— При деле... — снова грустно улыбнулся Керим. — Если б при деле... — И вскинув на Трайнина умоляющие глаза, заговорил с жаром: — Петр Афанасьевич, ну какой это дело? Завскладом меня поставили, понимаешь? Совсем, выходит, не мужчина я, если — на склад. Женщину ставь, ей в самый раз. А я... Обидно!
— Постой, Керим, не горячись, — сказал Трайнин. — На склад определили? Ну так что ж? Вот и заведуй. Ты же грамотный, среднее образование имеешь. Ты не сердись, гляди трезво. О тебе ж заботятся, а ты...
— Заботятся?! — привстал со стула Керим. — Заботятся, говоришь?! Да мне от такой заботы... Женщине, понимаешь, стыдно в глаза смотреть! Нет, не понимаешь ты, Петр Афанасьевич! — Иманов махнул рукой, сел на стул.
— Остынь, не горячись, Керим, — снова попытался успокоить его Трайнин. — Зря ты так. Понимаю я тебя. Но... Куда б ты еще хотел... с одной-то рукой? Знаю, к технике тебя тянет, как прежде. Но если подумать... С трактором ты не справишься, автомашину тоже повести не сможешь. Так куда определять-то тебя, а?
— А на комбайн, — подсказал Иманов. — На комбайн, Петр Афанасьевич. У тебя что, комбайнеров девать некуда? Думаешь, не справлюсь? Справлюсь! У меня эта рука сильный, штурвал крутить может!
— Но ведь и на комбайнера сначала выучиться надо, Керим! Штурвал крутить — полдела.
— Не беспокойся, Петр Афанасьевич, — не дал Трайнину договорить Иманов. — Я все понимаю. Есть у меня учитель. Иван Дегтярев учить будет. Он сам мне это предложил. Ну а ты... Ты только разреши ему, ладно? Очень прошу, разреши, а? Ведь это для меня...
Петр Афанасьевич Трайнин понял Керима. Потому, уже не колеблясь, сказал просто:
— Ну, коль Иван Дегтярев берется за это... Помню такого. Он еще до войны был лучшим механизатором совхоза. Что ж, Керим, в добрый путь! В случае чего и я помогу. Дерзай!
Утром домой к Трайнину пришел Николай Якимов, тракторист, снял потертый треух, смял его в руках.
— Ну, что у тебя, Николай? — спросил Петр. Он заканчивал бриться. — Выкладывай. Вижу, не чай пить спозаранку пришел.
— Да уж до чаю ли! — махнул зажатым в руке треухом Якимов. — За сеном занаряжен был. Отъехал километра три и вдруг — хрясь! Поначалу думал, — коленвал пополам. Ан нет, подшипник токо. Но все одно, хрен редьки не слаще.
— Подшипник, говоришь? — ополаскивая лицо под рукомойником, переспросил Петр. Распрямился, фыркнул, сдувая воду с кончика носа. — Ну так что ж ты ко мне-то пришел? У нас что, заведующего мастерскими нет?
— Да был я у Долгова, — мотнул головой Якимов. — А что толку? Подшипников, сам знаю, давно нет. Да и токо ли их! Почитай, простой шайбы али шплинта — днем с огнем не сыщешь. Ты вот что, Петр Афанасьевич. Надевай-ка Звезду свою геройскую да и езжай прямиком в район. Не от себя говорю, от всех механизаторов. Они меня, случаем пользуясь, отрядили. Ну и тряхни там начальство как следует. А то... Знаю, и главный механик прежний, и Долгов с Холоповым туда ездили. А толку — чуть. Тебе ж, Герою, чай, не откажут.
— У тебя все? — утершись полотенцем, спросил Петр.
— Ну все... — переступил с ноги на ногу Якимов. — А ты что ж хмуришься-то, Петр Афанасьевич. Я ж — от мира.
— Так вот, передай своему миру, — четко произнес Петр, — что я Звездой Героя двери начальства открывать не намерен. Не приучен! Да, я съезжу в район. На днях. Но выколачивать лишнее не буду! Что положено — получим. Но не больше! — Снизил голос, сказал уже дружески: — Ты же сам фронтовик, Николай, потому и понимать должен. Ну кто тебе сейчас деталей в избытке даст? Страна, вон она, в развалинах лежит, а ты... Следить за трактором нужно, профилактику ему делать. Как, к примеру, на войне ты за своим арттягачом следил. А сейчас? Вон ночью возвращаюсь, а трактор перед твоим домом стоит. Считай, брошенный, что угодно с ним делай. Почему в парк не загнал?
— Так, Петр Афанасьич, — потупился Якимов, — с утра пораньше выехать собрался. А фронтовой тягач мой? Да, не вылезал из-под него. На то война. Теперь иная мера.
— Не-ет, Николай, ошибаешься! — перебил его Трайнин. Покачал головой. — Она и сейчас такой же еще остается. Твой Васятка, к примеру, отчего такой бледный да тонкий? Молчишь! Так я подскажу: с бесхлебья военного это, когда его, хлебушка-то, даже с отрубями пополам не хватало. Вот и исходи... Если твой трактор не сейчас, а на уборке станет, прибудет ли хлеба, который — жизнь?!
— Ну и завернул же ты, Петр Афанасьевич, — смущенно сказал Якимов. — Такую платформу подвел, что... Прав ты, кругом прав. Размякли мы, вожжи распустили.