Кризис американского сионизма

В такой ситуации, когда Бен-Гурион и другие израильские деятели подвергли решительному пересмотру свои отношения с мировым сионизмом, евреи диаспоры, и в первую очередь евреи США, также ощутили необходимость пересмотреть свое отношение к Израилю. По сути дела, целый ряд американских общинных деятелей и представителей еврейской интеллигенции были вполне готовы к тому, чтобы признать данную Бен-Гурионом оценку еврейского будущего вне Израиля. Например, Артур Херцберг[222], раввин из Нью-Джерси и лидер Американского еврейского конгресса, рассматривал в очень мрачном свете возможность “нормального” существования евреев в окружении нееврейского большинства. В серии острых и язвительных статей он утверждал, что действия еврейского “истеблишмента” исторически основывались на предположении, будто еврейское самосознание может сохраняться и даже процветать в рамках плюралистического, демократического миропорядка. Однако факты, судя по всему, опровергают такое предположение. “Евреи вряд ли могут жить сами по себе, подобно другим народам, — утверждал Херцберг. — Когда еврей начинает осознавать, что по своему внутреннему самоощущению он приближается к состоянию согласия с большинством того общества, в котором он живет, его еврейское самосознание (вернее, то, что остается от этого самосознания) оказывается слишком незначительным и слишком личностным, чтобы поддерживать существование общины”. Херцберг подчеркивает, что логичный выход из этого ненормального состояния, “а также способ избежать опасности, которая грозит нашему собственному еврейскому самосознанию” — это “всерьез задуматься об алые — или, как минимум, об алые своих детей”.

Диаметрально противоположную позицию занимали те американские евреи, которые отвергали не только идею обязательной репатриации в Израиль (такого мнения как раз придерживалось большинство американского еврейства), но и вообще обоснованность идеи еврейского государства в контексте осуществления древних пророчеств. Эта антисионистская фракция была в основном связана с деятельностью небольшой группы, известной под названием “Американский совет по иудаизму”[223]; основанный в 1940-х гг., Совет упорно отвергал национальный компонент в еврейской истории и религии. В 1960-х гг. появилась небольшая по численности, но очень четко формулирующая свою позицию группа еврейских студентов, близких к Новым левым, доктринерскому антиимпериалистическому движению, сторонники которого считали сам факт существования Израиля оскорблением для развивающихся стран третьего мира.

Впрочем, как антисионисты, так и Новые левые не относились к числу тех, кто подвергал крайний сионистский уклон американского еврейства наиболее резкой критике. Таковыми были скорее утонченные еврейские интеллектуалы, безусловно преданные идее благополучия Израиля, но высказывавшие сомнения относительно того, должно ли государство испытывать на прочность перспективы американской еврейской общинной жизни. В числе этих критиков были Яаков Петуховский, реформистский раввин, и Яаков Агус, консервативный раввин, оба — выдающиеся знатоки иудаизма, которые отвергали мысль о том, что убежденная поддержка Израиля и забота о его благосостоянии могут стать обоснованием содержательной еврейской жизни в диаспоре. Как отмечал Петуховский, потенциальная опасность сионизма для американского иудаизма заключалась в том, что он начал играть роль некой суррогатной религии. Действительно, сионистские идеи процветали именно потому, что классическая религия, которой он пришел на смену, была слабой и бесплодной — собственно говоря, она оказалась не в состоянии удовлетворить глубинные духовные потребности американского еврейства. Яаков Нойзнер, пользовавшийся всеобщим уважением профессор классического иудаизма, сформулировал это положение следующим образом: “Государство Израиль зависит от определенных обстоятельств, оно полезно и служит важным целям. Народ Израиля ни от чего не зависит, он абсолютен, безусловен и он более чем просто полезен. Государство — это средство для достижения цели. Цель определяется еврейским народом” — живущим как в диаспоре, так и в Израиле.

