(1833–1900)
Из сборника «Лирические стихотворения» (1887)
Песня
Что, дуб, ты смотришь вниз, Желтея и скорбя? Осенний нежен бриз, И зелень – у тебя. Но ветер окрылит Потом твою листву; И ветви оголит, Озолотив траву.
Песня
Пол-оперенья ивы Желтеет молчаливо Над вспученным ручьём; Кусты косматы, стылы, Все камыши унылы, Сквозь тучи – проблеск днём. Чертополох устало Склоняет стебель вялый, Головка – снежный сад; Листвы гниют останки, Замолкли коноплянки, Дрозды пока свистят.
Ковентри Патмор[195]
(1823–1896)
Из поэмы «Ангел в доме» (1854)
Истинная сущность любви
(Книга I, I, 2)
С открытым взглядом, веря мненьям, Ходил полжизни я земной[196]; Тщеславье вкупе с сожаленьем На том пути брели за мной; Да, гордость души разделила, Что как перчатка и рука; Краснел за сердце, что любило, Но верил той любви пока. Любви, что бренна иль достойна Бессмертья, не желал я зла: Считать с поющими нестройно, Что ей не к месту похвала. Любовь и есть моя награда, Пусть дни бесстрастные вопят, Мирт на моём челе – услада, Мне мозг волнует аромат.
Образец
(Книга I, II, 1)
Когда в лазури прояснённой, Где пролетают облака, Как ложе брачное Юноны[197], Как лебединая река — Я вижу океан и горы, В долинах тучные стада, Ведёт моя кифара споры С речами звонкими тогда. Холмы среди долины ясной, Всю сила ветра и морей, Я воспою весной прекрасной, Чтоб снова чувствовать быстрей. Я ликовал от вольных песен, И думал, что пора пришла Петь гимн – ему и мир весь тесен, — Тот гимн, где женщине хвала; Гимн, что блистает словно птица, И будит хор в глуби веков, И с поцелуем рифм кружится, С рапсодией прекрасных слов. Когда ж я зрю тебя в надежде Сказать, что рад и восхищён, То мысли сжаты, как и прежде, И гаснут, лишь их ряд рождён. Ни таинство сплетённой речи, Ни фраза нежности простой Не восхвалят тебя при встрече: Ведь лучше всех ты, став святой. Созданий лучших половина Ты лучшая, ты их душа, Ты их венец, ты их вершина, Ты цель их, дивно хороша. И если б стал я в само мненье, Забыв о пошлых песнях, петь В тебе и ласку, и смущенье, То породил бы только бредь. И всё же я избрал задачу Воспеть и Деву, и Жену; Нет лучшей доли и удачи Всю жизнь ценить её одну. Я, на крылах любви, свободный, Сумев от восхищенья взмыть, Учу: мужчина благородный Жены достойным должен быть; Тогда возникнет в ней желанье, От похвалы зажжётся страсть, И воспарят они в молчанье, В сражении вкушая сласть. И как герань, что розовея, Искусства силу познаёт, Я мастерством своим сумею Ей много новых дать красот — Пока здесь нет простолюдина, Что не почтит в гордыне трон Царицы властной, столь невинной И кроткой, не такой как он; Пока (кто жаждет слишком много Любви царицы получить?) Мы счастья не нашли дорогу, Дабы в восторгах жизнь прожить; Пока не встанем мы, лишь мрачный Туман исчезнет, густ и сер, На полюса, где век наш брачный Вращает мир небесных сфер.
Влюблённый
(Книга I, III, 1)
Он встретил девушку случайно, — Был дар ему от всеблагих, И чар её постигнул тайну, Что недоступна для других. При ней он лучше и умнее, Чтоб не упасть в её глазах, Дыханье Рая вслед за нею Кружит, как будто в небесах. Он спать не может от волненья, В мечтах её красу испив; И поклоняясь в изумленье, Льёт слёзы, сердце растравив. О, парадокс любви, он долго Переносить в тиши желал Жестокий взгляд её и колкий, Но получил страстей накал. Его богатство – милость девы. Величьем подлинным сражён, И сладких снов презрев напевы, Живёт её улыбкой он. В своей молитве, преклонённый, Он о поддержке попросил, Дабы любви новорождённой Придать могущества и сил. Не велика цена для блага, В обмен любви – всегда тоска; Он в небеса глядит с отвагой: Она Жена мне на века. И видит, как царицы неги К пажу склонились без корон; Как, восприняв любви побеги, Соразмеряют каждый стон; И как преследует нас живо Любовь шажками – дивный ход; Как доблесть мягко и учтиво Разит надменности оплот. Но вот, хотя и не достоин Её подол поцеловать, В своей надежде, беспокоен, Он получает благодать
Из поэмы «Ангел в доме» (Книга I, III, 2)
Достойная любовь Кто страстен – тот безволен, кто же Любви познал восторг и власть, Чтоб мной владеть, – тот будет строже, Явив достоинство, не страсть. Кто слышит речь мою? летает Она над теми, кто уныл И жалок, раз любви не знает, Психея их – лишь червь без крыл[198] Холодным будет свет небесный Для душ, где теплится лишь ад; Сердца их даже портят песни, Что я пою, мой сказ, мой лад. Что им одежды в белом цвете, В чём я любовь хвалю давно, Им виден мрак в небесном свете, Во тьме и белое – черно.
