Дополняла совершенно бестолковую систему законов система наказаний. Которая была не только совершенно несправедливой, но и вредной и даже опасной. Почему несправедливой? А как иначе? Человек совершил преступление против общества, и с налогов, которые это общество платит, его должны кормить, поить, согревать, одевать, охранять и так далее. Тюрьма – это ведь и неплохой способ скрыться от самосуда и расправы обиженными родственниками. Так что, несмотря на все ужасы тюрьмы, положение заключенных было более благоприятным, нежели у неквалифицированных рабочих и крестьянской бедноты. Те легко могли умереть от голода или холода. А заключенные – нет. Особенно в европейской части России. Их ведь кормили. Пусть и не очень сытно и разнообразно, зато регулярно. Получалось прям как в присказке из «Приключений Шурика»: «Кто не работает, тот ест».
Вредной такая система наказания была потому, что никого не только не перевоспитывала, но и напротив, вела к укреплению в человеке уголовных традиций и понятий. В тюрьму он мог зайти просто осужденным подданным, но выходил из нее почти наверняка уголовником. То есть тюрьма получалась не исправительным учреждением, а своего рода «школой воровства, грабежа и разбоя». А опасность заключалась в том, что, если все оставить как есть, дальше будет хуже. Ведь критическая масса уголовного элемента продолжит только расти от года к году и на каком-то этапе может стать одним из важнейших компонентов революционных брожений. Революция – она ведь что? Правильно. Мутная водица, где пограбить можно – мое почтение.
Дополняла картину «справедливого наказания» каторга, на которой никто не работал. Не везде, конечно. Кое-какие каторги заставляли своих заключенных трудиться. Но то в Сибири и совсем чуть-чуть.
Так или иначе, но пятого июня Император уже собрал большое совещание, куда пригласил как ответственных лиц из министерства, так и общественных деятелей. Много человек получилось. Вот им-то Император и выложил свои соображения.
Пока он выступал – все молчали. Лишь изредка хмурились. О разгроме одной уголовной «малины» уже много слышали в столице. Так что психологически они были готовы к продолжению. Да и если говорить по чести, Император не говорил ничего такого, чему следовало бы возразить. Да, несправедливо. Да, несовременно. Да, не исправляет, а только сильнее портит. Ну и так далее. «Да» практически по каждому тезису. Хотя такая оценка и звучала жутковато.
Однако вместо того, чтобы поручить этим уважаемым господам долго и с интересом придумывать новую справедливую систему наказаний, Император просто озвучил, чего хочет получить.
Прежде всего он предложил исключить само понятие «политических» преступлений, сделав единый перечень для всех видов правонарушений. Но при этом выделив параграфы для преступлений против государя и империи, сделав наказания за них гораздо весомее. Для преступлений легкой тяжести он предложил установить наказание либо штрафом, либо общественными работами, его заменяющими. Сортиры там чистить публичные, свалки разбирать или еще чего делать по месту жительства. За средние и повторные «залеты» ввести уже исправительные работы в специальных исправительных лагерях на разный срок. Для тяжелых – к работам присовокупить еще и конфискацию имущества как личного, так и всей семьи в особо тяжких случаях.
А эти самые исправительные лагеря уже использовать для каких-нибудь общественно значимых тяжелых работ. Каналы там копать, железные дороги строить. Самым простым способом. Без оплаты. Просто за прокорм. И главное – формировать стройотряды без всякой самоорганизации, то есть под началом полицейского чина. Ну и сортировать осужденных по тяжести и срокам. Например, новичков в исправительных лагерях, попавшихся впервые и по не очень тяжелым статьям, выделять в отдельные подразделения и ставить на наиболее легкие и простые работы. Самых же неисправимых, а равно и «князей» преступного мира – «иванов», наоборот – на самые тяжелые и унизительные. Само собой, между этими полюсами имелась масса градаций, нацеленных на то, чтобы опытные уголовники не делились своим опытом и «понятиями» с новичками.
Остальные виды наказаний предлагалось упразднить, а имеющиеся приговоры пересмотреть под новые форматы наказаний, дабы привести все к единому образцу. Более того, никого больше за Урал не ссылать. Эти земли нужно осваивать, а мрачная слава каторжных мест во многом подобному мешает.
