Садат завершил свою подготовку

Хотя Садат и Асад достигли принципиального согласия о совместных военных действиях еще в марте 1973 г., они пока не приняли решения относительно точной даты. Сначала египетский президент собирался назначить операцию на май, но изменил дату, узнав, что в этом месяце намечена встреча Никсона с Брежневым, — Садат не хотел ставить в неловкое положение своих советских патронов. Наконец, было решено остановиться на 6 октября. Уровень воды в Суэцком канале в это время низок, луна стояла высоко в небе, что было удобно для ночного форсирования канала. Это время также являлось благоприятным с точки зрения политической и дипломатической. Позиции Израиля в Африке оказались подорванными (Гл. XXV. Израиль снова в изоляции), Европа была занята своими делами, администрация Никсона находилась в эпицентре Уотергейтского скандала[241]. Израильтянам предстояло заниматься своей предвыборной кампанией, а в этот день — Йом Кипур — они к тому же должны были молиться и поститься; помимо всего прочего, они не могли ожидать, что правоверные мусульмане начнут военные действия в месяц рамадан[242].

С приближением назначенной даты высшее командование Египта, компетентный и пользующийся большим уважением военный министр генерал Ахмед Исмаил Али и очень популярный начальник Генштаба генерал Саад Шазли, высказывали осторожный оптимизм по поводу того, что на этот раз им удастся успешно начать операцию, несмотря на имеющиеся трудности. Они тщательно изучили все ошибки Шестидневной войны (основываясь на составленных израильскими экспертами детальных отчетах о военных действиях) и постарались принять все возможные превентивные меры. Исмаил и Шазли понимали, что им следует сконцентрироваться на достижении какой-либо одной цели. Речь шла о форсировании Суэцкого канала силами бронетанковых войск и пехоты, после чего следовало занять позиции на восточном берегу канала. Они не намеревались начинать немедленного и быстрого продвижения в глубь Синайского полуострова, за пределы зоны, которая могла быть защищена египетскими ракетами. Такой оперативный план был разработан с учетом лучших качеств египетских солдат — их умеренной храбрости при выполнении ограниченных по масштабам и тщательно отработанных задач — и последующего ведения боевых действий на оборудованных позициях. Именно в этом плане и осуществлялась подготовка личного состава, простая по сути, однако напряженная и изнурительная, под наблюдением советских офицеров. Были сооружены детальные модели израильских укреплений, и проводились бесконечные учения, имитирующие их штурм. Одно подразделение, например, начиная с 1971 г. все время занималось отработкой одной-единственной задачи: переправка шланга для подачи горючего через водную преграду. Пехотные подразделения, отобранные для стрельбы по танкам с использованием противотанковых управляемых ракет советского производства “Малютка”, изо дня в день выполняли только эту задачу, пока их действия не были доведены до автоматизма.

Общая численность египетских и сирийских вооруженных сил под ружьем составляла приблизительно 750 тыс. человек (то есть втрое больше, чем численность израильских вооруженных сил после полной мобилизации), но арабскому командованию было хорошо известно, что израильтяне рассчитывают на авиацию для нейтрализации численного преимущества противника. ВВС Египта были довольно значительными в количественном отношении — 550 самолетов для нанесения ударов по переднему краю противника, и плюс к ним еще 310 сирийских самолетов — против 480 израильских самолетов, причем можно было предположить, что в боевых действиях будут также участвовать иорданская, ливийская и иракская авиация. Но даже такое численное превосходство в технике не могло компенсировать арабским ВВС качественного превосходства израильских пилотов. Таким образом, следуя советской военной доктрине, египтяне рассчитывали не столько на самолеты, сколько на зенитные ракеты, чтобы ослабить израильское превосходство в воздухе. Комплексы зенитных управляемых ракет уже продемонстрировали свои возможности на исходе Войны на истощение. Их роль должна была стать еще более значительной в предстоящей войне. А затем настанет время боевых действий на суше. И тут, помимо превосходства в живой силе, у египтян имелось 2 тыс. советских танков новейшей модели, плюс 1200 сирийских. В танковых войсках Израиля имелось 1700 машин, многие из которых были устаревшими моделями “Супершерман”[243]. Далее, египетская и сирийская армии имели 3300 орудий всех видов, что в четыре раза превышало численность израильской артиллерии. Имея в своем распоряжении всю эту живую силу и технику и действуя в пределах незначительных по протяженности внутренних коммуникаций, арабские военачальники имели основания рассматривать прогноз военных действий как вполне для них благоприятный.

