Я побледнел!

Разорвал легкие криком о помощи!

Лекарь заставил меня покинуть покои и ожидать снаружи. Те несколько минут, что он там находился, показались для меня целой вечностью, где мои мысли успели побывать в самых потаенных и ужасных местах. Мозг, диктуемый окутанным в страхе сердцем, рисовал в ярких красках тусклое будущее. Сколь я не пытался остановить себя, но страх овладел, закутав в свою паутину. Меня постигло одно из ужасных вещей жизни — ожидание, бросавшее меня от неизбежности худшего до надежды на лучшее. Не знаю, сколько шагов я успел накрутить в коридоре, когда дверь отворилась, и лекарь позвал меня. Ступая осторожно, я вошел вслед за ним.

— Она будет жить? — первый вопрос вырвался из меня.

— Жить будет. Конечно, если вы, ваше величество, будете смотреть за ней. И тогда она не только будет жить сама, но и подарит жизнь. Позвольте поздравить вас первым!

— Что? — мысли не могли сосредоточиться.

— Я говорю, ваше величество, что ваша жена ждет ребенка. Да, она беременна. И от этого ей стало слегка дурно, но это нормально. Я дал ей отвар; она спит. Сейчас ей необходим покой.

Лекарь говорил что-то еще, перед тем как уйти, но я его уже не слушал, полностью отдав свое внимание любимой. «Она беременна» — пронеслись эти слова еще раз в моей голове, и только сейчас я осознал их значимость.

Я медленно, хоть и зная, что полы здесь крепкие, но, все же боясь ненароком скрипнуть, подошел к ее кровати. Когда мой взгляд пал на ее спокойное, умиротворенное сном лицо, страх был прогнан, а всякое опасение отступило, ибо в этот миг я приобрел понимание и уверенность, что никакой злой рок или даже сама смерть не способны отнять ее у меня. Ласково взял ее ладонь в свою — и, если мужчины оружие женщин, то я…

Стояла неимоверная жара с едва заметным дребезжанием на горизонте; верхушки деревьев лениво покачивались; рваные облака пропускали лучи солнца, как сито пропускает муку. Генерал, отвечающий за обеспечение армии всем необходимым, предвидя погоду, велел выдать каждому по дополнительному бурдюку воды и оказался прав, благодаря чему сейчас легионеры выглядели более свежее, в отличие от врага. От врага, который в это время выстраивал свои ряды напротив наших позиций. Последний мятеж, и на этом работу можно считать оконченной.

На быстро окинутый взгляд, количество войск с каждой стороны было одинаково, но глаз в данном случае обманывал и одновременно вскрывал настоящий расклад. А расклад был таков, что, судя по их неровному строю и разношерстному оружию, они были на скорую руку собранная ватага. Поэтому можно сказать, их столько же, сколько и нас, но воинов у нас больше.

Сигнальный звук и, наконец, выстроенные ряды вражеских позиций выдвигаются в едином марше в атаку. Наши ряды были выстроены дугой наружу. По плану дуга должна была встретить врага, а затем центральная часть будет проваливаться назад, а края загибаться и таким образом схватить их в тиски. Кавалерия, во главе со мной, до этого момента будет стеречь фланги, чтобы никто из врагов не зашел в тыл, и когда тиски сомкнуться, сами обогнув, ударят в тылы. Капкан захлопывается. Конец! Победа!

Такт ударов барабан усилился; боевой клич и две армий соприкасаются в жестоком противостоянии, где жены теряют мужей, а дети отцов.

Я повернул голову вправо, и увидел Острита. Юноша держался крепко, но все же по играющим желвакам было видно, как первое в его жизни битва охватывало его внутренним волнением. Животное под ним, чувствуя страх своего хозяина, подбивала копытом землю и громко фыркала.

— Острит! — тихо обратился я к нему. — Боишься — не делай; делаешь — не бойся, — вспомнил я одно старое, как мир, изречение.

— Понял, ваше величество! — кивнул он, и, сделав пару глубоких вдохов, вправду перестал волноваться.

Между тем, бой разгорался все сильнее. Враг наступал неистово, но безалаберно. Легионные командиры, наученные десятками боёв, своим опытом отдавали точечные и нужные приказы. Дуга медленно, но верно сгибалась в обратную сторону, все глубже затягивая вражеские ряды. Все шло по плану. До поры до времени…

— Что происходит? — произнес я на выдохе, как бы ни веря самому себе.

Центр легиона вдруг начал наступать вперед, а края исполняя прежний приказ, шли с ними в один ряд, и выходило так, что середина между центром и краями проваливалась. Получалась такая своеобразная цифра три, которая грозила разрывами в строениях.

— Что происходит? — крикнул я.