Петуховскому, Агусу и Нойзнеру не потребовалось много времени, чтобы опровергнуть заявление Бен-Гуриона относительно того, что американские евреи, да и любая другая свободная община диаспоры, якобы живут “в изгнании”. Они обнаружили изъян даже в словах Пинскера, утверждавшего, что еврейское государство “нормализует” еврейскую жизнь в диаспоре. Израиль, несомненно, еще не выполнил эту функцию в Соединенных Штатах — ни в экономическом плане, ни в религиозном. Более того, в некотором смысле Израиль скорее даже отчасти способствовал подрыву еврейской жизни в США. Американские евреи вынуждены были занять позицию безоговорочной поддержки Израиля — притом что евреям традиционно не по душе национализм и всяческого рода ура-патриотизм. А разве Израиль совершал некую “миссию” ради евреев диаспоры, спрашивали критики? Разве он исполнял роль пророка социальной справедливости в отношении своего собственного населения? А как Израиль относился к своим меньшинствам? В какой степени соображения этики и морали оказывали влияние на высшие круги израильских ортодоксов? Или на национальную политическую и деловую элиту? Ответы на все эти вопросы вряд ли можно было назвать обнадеживающими.

Нет никаких сомнений, признает Иегуда Шапиро, опытный и компетентный общинный деятель, что сионизм многое привнес в идеологию американского еврейства. Благодаря сионизму реформисты вернулись к ивриту, повысился уровень еврейского образования, в его рамках объединились самые разные социальные группы еврейского народа. Но тем не менее, продолжает Шапиро, сионизм как идеологическое движение в значительной степени утратил свою жизненную силу после провозглашения независимости Израиля. После 1948 г. материальные и финансовые требования, предъявляемые Государством Израиль, обрели в жизни американского еврейства первоочередное значение, отдвинув на второй план моральные и этические аспекты сионистской философии; Израиль же после этого стал уделять основное внимание не идеологическому аспекту жизни диаспоры, а тому, насколько успешно идет мобилизация средств в его пользу. Американское еврейство заплатило за эти приземленные, одномерные отношения немалую цену: возросла активность произраильских филантропических организаций — в ущерб обоснованным культурным потребностям американского еврейства. В своей статье, опубликованной в “Джуиш фран-тиэр” (май 1969 г.), Шапиро предупреждал:

В действительности не так много американских евреев, и уж, безусловно, не их сионистское большинство, считали, что диаспора пляшет под израильскую дудку. Во всяком случае, они рассматривали обе общины как собратьев по общей еврейской судьбе. И все-таки, если и существовали недоразумения между американскими и израильскими сионистами, благоразумнее всего было бы приложить максимум усилий для переоценки ситуации. Именно такую попытку и предпринял Мордехай Каплан, один из виднейших еврейских философов США, призвав к так называемому “новому сионизму”, который должен был стать, по сути дела, “современным иудаизмом в действии”. Для того чтобы сионистское движение могло обновиться, писал Каплан, необходимо, чтобы оно “рассматривало создание Государства Израиль как лишь первый и совершенно необходимый шаг на пути к спасению еврейского народа и возрождению его духа”. С этой целью Каплан предложил созвать Всемирную еврейскую конференцию, которая будет посвящена религиозной еврейской цивилизации с признанным центром в Израиле. По сути дела, “новый сионизм” Каплана должен был обратить историческое националистическое движение в общий еврейский форум. Несомненно, это был грандиозный и всеобъемлющий план, но при этом он не мог не вызвать раздражения и гнева у представителей целого ряда традиционных религиозных течений и особенно ортодоксов.

С учетом создавшегося положения вещей, Бен Гальперин, ведущий идеолог рабочего сионизма, предложил рассматривать сионизм просто как способ развития возрожденной светской еврейской культуры Америки. Новое самосознание может формироваться, с одной стороны, без лицемерного обращения к религии, которая в немалой степени утратила свою привлекательность в материалистическом обществе, а с другой стороны, без идеализации свойственных американскому еврейству и уже изрядно обветшалых восточноевропейских нравов и обычаев. Сионизм как таковой содержал в себе все необходимое для того, чтобы наполнить еврейскую культуру таким чувством взаимной привязанности, которое было бы безусловно еврейским и вместе с тем светским по своей сути. Поскольку основная часть еврейского народа, несомненно, продолжит жить в диаспоре, лишь идеология, признающая его, по сути дела, этнический характер, способна оградить этот народ от культурного распада. Сионизм и являлся именно такой идеологией — в большей степени, чем какое-либо иное мировоззрение.

Похоже, что это была справедливая оценка той роли, которую сионизм начинал на практике играть в жизни евреев стран Запада. Создаваемые музыкальные, драматические, поэтические и прозаические произведения западных евреев, и даже выражение религиозных настроений тех, кто продолжал придерживаться традиций, — все это придавало особый смысл этническому еврейству, еврейской народности в самом широком понимании этого слова.