Все, однако, зависело от таких факторов, как инициатива и внезапность. В 1967 г. преимущество было на стороне израильтян. Садат и Асад были убеждены, что на этот раз ситуация переменится. В конце весны 1973 г. только Садат и генерал Исмаил знали точную дату, на которую назначено наступление, — 6 октября. Затем дату сообщили Асаду и начальникам египетского и сирийского генштабов. Но лишь 2 октября Исмаил прилетел в Дамаск и сказал Асаду, что час “Ч” определен как четырнадцать часов 6 октября. Всем же остальным, как солдатам, так и офицерам, говорилось, что вся их подготовка — не более чем учебные мероприятия. Эти “учения” продолжались вплоть до 6 октября, причем египтяне каждый день на глазах у израильтян бригадами подходили к береговой линии Суэцкого канала, а к вечеру, по всей видимости, возвращались в казармы. В действительности же некоторые подразделения оставались на берегу и после наступления темноты, укрываясь за береговым валом канала. Израильтяне не могли не обратить внимания на масштабы этих маневров, а также на значительное количество живой силы и техники, накапливавшееся вдоль берега. Точно так же не могли они не заметить того, что происходило на севере страны, где сирийцы методично наращивали численность танков и артиллерии вдоль трех оборонительных линий, сооруженных ими в Голанской долине, вплоть до окрестностей Дамаска. Однако израильский Генштаб до поры до времени убеждал себя, что все эти маневры и прочие действия являются оборонительными по своей сути (Гл. XXIV. Провал израильской разведки). На юге это расценивалось как начало очередной войны нервов, из числа ежегодно проводимых Садатом. На севере эта демонстрация силы могла быть ответом Асада на воздушный бой 13 сентября в районе порта Латакия, когда израильские самолеты сбили 13 сирийских “Мигов”, причем израильские потери составили всего один самолет.

Садат и его советники делали все возможное для того, чтобы поддержать иллюзии израильтян. Ведь египетский президент столь часто объявлял о наступлении “решающего момента” на протяжении последних двух лет, что и его последние предупреждения трудно было воспринимать всерьез. Теперь же, с приближением октября, Садат придал новый импульс своей дезинформационной кампании. Происходила якобы утечка информации о растущей “напряженности отношений” между Египтом и Советским Союзом, о нежелании Москвы предоставлять Египту новейшие виды вооружений в отместку за высылку в июле 1972 г. советских военных специалистов из страны. В Израиле все это принималось всерьез. Абдель аль-Сатар аль-Тавила, военный корреспондент “Рус аль-Юсуф”, впоследствии так описывал стратегию президента:

В рамках этой дезинформационной кампании, например, министры иностранных дел арабских стран, прибывшие в Нью-Йорк, на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, встретились 25 сентября с Государственным секретарем США Генри Киссинджером[244] для проведения “свободной и откровенной” беседы. Министры, не имея представления о планируемом начале военных действий, по поручению глав своих государств договорились о следующей встрече с Киссинджером — точная дата должна была быть определена после проведения выборов в Израиле — для того, чтобы “проработать правила процедуры”, на основе которых можно будет приступить к рассмотрению существенных вопросов, связанных с ближневосточными переговорами. Принципы дипломатического подхода были подтверждены 5 октября в ходе беседы с глазу на глаз между Киссинджером и тогдашним министром иностранных дел Египта Мухаммедом аль-Заятом. За несколько дней до этого Египет подписал договор с американской компанией о сооружении нефтепровода вдоль Суэцкого канала — от Красного моря до Средиземного.

В те же предвоенные дни в газету “Аль-Ахрам” была передана информация о том, что группа египетских офицеров отправляется в дни рамадана в Мекку; было сообщено также, что на 8 октября запланирован визит в Каир министра обороны Румынии. На своем еженедельном заседании 3 октября египетский кабинет министров большую часть времени обсуждал давно уже ставший неактуальным вопрос о союзе между Египтом и Ливией. Ни в Каире, ни в Дамаске атмосфера ничем не напоминала военную; горели уличные фонари, и на улицах было много народу. Буквально за полчаса до запланированного начала военных действий египетские солдаты расхаживали по берегу Суэцкого канала без оружия и без касок.

