принцу на лицо. Филогиан что-то замычал. И мне его почти стало жаль. Да только остановить свое падение я не могла. И в следующее мгновение грохнулась сверху. Правда, поперек туловища Филогиана. Одна моя рука запуталась в атласной простыне. А вот вторая…

– Ву-а-а-ау! – раненым телком взвыл принц.

– Что здесь происходит?! – гаркнул над ухом незнакомый мужской голос. – Сын, что с тобой? Что это за девица?

Меня больно ухватили за плечо и дернули. Но рывок оказался настолько сильным, что я мотыльком взлетела верх и… Полетела куда-то в противоположную сторону от кровати и во что-то врезалась спиной так, что в глазах потемнело. Успела только заметить, как свернулся на кровати Филогиан, откинув в сторону мисочку и поднос. Украшенное творожными хлопьями лицо исказило страдание. Неужели я нечаянно ударила его по мужскому достоинству? Да услышала, как хрипло завопил Бегемот:

– Мряу-у-уум!..

***

Наверное, мое беспамятство длилось мгновения. Может быть, несколько секунд. Потому что когда сознание включилось, в уши ворвался чей-то взбешенный рев:

– Прекратите немедленно! Я – ваш король!

Все это сопровождалось едва слышным свистом, будто кто-то чем-то размахивал, и глухими ударами.

В ответ женский голос, в котором я узнала голос Данки, воинственно прошипел:

– Да хоть сама Трехликая! Вы посмели ударить нашу леди!..

В спальне явно что-то происходило. Что-то нехорошее, требующее моего вмешательства. Так что разлеживаться было некогда.

Кряхтя, как древняя старуха, которой уже лет пятьдесят как на кладбище прогулы ставят, я перевернулась набок и, цепляясь за стоящую рядом мебель, кое-как поднялась на подрагивающие ноги. Окинула растерянным взглядом спальню. И чуть не грохнулась на пол повторно.

Лежащий в позе зародыша на краю кровати Филогиан огромными, в пол-лица глазами смотрел на то, как Данка лупила по голове метлой мужика в богатых одеждах. А тот одной рукой безуспешно пытался вырвать у горничной ее оружие. А второй пытался отодрать от своего паха… болтающегося там Бегемота!

Только я собралась открыть рот и приказать, чтобы Данка прекратила лупить мужика метлой, ибо догадывалась, что подобное обращение с королем чревато последствиями, как вдруг распахнулась входная дверь и на пороге появилась Сарила с ведром наперевес.

– Данка, в сторону! – скомандовала ведунья. И, о диво, девчонка послушалась.

Сарила сделала два огромных шага, подняла ведро и…

– Вот тебе! – Ведро с противным лязгом наделось королю на голову.