Из сборника «Florilegium Amantis» (1879)
Ночь и сон
Проснуться ночью странно, Пока другие спят, Когда самообмана Хотят твой слух и взгляд, Чтоб страх не потревожить У внутренней черты, Где часто жизнь находит пропасть И ужас темноты! И странен лай собаки В ночи, как дикий зов Звучит сквозь буераки Крик дальних петухов. И странно слышать с башни, Разрушенной судьбой, Во тьму ворвавшийся внезапно Часов оживших бой! Хоть мозг, больной от страсти, Волнуется луной, Быть не хотят во власти У слабости ночной: Безумный меланхолик, Голодный, хитрый волк, Убийца и грабитель жадный, И покаянья долг. Соловушка в веселье, — Он побеждает ночь, Поёт дневные трели, И мрак уходит прочь. Когда же опечален Блестящей тьмой певец, Все говорят, он скорбь рождает, Он – сумасшедший лжец.
Буря
Из бледно-синего тумана, Клочками чёрными крутясь, Как страсти пыл иль гнев тирана, Внезапно буря поднялась. От лип цветущих запах сильный, Согнулся их нестройный ряд, И по дороге ровной, пыльной, Стучит овечьим стадом град. Я встал в подъезде полутёмном, Далёким Шпилем поражён — Во мраке факелом огромным Он от заката был зажжён. И голос нежный (что едва ли Любимой голос был нежней) Пока мечты мои витали, Привлёк мелодией своей. Я повернулся, молча, к дому, Где будто музыка плыла — Там дева старику слепому Увидеть чтеньем помогла. Не видя, как сквозь ливень лютый Я к дому шёл её. Потом Её направили обутой Ко мне, в плаще и под зонтом. Но шторм исчез; луч солнца яркий В кудрявом паре чуть погас, Прелестный, влажный и нежаркий Сияет воздух в этот час. Она пришла. Заката алость. Звон колокольный прогудел. И вздох её, мне показалось, От лип цветущих прилетел.
Сон
В полях Любви, где тайн виденье, Узрел я рощу в изумленье, То, затаив дыханье чуть, То, с лёгким сердцем полня грудь. Там, как ягнята среди луга Играли девы, друг на друга Похожи очень. Долгим взглядом Юнец осматривал их рядом, И прочь ушёл бы, но девица Захлопав, молвит, озорница: «Мой час настал!» Потом, смеясь, За грустным парнем понеслась, «Постой, дружок, что смотришь мимо!» И он назвал её любимой, Любимей всех, всё потому, Что подошла она к нему. Смотря друг в друга неустанно, Они вдруг изменились странно: Юнец всё больше хорошел, О, как он мил теперь, и смел; Взрослела дева без печали, Так, что другие не узнали Свою сестру, что пред глазами Стояла юноши часами, — Как первой радуги врата, Где перепутаны цвета. И если в роще отдалённой Она вокруг Любви, смущённой, Кружилась слепо, то сейчас Вокруг юнца пустилась в пляс. Как за луну земля в ответе, За па божественные эти Он отвечал. И начал петь, Лишь небо стало пламенеть: «Стремится гордый дух, поверьте, К вершинам горним ради смерти, Даруя молча, наконец, Любви униженной – венец! И от своих простых желаний В своём же вольном океане Он, с любопытством бросив лот, К глубинам скромности плывёт». Ему в ответ поёт девица: «Любовь есть Смелость. Если лица Румянит на Земле мороз, Стыдись огня бесплодных грёз, Что как болезнь съедают жертву».
Времена года[199]
Шафран с утра трясёт копьём И марту шлёт приветы. Апрель терновники кругом Украсил в самоцветы. Сезоны дремлют, полны сил; Стручок набух сплетённый, Налился персик, и пронзил Гриб землю ночью тёмной. Зима спешит: замёрзших троп Полоски серебрятся. Напротив хижины – сугроб, И звёзды в ночь струятся.