— Но на машинах те же люди работают, — возразил Петр. — И от них зависит, будут ли эти машины в исправности. Что получится, если мы станем открещиваться от людей?

— Ну почему же открещиваться, — перебил Петра Николай Исакович. — Открещиваться ни в коем случае нельзя! Спросите любого механизатора: я, если надо, в ночь-полночь готов был им помочь. Но — по техническим вопросам, где я, так сказать, компетентен. А воспитательная работа — не моя стихия.

Так, споря друг с другом, они дошли до кузницы. Около нее в беспорядке были свалены культиваторы, плуги, бороны, прочий сельхозинвентарь.

— Что, ремонта ждут? — кивнув на эту кучу железа, спросил Трайнин.

— Да нет, это уже отремонтировано, — махнул рукой Николай Исакович.

— А почему все лежит навалом? — Петр осмотрел один культиватор. Потом потрогал некоторые узлы и гневно выпрямился. — Отремонтировано, говорите? Все — на живую нитку! Да этот культиватор по дороге в поле рассыплется!

— Кузнец же говорил, что все отремонтировал... — растерянно пробормотал Николай Исакович. — Правда, я не проверял...

На их голоса из кузницы вышел коренастый седобородый мужчина в кожаном фартуке. Петр сразу узнал Силантьича, кузнеца, проработавшего у наковальни без малого лет сорок. Мастер — золотые руки. Неужели он так схалтурил? Нет, в это трудно было поверить.

— Здорово, Силантьич! — подавив в себе вспышку гнева, обратился к кузнецу Трайнин. — Как живешь-можешь?

— Здорово, Петр Афанасьевич, — степенно ответил кузнец. — Проведать, знать, пришел? Ну спасибо тебе за уважение. — Перевел взгляд на Николая Исаковича, нахмурился, молча кивнул начальству.

— А что это ты меня, Силантьич, по имени-отчеству величаешь? — спросил Петр. — Раньше-то Петрухой кликал.

— Hy-y сравнил! То ж раньше было. А теперь какой ты Петруха? Эвон, Герой, вся грудь в орденах. Посмотреть пришел, аль себя показать?

— Не угадал, Силантьич, — сказал Трайнин. Кивнул на стоявшего рядом Николая Исаковича, пояснил: — Дела я у вашего главного механика принимаю.

— Эвон ка-ак! — удивленно протянул Силантьич. — Получается, в начальство выходишь?

— Да уж получается, — развел руками Петр. И уже озабоченно спросил: — А скажи-ка ты мне, Силантьич, кто это так халтурно инвентарь отремонтировал?

— Это какой же такой инвентарь? — вопросом на вопрос ответил кузнец. — Тот, что у кузни... Так я его еще и не принимался ремонтировать, Петр Афанасьевич.

— Как, не принимались?! — встрепенулся молчавший до этого Николай Исакович. — Вы же мне еще на той неделе доложили, что все отремонтировано!

— Ну доложил... Обманул, стало быть! — сердито ответил Силантьич. И — обращаясь к Трайнину: — Он, механик, меня и толкнул на тот обман, Петр Афанасьевич. Представляешь, привезли все это и чтобы в неделю сделать! Я — ему: а с кем? У меня ни кочегара, ни горнового. Один как перст. А он и слушать не хочет — делай, дескать, как знаешь. И ушел. Через неделю — снова в кузню. Лентяем обозвал. Это меня-то?! Ну и я, чтоб не цеплялся он, подклепал кое-где для виду да и доложил — сделал, мол. А какое там сделал!

Силантьич, удрученно махнув рукой, круто развернулся и ушел в кузницу. Петр, проводив его глазами, сказал, не глядя на своего предшественника:

— Кстати, Силантьич здесь еще до моего прихода в совхозе работал. И никогда лентяем не был! Мастерством своим на весь район знаменит!