Провал израильской разведки

В свое время израильский Генштаб решительно отреагировал на кризисы в сентябре 1970 г., декабре 1972 г. и мае 1973 г.; в последнем случае это была гражданская война в Ливане, которая могла спровоцировать вторжение Сирии на ливанскую территорию. Тогда Израиль объявил масштабную мобилизацию, и израильские войска были дислоцированы на Голанах. Тревога оказалась ложной, и она стоила государственной казне 11 млн израильских лир. Надо сказать, что финансовые соображения были не последними в числе тех, что объясняли нежелание Израиля провести мобилизацию осенью 1973 г. Более того, хотя египетская и сирийская армии в сентябре и начале октября планомерно укрепляли свою линию фронта, проводили крупномасштабные учения и подтягивали тяжелое вооружение, израильский Генштаб сознательно воздерживался от публичных высказываний по этому поводу. Газетные материалы, посвященные арабским военным приготовлениям, подвергались цензуре. Голаны были открыты для туристов. Короче говоря, делалось все для того, чтобы не упоминать о видимых признаках кризиса и не провоцировать арабских соседей на ответные действия. Возможно, для сдержанного поведения правительства имелось еще одно объяснение. В стране был самый разгар предвыборной кампании — а, как было уже сказано, Партия труда более всего гордилась тем, что благодаря ее усилиям на границах страны царят спокойствие и безопасность.

Помимо всего прочего, правительство было озабочено другими проблемами безопасности, главным образом действиями арабских террористов против израильтян и евреев за рубежом. Совсем недавно, в ходе борьбы с террористами, Израилю был нанесен очень чувствительный удар. Трое вооруженных арабов проникли 28 сентября в советский поезд, следовавший в Вену, пока он еще находился на территории Чехословакии. В одном из вагонов ехала группа еврейских репатриантов из СССР, направлявшихся в транзитный центр в замке Шёнау под Веной. Когда поезд пересек австрийскую границу, террористы захватили пятерых евреев и таможенника в качестве заложников, потребовав обеспечить им вылет в одну из арабских стран. К их сильному удивлению, они получили больше, чем запрашивали. Бруно Крайский[245], федеральный канцлер Австрии (первый еврей, занявший этот пост), опасаясь, что его страна может стать ареной арабо-израильских столкновений, объявил, что в дальнейшем запрещает использование замка Шёнау Еврейским агентством в качестве транзитного центра, в котором собирались репатрианты из Советского Союза перед отправкой в Израиль. Голда Меир спешно вылетела в Вену для встречи с Крайским, но ей так и не удалось его переубедить. Вернувшись в Израиль, она собрала 3 октября заседание кабинета министров — но для того, чтобы обсудить итоги своей встречи с Крайским, а не сосредоточение арабских вооруженных сил у границ страны. Правда, за несколько часов до заседания правительства в полном составе она провела встречу с членами “кухонного кабинета” — Моше Даяном, Игалем Алоном, Исраэлем Галили, на которую было приглашено высшее военное командование страны. Участники встречи пришли к единодушному мнению, что непосредственной угрозы войны с арабами не существует.

В сущности, израильская разведка располагала всей необходимой информацией о перебросках и дислокации арабских сил. Ее провал объяснялся неверной интерпретацией происходящего. Трудности были отчасти связаны с оргструктурой разведывательной службы. Основную деятельность в этой сфере осуществлял Мосад (“Ведомство разведки и особых заданий”), чей директор напрямую подчинялся премьер-министру. Репутация Мосада как одной из лучших спецслужб мира сложилась благодаря успешному осуществлению целого ряда операций, включая похищение Адольфа Эйхмана и акций, направленных против немецких ученых, работавших на Египет; однако на счету Мосада были и серьезные неудачи. Бойня в аэропорту Лода (май 1972 г.) стала свидетельством ужасающего провала системы израильской безопасности. То же самое можно сказать и про трагедию на Мюнхенской олимпиаде. О возмутительном пренебрежении мерами предосторожности свидетельствовал инцидент в Таиланде (декабрь 1972 г.), когда боевики “Черного сентября” взяли в заложники сотрудников израильского посольства в Бангкоке. В июле 1973 г. в Лиллехаммере (Норвегия) израильские агенты, преследуя арабского террориста, по ошибке убили непричастного к делу человека. В Мадриде и Брюсселе террористам удалось заманить в ловушку и убить израильтян, находившихся там с официальной миссией. Еще один пример провала израильских спецслужб — проникновение арабских террористов в поезд, следовавший в Вену, когда в заложники были взяты советские евреи-репатрианты.

