Один из легионеров сел на землю и от усталости опустил руки на колени, всем своим видом больше напоминая бедолагу, нежели победителя. Надо бы вознаградить их, устроив им праздник. Особенно не поскупиться на вино. Снова заметив, как странно на меня смотрит Вэлиас, я снова обратился к нему:
— Что?
— Боюсь, как бы не случилось с тобой что. Ты и так чуть не помер, — напомнил он мне еще раз. — Если…, - остановился он и поморщился, — твой сын напоминает твоего прадеда. А ты знаешь, что было, когда правил он.
— Да, он немного безответственен, но ты преувеличиваешь. Вспомни меня в молодости. Вспомни нас в молодости.
— Твои поступки были продиктованы духом авантюризма; он же действует из своей сумасбродности.
На это я ничего не ответил. Да и что я мог ответить на слова, которые правы. День так хорошо начавшийся, завершается беспокойством.
Город и его население встречали своего императора со всеми почестями и их сопутствующими. Только на этот раз масштаб был меньше, сопоставимо масштабу кампании. Мой конь, мой верный спутник, гордо выгнув шею, и с благородством под стать своему хозяину вышагивал по каменному, с замысловатой мозаикой, тротуару. Я вернулся! Впрочем, ненадолго; настолько, сколько понадобиться Вэлиасу закончить дела с новым мятежом.
Какая-та девочка лет восьми-девяти протянула мне букет цветов — лилии, — и пожелала вечного процветания. Я принял букет в руки и улыбнулся ей своей самой лучезарной улыбкой, на какую только мог способен.
— Может быть чаще вот так возвращаться победителем? — спросил я Вэлиаса, купаясь во славе.
— Боюсь, что в один момент может случиться так, что мы встретим тебя на щите.
— Вэлиас, я говорил тебе когда-нибудь, за что я тебя люблю?
— Облегчи мне участь и лучше промолчи, — махнул он рукой.
— И все же я не могу этого так оставить. А люблю тебя за твой разум, который всегда, повторюсь, всегда находиться при тебе и не поддается на все те людские слабости, на которые так падки другие. Тебя не интересуют слава, почести и прочее и прочее; тебе важно лишь достигать цель и результатов. Вот за что я тебя так люблю, Вэлиас, — настроение у меня было необычайно хорошим в это утро; просто так, без причины. А в такие моменты я любил подтрунивать Вэлиаса. Особенно Вэлиаса.
Только он ничего не ответил; лишь закатил глаза. Но я и не ждал ответа. Главное нужной реакции я от него добился, от чего настроение улучшилось еще немного. Тем временем, под размеренный шаг скакунов добрались до дворца и под звуки двадцати, по десять с каждой стороны, фанфар, мы были встречены делегацией во главе с моей красавицей женой. Один из дворцовых слуг незамедлительно предоставил подставку, и я, отдав удила, спустился с коня. Поклоны от всех, на которые я не преминул взглянуть, так как мой взгляд был прикован к изящному реверансу и сияющим глазам жены. Стоит отдать должное всем тем лишениям, коим подвержен мужчина в походах, где земля служила койкой, где он вынужден жить под звездами, питаться не самой лучшей едой, рисковать жизнью, если вознаграждением в конце его будет океан тепла в глазах его любимой. Я не мог, к большому сожалению, проявить все те чувства прилюдно, что возникли во мне, поэтому ограничился поцелуем ее ладони и, дав знак остальным, проследовал дальше в зал для совещаний, и процессия, за исключением Офелии, двинулась за мной.
На самом деле тело мое требовало немедленного отдыха; сменить пыльные от дороги одеяния; отправиться в купальню, но мне непременно захотелось покончить со всеми делами, чтобы, уже со спокойной душой, сделать желанное.
Ожеро, он же командующий легионами; Олов, он же мастер на все руки касательно города и казначей по совместительству; Вэлиас, глава тайной канцелярии; Волкер, главный маг империи; и, с недавних пор, Тинуил, принц — все они расселись по своим местам в ожидании, когда я подам знак о начале совещания.