Самосознание, несомненно, не могло служить заменой этике пророков, о которой говорили Петуховский, Агус и Нойзнер. С точки зрения Бен-Гуриона, оно вовсе не поощряло активную репатриацию в Израиль. Согласно критериям лидеров западных, в том числе и американских, общин, оно не было в состоянии способствовать достойному восприятию еврейской религиозной истории. Тем не менее одно было несомненным: чувство гордости, которое вызывали достижения израильских строителей и подвиги израильских солдат, а также содействие прогрессу и процветанию Израиля — все это пробудило энергию евреев диаспоры и вдохнуло в них новую жизнь. Один только пример: еврейские студенты американских университетов, принимавшие участие в летних еврейских лагерях и в поездках на каникулы в Израиль, тысячами записывались на академические курсы иудаики. В свойственной им непринужденной “западной” манере они тем самым отождествляли себя, без излишнего пафоса, с обновленным народом, благополучное существование которого они теперь были готовы обеспечивать и гарантировать.

Диаспора вносит свой вклад

В сущности, евреи США и других стран Запада были готовы предпринять все возможные усилия, чтобы гарантировать безопасное существование Израиля. Американские евреи, через посредство множества еврейских организаций — от таких крупных, как Бней Брит и Гадаса, и до Американоизраильского комитета по государственным делам, небольшой и четко структурированной группы произраильских лоббистов, возглавлявшейся деятельным и инициативным Исайей Кененом[224], — делали все возможное, чтобы официальные лица, занимающие выборные посты, отчетливо представляли себе, чего именно община ожидает от них, когда в правительственных структурах рассматриваются ближневосточные вопросы. Мало кто из сенаторов или конгрессменов, особенно из числа представлявших штаты и округа с большой численностью городского еврейского населения, не получал постоянной и детальной информации о ситуации на Ближнем Востоке. Можно сказать, что не существовало в США другой такой этнической группы, сторонники которой столь же эффективно доводили бы до сведения властей свое мнение. Вместе с тем нельзя утверждать, что поддержка Израиля в конгрессе США обеспечивалась исключительно путем политического давления. Доброжелательное отношение к еврейскому государству в целом определялось как общественным мнением страны, так и государственной политикой. В свою очередь, симпатии рядовых американцев были завоеваны благодаря бесспорному мужеству израильтян, а не за счет той агрессивности, а порой и беззастенчивой истерии, с которой группы американских сионистов проводили демонстрации и публиковали газетные материалы (на правах объявлений) размером во всю газетную полосу.

Истинную помощь Израилю еврейство диаспоры оказывало не столько путем пропагандистских усилий, сколько за счет не очень бросающейся в глаза, но абсолютно необходимой финансовой поддержки. Богатые члены зарубежных общин жертвовали сотни миллионов долларов на образовательные и научные структуры Израиля, на строительство университетских зданий, больниц, культурных центров и мест отдыха. Они совместно платили свои членские взносы в рамках ряда произраильских организаций (“Друзья Еврейского университета в Иерусалиме”, “Друзья Тель-Авивского университета”, “Друзья Техниона”, Комитеты Университета Бар-Илан и Института Вейцмана, Американо-израильский культурный фонд) и таких организаций, как Гадаса (вне пределов США — ВИЦО), и различных сообществ рабочих и ортодоксальных сионистов, причем все эти организации финансировали определенные проекты в Израиле. Самый значительный израильский проект, связанный с развитием пустыни Негев, осуществлялся благодаря распространению израильских государственных облигаций среди евреев диаспоры. Впервые облигации были выпущены в 1951 г., и появление этих ценных бумаг сразу же было встречено с большим интересом. К июню 1967 г. было продано облигаций на сумму 922 млн долларов, причем 85 % — в США. В одном только 1967 г. сумма продаж достигла 175 млн долларов. Именно эти деньги, равно как и немецкие репарации и займы, позволили финансировать строительство городов и промышленных предприятий на юге страны, соорудить водовод Иорданской долины, порты Эйлат и Ашдод, нефтепровод от Акабского залива до Средиземного моря, а также реализовать еще ряд проектов, включая расширение и реконструкцию предприятий Мертвого моря и Арадского нефтехимического комплекса (Гл. XVIII).