Однако все эти неудачи с лихвой перекрывались поразительными успехами военной разведки Генштаба, связанными с событиями Шестидневной войны. После 1967 г., таким образом, военные постепенно заняли высшие посты в Мосаде и с тех пор не обращали особого внимания на информацию, исходящую из других разведывательных источников. Осенью 1972 г. военную разведку Генштаба возглавил генерал-майор Элиягу Зейра. Зейра был способным и даже блестящим офицером, но новичком в разведке, и к октябрю 1973 г. он пробыл на этом посту всего лишь год. Его заместитель, бригадный генерал Арье Шалев, отвечавший за разведку на египетском фронте, также был новым человеком в этой должности. Они оба полагались в основном на информацию, поступающую по каналам радиоэлектронной разведки. Разумеется, объем этой информации был достаточно большим. Так, в частности, для слежения за подготовкой египетской армии использовались новейшие системы радиоперехвата, причем их эксплуатацией занимались не только израильские специалисты, но и отставные сотрудники Службы безопасности армии США, работавшие в Израиле по контракту. Кроме того, США предоставляли Израилю данные своей радиоэлектронной разведки, получаемой с использованием спутников-шпионов серии SAMOS и высотных разведывательных самолетов. Однако даже самое современное электронное оборудование было не в состоянии полностью заменить аналитические оценки, основанные на понимании арабской ментальности, тогда как Зейра и Шалев уделяли явно недостаточное внимание материалам, предоставлявшимся исследовательскими центрами, работавшими под эгидой Мосада. Шефы разведки для себя уже решили, что Садату и Асаду, разумеется, ясно — как ясно и израильтянам: крупномасштабная наступательная операция немыслима при отсутствии господства в воздухе, но арабы вряд ли будут располагать эффективно действующей бомбардировочной авиацией на протяжении еще нескольких лет. Такова была “концепция” разведки, и она воспрепятствовала проведению трезвой и всесторонней оценки ситуации, с учетом таких факторов, как мстительность и злопамятство арабов.

Таким образом, реакция на концентрацию арабских войск оказалась сильно запоздалой — фактически, она последовала только в канун Йом Ки-пура 5 октября. Только тогда Генштаб, ввиду наличия неоспоримых доказательств крупномасштабных приготовлений противника, согласился объявить боевую готовность категории “С”. Этот уровень боевой готовности, однако, не предусматривал проведения мобилизации резервистов, а только оповещал командование регулярной армии. В дальнейшем старшие офицеры должны были действовать по обстановке, и некоторые из них отреагировали весьма решительно. Генерал Пелед[246], командующий ВВС, отдал приказ всем пилотам оставаться на авиабазах. Генерал Аврагам Мендлер, командующий танковыми войсками на Синайском полуострове, распорядился отменить все увольнения на Йом Кипур. Однако в целом Генштаб по-прежнему действовал, исходя из концепции, что противник не решится атаковать, не имея убедительного превосходства в воздухе. Но вот в четыре утра 6 октября Зейра был разбужен телефонным звонком одного из своих заместителей. Израильские и американские службы радиоперехвата зафиксировали переговоры, свидетельствовавшие о том, что арабские армии находятся на последней стадии подготовки к началу военных действий. Даян и генерал Элазар, начальник Генштаба, были незамедлительно проинформированы о ситуации и извещены, что час “Ч”, по всей видимости, определен как восемнадцать часов. Разбудили Голду Меир, и она назначила на восемь утра экстренное заседание своего “кухонного кабинета”. В пять утра все старшие офицеры Генштаба собрались на совещание в Министерстве обороны в Тель-Авиве. Элазар потребовал начать всеобщую мобилизацию и нанести упреждающий авиационный удар. Даян выступил против этого предложения и в конечном итоге дал согласие на то, чтобы рекомендовать премьер-министру объявить мобилизацию резервистов танковых войск. Даже для таких действий требовалось получить согласие премьер-министра.

В восемь утра Даян и Элазар прибыли в тель-авивскую канцелярию Голды Меир. Снова Элазар выступил с требованием упреждающего удара, и снова это предложение было решительным образом отвергнуто — на этот раз премьер-министром, Алоном и Галили. Израиль не может позволить себе пойти на риск и подвергнуться дипломатическому карантину, предостерегли они; нам следует выдержать первый удар и полагаться на глубокую оборону. Спор относительно мобилизации был более продолжительным и резким. Даян утверждал, что даже мобилизация в ограниченных масштабах сопряжена с неоправданными затратами. Наконец по настоянию премьер-министра было принято “компромиссное” решение: резервисты танковых войск должны немедленно прибыть в свои части. По ходу заседания Голда Меир связалась с послом США Кеннетом Китингом, поставила его в известность относительно происходящего и попросила, чтобы Вашингтон удержал арабов от столь катастрофического ложного шага. Китинг незамедлительно известил Киссинджера, которые направил срочные послания Садату и Асаду. Что касается Израиля, то послание Киссинджера Голде Меир было твердым и недвусмысленным: “Не наносите упреждающего удара!” Впрочем, Голда Меир сама уже приняла решение на этот счет.