– Но это же русские люди! – воскликнул кто-то из зала, потрясенный суровостью новой «исправительной» системы.
– Русские? – удивился Император. – Русским является только тот, кто служит интересам империи. Тот же, кто как паразит, грызет империю изнутри, русским быть не может. Это вошь! Глист! Паразит!
– Ваше… Ваше Императорское Величество! – воскликнул пораженный собеседник в полной тишине. – Но как же это?
– А что вам не нравится? Вы не знаете этимологию слова «русский»? Вижу, что не знаете. Слово «русский» происходит от русь, что, в свою очередь, идет от руотси – финской вариации старого скандинавского слова, обозначающего гребцов. То есть команду драккара. Это был своего рода кеннинг, метафорический образ, сохраненный в современном языке через термин «команда» или оборот «свои люди». Иными словами, русич-русский – это тот, кто в команде своего ярла… князя… царя… Императора, наконец. Это тот, благодаря кому корабль империи бежит по волнам вперед, в будущее. И верует ли он в православие, говорит ли по-русски – неважно. Цвет кожи, разрез глаз и происхождение также не имеют ровным счетом никакого значения. Главное, что он в команде империи…
Как несложно догадаться, уже вечером вся столица обсуждала слова Императора. И не столько в отношении новой системы наказаний, сколько трактовку слова «русский». Она вызвала как бы не больший резонанс и общественную реакцию.
Николай Александрович выдал эту теорию спонтанно. По совету брата во время долгих поездок в поезде или самолете смотрел и научно-популярные ролики. Вот и набирался разных идей. Например, про «Гнездовские курганы», про «Норманнский вопрос», про «Ладогу» и так далее. Поэтому выдал спонтанно мысль, которая засела у него в голове достаточно давно. Тем более что она прекрасно сочеталась с интересами имперского строительства. Национальный вопрос там уже стоял остро, и чем дальше, тем будет хуже. Требовалось срочно вводить новую точку сборки, в полном отрыве от этноса и религии.
Так что, узнав о том, что народ этот вопрос зацепил и взбудоражил, он уже девятого июня опубликовал две небольшие статьи за подписью некоего Суза-Муза из Лаперуза. В одной он развернуто освещал вопрос системы наказания, а в другой – говорил о «первородной Руси». Само собой, в довольно саркастическом и циничном ключе, сводя все к материальным и прикладным аспектам.
Более того, он не стал делать никакого секрета из того, кто стоит за этим карикатурным псевдонимом. Даже специально подогрел интерес предварительно пущенными слухами. Из-за чего тираж смели подчистую в самые сжатые сроки. Еще бы – сам монарх снизошел до объяснений. Да не в тяжеловесной и малопонятной форме манифестов, а по-человечески, с юморком и здоровым цинизмом.
И надо сказать, что «Чудо-Юдо Болотное», как с ходу окрестили злые языки Сузу-Музу из Лаперуза, имел успех. И не только из-за того, что это был Император, но и из-за содержания и формы подачи. Так что уже через несколько дней Император договорился о гонорарах за свои статьи и включился в общественную дискуссию, разгоревшуюся на страницах газет с его подачи. Деньги хоть и небольшие, но совершенно не лишние. Даже несмотря на то, что его участие в этих диспутах оказалось крайне выгодным политически само по себе.
К дискуссии охотно подключились самые разные деятели. Например, знаменитый археолог Лев Константинович Ивановский, в 1870–1880-е годы проводивший раскопки в округе Санкт-Петербурга. И его находки не только не противоречили словам монарха, но и подтверждали их.
Николай Александрович, конечно, вел дискуссию на уровне любителя, но и остальные казались не лучше. Ведь история как серьезная наука делала только первые шаги. А та же археология только зарождалась. О том же, что летописи – это нарративные источники, то есть байки, и их нельзя читать «в лоб», никто и не думал. А зря. И про скрытые цитаты в текстах многие не знали, когда целые куски из Святого Писания или другой летописи вставлялись в текст без всякого обозначения и с небольшими искажениями, тоже не знали. Так что наш герой имел очень большой бонус. Он ведь в XXI веке прослушал не одну лекцию по этому вопросу и имел взгляды куда более целостные и глубокие, чем аборигены эпохи, делавшие только первые шаги в этом направлении, да и те – на ощупь.