Обсуждения проходили в рутинном порядке: каждый коротко резюмировал доклады о текущих делах. Ожеро начал с того, что на западе все по-прежнему спокойно; сохранялся статус-кво. На севере кочевники исправно исполняли свою часть договора, лишь беспокоя по мелочам, которые не требовали моего личного вмешательства. Легионы прилежно пополнялись все новыми молодыми душами — среди народа наблюдался небывалый подъём патриотизма, — а ветераны уходили на заслуженный покой, не нарушая естественный существующий в природе цикл. Одновременно с этим формировались новые блоки из вчерашних соперников на полях сражений, которые проходили обучение согласно имперским стандартам и вскоре уже должны были представлять собой грозную боевую единицу.
Олов посетовал, впрочем, он так делает каждый раз, поэтому никто особо не придал значения его страданиям о том, как тяжело сохранять капитал, который так быстро утекал в нужных направлениях. Правда, почему-то он забыл порадоваться тому, что этот же капитал притекал гораздо быстрее и больше, нежели утекал. Интеграция новых земель в экономику империи шла плавно, но все же не без ожидаемых, для такого большого процесса, эксцессов. К примеру, огромная миграция простого люда, который желал для себя лучшей жизни, породило за собой ряд проблем, таких как уменьшение рабочих рук в провинции. Или же, наоборот, в империи, из-за исчезновения границ повлекшее за собой отсутствие каких-либо пошлин, которые раньше являлись своего рода уравнителями цен, то сейчас в виду их отсутствия, местные купцы вынуждены были подстраивать свой товарооборот под новые реалии: их, хоть и более качественный, но более дорогой товар уступал их дешевым аналогам по спросу.
Тинуил же…он после того случая, после которого я отправил его на фронт, при мне больше помалкивал и вообще старался вести себя ниже травы, тише воды, не отсвечивая. А после щелчка по его несправедливо возвеличенной гордости, когда его обидчик в лице иномирянина не только не понес наказания, а еще и был вознагражден за свою доблесть при всем благородном сословии, сильно ударило по его самомнению, и он, смею надеяться, сделал для себя нужные выводы. Хотя подозреваю, что его выводы были — затаить злобу и дождаться своего часа, что, в свою очередь, не сильно меня радовало. То есть, я бы и одобрял его стремление не дать себя подвергнуть унижению, но и с другой стороны он должен был понять, что в первую очередь кто и может унизить человека, так это его собственные поступки. В нем же я не наблюдал какого-либо раскаяния. Коротко говоря, мои познания в воспитании сына пришли в неизмеримый тупик. Что делать и как поступить? Или же вообще действие какое-либо приведет лишь к ухудшению и лучшее, что я могу предпринять — это бездействие. Порою отцовство над одним отпрыском гораздо сложнее управления целой империи. В общем и целом, после этих небольших раздумий пришел к выводу, что испрошу совета у его матери. Авось, она знает выход из цугцванга по воспитанию сына, в который я угодил.
Пока я погрузился в думы, Волкер о чем-то докладывал. И то, что я прослушал практически все его слова мимо, не являлось на самом деле бедой, потому как я уже давно оставил попытки влезть своими распоряжениями и суждениями в его сферу, давая ему полный карт-бланш, лишь только принимая во внимания его отчеты. Но, не потому что я считал это не столь важным, — нет, как раз-таки, наоборот, ибо магическая составляющая была частью нас, и соответственно, имела прямое влияние на все, — а потому что про фанатизм и преданность своему делу Волкера можно было слагать легенды и писать этому целые эпосы. Про какие-то же заковыристые игры и предательство со стороны главного мага и вовсе упоминать было бы глупо. И, опять же, нет, не потому что он был моим товарищем — хотя и это был весомый аргумент, — а потому что это, банально, отсутствовало в его натуре. В его характере можно было обнаружить много обвинений, таких, как излишнее брюзжание или пренебрежение ко всему, что не связано с магией, но в одном он был неповинен — в вероломстве. А именно с вероломством он отождествлял предательство, считая это ниже своего достоинства. Даже если стань он в один день врагом моим, то нашел бы я его врагом честным и отважным, не способным на жульничество.