В Израиле началась мобилизация 100 тыс. танкистов. К счастью, в Йом Кипур основную часть резервистов удалось разыскать либо дома, либо в синагоге. Кроме того, в такой день на дорогах не было движения. Однако все равно более суток должно было пройти, прежде чем все призванные танкисты доберутся до своих частей. Тем временем генерал Шмуэль Гонен, командующий Южным фронтом, связался с Аврагамом Мендлером, командующим танковыми войсками на Синайском полуострове, и сообщил ему, что атака противника назначена на шесть вечера. Мендлеру было приказано, чтобы его части находились в состоянии боевой готовности в районе укреплений в зоне Суэцкого канала, но не начинали развертывания до четырех дня. “Я не хочу, чтобы египтяне обнаружили какое-то движение до этого времени, — пояснил Гонен, — а иначе они могут начать свои действия раньше намеченного срока”. Это была ошибка, имевшая катастрофические последствия. Вопреки всем своим предчувствиям, Мендлер вынужден был приказать танкистам на “линии Бар-Лева” укрыться в бункерах и находиться в состоянии готовности. Они выполнили приказ, не будучи уверенными в том, что действительно идет речь о серьезной атаке противника. Многие из них были необстрелянными молодыми резервистами. Генерал Ицхак Хофи[247], командующий Северным фронтом, также отдал приказ о приведении своих частей в состояние боевой готовности. Но и ему было запрещено выдвинуть на позиции свою танковую бригаду, укомплектованную бойцами регулярной службы, чтобы сирийцы не расценили это как провокацию. На севере приказ о боевой готовности также не соблюдался должным образом — что свидетельствовало об общем упадке воинской дисциплины после 1967 г. Даже важнейший наблюдательный пункт на горе Хермон не был укомплектован опытными бойцами из боевой части. Должно быть, даже старшие офицеры не осознавали, что предстоящие военные действия — это полномасштабная война на два фронта. Максимум, чего ожидали на Голанах, — это боевых действий на протяжении одного дня. В районе Суэцкого канала думали о столкновениях с немногочисленными египетскими коммандос, которым удастся перебраться через канал. И на севере, и на юге ожидали начала военных действий ближе к вечеру. И вот, когда в два часа дня израильский кабинет министров собрался на свое экстренное заседание, в комнату неожиданно вошел военный адъютант премьер-министра и что-то поспешно прошептал ей на ухо. Неприятельское наступление началось.

Лавина с севера

Неприятельское наступление обрушилось как лавина — разрывами тысяч снарядов и бомб на восточном берегу Суэцкого канала и вдоль всей линии прекращения огня на Голанских высотах. Самолеты противника с ревом проносились на бреющем полете далеко за израильскими передовыми позициями — и в глубине Синая, и в районе Шарм-аш-Шейха.

На севере страны сирийские коммандос, высаженные с десантных вертолетов, под прикрытием дымовых завес и тумана приблизились к израильскому укреплению, расположенному на вершине горы Хермон, на высоте шести тысяч футов, откуда осуществлялось радиолокационное наблюдение. Израильские солдаты, спасшиеся после серии бомбовых ударов по вершине, укрылись в сталебетонном бункере, считая себя в безопасности. Но разведка противника знала местонахождение запасного выхода, и сирийские коммандос, взорвав люк, проникли в бункер и взяли в плен тех, кто не погиб при взрыве. Теперь сирийцы могли вести наблюдение из бункера за Голанскими высотами. Перед ними открылась передовая линия израильской обороны, состоящая из 17 сооружений, по 15–20 солдат в каждом, а также один-единственный танковый взвод, два батальона пехоты и четыре артиллерийские батареи в качестве поддержки. Далее, в тылу, располагалась танковая бригада, в составе которой было около 150 машин. В случае заблаговременного предупреждения она была бы выдвинута на передовые позиции, и ей было бы придано несколько тысяч пехотинцев-резервистов. Но из-за ошибок разведки танки и пехота оставались далеко от передовых позиций; более того, на момент сирийской атаки значительная часть личного состава еще не была мобилизована.