Однако наиболее значительным источником зарубежной финансовой помощи был Объединенный израильский призыв. Истоки этой известной филантропической организации восходят к Керен га-Иесод — Основному фонду — 1920-х гг. (Гл. VII). Собственно говоря, под названием Керен га-Иесод эта организация все еще была известна в странах диаспоры вне США. Американцы же знали эту структуру, через посредство которой в период 1948–1973 гг. было собрано 3 млрд долларов, как Объединенный еврейский призыв[225]. Сбор средств был отнюдь не новым мероприятием для американской еврейской общины. Еврейские федерации функционировали в городах США на протяжении уже десятилетий, хотя в начале XX в. их действия имели целью в основном удовлетворение местных потребностей и нужд нескольких еврейских общин на уровне страны. Затем, в годы Первой мировой войны и послевоенный период, благотворительные фонды стали все больше использоваться для нужд зарубежных евреев: Национальный координационный комитет помощи беженцам, Американский объединенный еврейский комитет по распределению фондов — “Джойнт” и, наконец, Объединенный палестинский призыв. Впоследствии, в 1930-х гг., когда нацисты захватили власть, было принято решение объединить деятельность этих заокеанских благотворительных организаций в рамках единой структуры по сбору средств, которая получила название “Объединенный еврейский призыв”. Даже в годы Второй мировой войны “Джойнт” по-прежнему играл роль основной благотворительной организации, тогда как Объединенный палестинский призыв оставался на вторых ролях. Соперничество также продолжалось между местными еврейскими федерациями, проводящими кампании по сбору средств, и Объединенным еврейским призывом, причем первые, как правило, собирали более значительные суммы. Этот дисбаланс остался даже тогда, когда обе организации приступили к объединению своих усилий в рамках единой кампании, известной в различных городах как Соединенный еврейский призыв, или Совместный еврейский призыв, или Благотворительная кампания еврейских федераций.

Но трагедия европейского еврейства и трудное положение перемещенных лиц в послевоенный период потребовали уделить значительно больше внимания ситуации в подмандатной Палестине. Этой смене приоритетов соответствовало и появление профессиональных сборщиков средств — людей, чей динамизм и буквально бульдожья хватка просто перевернули все понятия о еврейской филантропии. Первым из них следует назвать незабвенного администратора Генри Монтора. В молодости студент реформистской ешивы, затем агент Объединенного палестинского призыва, Монтор был назначен в 1939 г. первым исполнительным директором вновь созданного Объединенного еврейского призыва. К концу Второй мировой войны Монтор сумел существенно увеличить долю средств, выделяемых Объединенному палестинскому призыву в рамках Объединенного еврейского призыва, а также значительно повысить активность американского еврейства, участвующего в совместных кампаниях еврейских федераций и Объединенного еврейского призыва. Это Монтору принадлежала идея объявлять на ежегодных конференциях еврейских лидеров сумму, которая может быть собрана в течение ближайшего года. Так, в декабре 1945 г. он убедил сборщиков назвать цифру в 100 млн долларов в качестве цели Объединенного еврейского призыва на следующий год. В действительности сумма, собранная в 1946 г., составила 102 млн долларов — беспрецедентная величина за всю историю американской филантропии, как в еврейской общине, так и за ее пределами. Но Монтор не дал своим людям расслабиться. В 1947 и 1948 гг. он использовал такие методы, как личные обращения, публикация объявлений в общенациональной прессе, приглашение знаменитостей для выступлений на собраниях потенциальных спонсоров. Щедрость американских евреев была неподдельной, а ее размеры — удивительными. Это, разумеется, была не только реакция на профессиональные качества Монтора, но также искренний отклик на безграничность еврейской трагедии и радость по поводу рождения Государства Израиль.

Однако такой рекордный уровень пожертвований вряд ли можно было сохранять из года в год (разве что в пределах не имеющей себе равных южноафриканской общины), тем более что драматические события Войны за независимость сменились буднями государственного строительства и абсорбции репатриантов. Монтор ушел в отставку со своего поста в Объединенном еврейском призыве в 1951 г., и его сменил на следующие четыре года д-р Джозеф Шварц, бывший исполнительный директор “Джойнта”. Но даже Шварц, человек, пользовавшийся всеобщим уважением и доверием, оказался не в состоянии достигнуть уровня, характерного для кампаний по сбору средств конца 1940-х гг. Новый подъем пришелся на середину 1950-х гг., когда сбор пожертвований велся под руководством молодого раввина Герберта Фридмана, чья настойчивость и административные навыки делали его равным Монтору. Так, в 1955 г., когда прием многочисленной алии из Марокко достиг своего пика, Фридман сумел убедить лидеров американского еврейства, что ситуация требует создания “Специального чрезвычайного фонда” Объединенного еврейского призыва — за счет проведения дополнительного сбора средств, помимо уже имевшего место в этом году. Поскольку Фридман обладал уникальным даром “разыгрывать” кризисные ситуации практически каждый год, то “Специальный чрезвычайный фонд” сделался составной частью повседневной еврейской благотворительной деятельности. Аналогичным образом ему удалось убедить администрацию в том, что соотношение между суммами, которые остаются в США, и теми, что предназначаются Израилю, должно быть раз и навсегда установлено в пользу последнего. В числе прочих новшеств Фридмана был Кабинет молодых лидеров, составленный из активистов обоего пола в возрасте до 40 лет, которых знакомили со спецификой текущей ситуации в Израиле и с методами сбора пожертвований, а также специальный Фонд израильского образования, который собрал за период с 1965 по 1973 г. 40 млн долларов, предназначенных для нужд средних школ и образовательных центров страны. Ирвинг Бернштейн[226], сменивший Фридмана на его посту в 1969 г., был не столь яркой личностью, но человеком не менее способным и уважаемым; он разработал методику “налоговой категоризации” пожертвований, демонстрируя спонсорам, на какую сумму списания налогов они могут рассчитывать благодаря своим пожертвованиям. Эта методика была вполне успешной: в 1973 г. общая сумма пожертвований составила 827 млн долларов, и в том числе тринадцать семизначных пожертвований, полученных благодаря предварительной “налоговой категоризации”.

Начиная с 1950-х гг., когда основные ассигнования Объединенного еврейского призыва стали направляться Объединенному израильскому призыву (бывшему Объединенному палестинскому призыву), последний должен был проявлять особую осмотрительность при распределении средств — через посредство Еврейского агентства — в рамках Израиля. Налоговое управление США запрещало налоговые льготы для зарубежных пожертвований, если фонды использовались для проектов, реализация которых входила в компетенцию национального правительства — в случае Израиля это расходы на оборону, на систему начального образования и на жилищное строительство для граждан страны, не являющихся новыми репатриантами. Таким образом, на протяжении первых лет существования Государства Израиль Еврейское агентство могло тратить фонды Объединенного израильского призыва только по таким статьям, связанным с новыми репатриантами, как транспортные расходы, питание, одежда, предоставление жилья и трудоустройство. Впоследствии, когда число репатриантов уменьшилось, эти фонды стали распространяться на такие проекты, традиционно не входившие в компетенцию правительства Израиля, как детские ясли, профессиональные и специальные средние школы, а также высшие учебные заведения. В конечном итоге, однако, общие результаты использования пожертвований, полученных от евреев диаспоры, оказались куда более значительными, чем результаты реализации отдельных проектов. Стране удалось обустроить полтора миллиона репатриантов — то есть большинство населения Израиля, превратив их из бездомных и неимущих беженцев в экономически независимых граждан страны.

Интересно также отметить, что благотворительная кампания оказала не менее значительное воздействие и на самих спонсоров, причем заметнее всего это проявилось на примере США. Вне сомнения, там имелись критики политики Объединенного еврейского призыва, в большинстве своем лидеры еврейских общин Америки, занимавшиеся проблемами местного еврейства, которые выступали против того, чтобы основное внимание при распределении средств уделялось Израилю. Согласно их представлениям, Израиль имел довольно странный, суррогатный статус в еврейской жизни — статус исполнителя “грязной работы” по абсорбции еврейских беженцев и восстановлению еврейского достоинства за рубежом; при этом американским евреям оставалась лишь чистая работа: платить по счетам. Более того, эти критики высказывали недовольство тем, что помощь Израилю оказывалась (по их мнению) за счет культурных, религиозных и образовательных нужд американского еврейства, а также тем, что богатые спонсоры Объединенного еврейского призыва все в большей степени приобретали известность как лидеры еврейской общины США, заменяя традиционных лидеров — ученых, педагогов и раввинов.