Наркотическая зависимость, неврозы и бред – признаки болезни или расстройства. Но это не помогает нам понять, почему религия тысячелетиями оказывала такое огромное влияние на жизнь и поступки людей. Некоторые мыслители видят в ее распространенности и долговечности доказательство ее функциональности. В последние несколько десятилетий ряд исследователей выдвинули предположение, что религия появилась, потому что могла удовлетворить множество острых человеческих потребностей. Одна из самых влиятельных научных школ этого направления основывается на теории управления страхом смерти. Теория гласит, что на протяжении большей части человеческой истории (а для многих людей на планете – и сегодня) жизнь при реалистичном к ней отношении является не приятной и осмысленной, а депрессивной (иногда и ужасающей). Люди, возможно, единственные среди всех живых существ понимают, что они смертны и что смерть неизбежна. По мнению сторонников теории управления страхом смерти, это ведет к обездвиживающему ужасу. Люди приспособились к этому чувству, выработав различные формы психологической защиты, и некоторые из них включают обращение к высшим силам.

Зачатки теории управления страхом смерти можно увидеть еще в первой половине XX века в работах психолога Отто Ранка, который приписывал религиозную веру «нашему желанию жить вечно, вступающему в конфликт с непреложным биологическим фактом смертности»[126]. Но обычно считается, что своими основными положениями эта теория обязана книге антрополога Эрнеста Беккера «Отрицание смерти», в 1973 году удостоенной Пулитцеровской премии. Беккер изобразил человека в высшей степени правдоподобно и одновременно настолько же удручающе. Мы можем считать себя утонченными, духовными и возвышенными существами. Когда вешаем на стену наши впечатляющие дипломы, покупаем модные машины и носим изысканную одежду и украшения, мы стремимся показать миру свой статус и продемонстрировать все хорошее, что сами о себе думаем. Но эти мысли противоречат реальности: мы существа из плоти и крови, крайне зависимые от еды и воды, уязвимые для болезней и травм и неминуемо стареющие. Каждый аспект нашей повседневности служит пронзительным напоминанием: без этого вдоха, этого куска хлеба, этого глотка воды вы окажетесь в шаге от смерти и разложения.

Социальный психолог Шелдон Соломон наткнулся на книгу Беккера в библиотеке. Он посчитал ее увлекательной и стал одним из главных сторонников теории управления страхом смерти. По словам Соломона, каждый человек на самом деле – «дышащий кусок испражняющегося мяса». Но невозможно жить и думать о себе как о дышащем куске испражняющегося мяса. Так и с друзьями в бар не сходить, и должным образом не настроиться на выпускной или рабочую встречу. Так что же делать? Соломон и его коллеги Джефф Гринберг и Том Пищинский утверждают, что вопреки всем фактам мы выдумываем красивые сказки, чтобы отвлечься и успокоиться. Мы превращаемся в специалистов по управлению страхом, потому что в противном случае просто не можем нормально существовать.

Нейробиолог Вилейанур Рамачандран даже предположил, что наша неспособность совладать с постоянно присутствующим ощущением смерти послужила первоочередной причиной развития способности к самообману. Самообман, написал он, возник как «психологический защитный механизм… стратегия преодоления страха смерти». Человеческие существа, которые были способны избегать экзистенциального ужаса, прибегая к отрицанию, иллюзиям и самообману, – те, кто не был «парализован постоянным страхом смерти», по словам Рамачандрана, – получали эволюционное преимущество над людьми, которые видели реальность такой, какая она есть. Самообман стал практичным.

Мысль о том, что присущий нам с рождения страх смерти способен оказывать такое огромное влияние на нашу жизнь, для многих звучит как чисто теоретическое изыскание, а не утверждение, которое можно проверить экспериментальным путем. Однако сторонники теории управления страхом смерти предоставили в поддержку впечатляющий объем экспериментально полученных данных. Исследователи опубликовали более пятисот работ с эмпирическим обоснованием своей теории. Большинство из них включают отсылки к осознанию смертности – психологическому термину, обозначающему осознанное понимание человеком собственной смертности в отдельно взятый момент времени. Смерть близкого человека, например, может оказывать продолжительное влияние на осознание собственной смертности. Просмотр сериала, в котором кого-то убивают, тоже может повлиять на это, но на менее продолжительный отрезок времени и в меньшей степени.

Результаты этих исследований показывают, что страх смерти влияет на человеческое поведение в самых разных смыслах, причем они не ограничены явно религиозным контекстом. Например, напоминания о смерти делают нас более щедрыми по отношению к тем, кто разделяет наши культурные и политические убеждения, и более жесткими по отношению к тем, кто бросает им вызов. В одном эксперименте две группы испытуемых попросили прочитать статьи, написанные профессорами, которые были опубликованы в научном журнале Political Science Quarterly (на самом деле не были). В первой статье – предположительно проамериканского автора – отмечались некоторые слабости США, но вывод гласил, что Америка – «отличное место, чтобы жить свободной жизнью». Вторая статья – написанная антиамериканским автором – подводила к выводу, что «утверждение, будто США несут миру демократию и свободу, – полная брехня». Хотя обе группы благосклоннее отнеслись к проамериканской статье, испытуемые, которым предварительно напомнили об их собственной смертности, продемонстрировали гораздо более предвзятое отношение. Аналогичные исследования в других культурах привели к таким же результатам. К примеру, когда у немцев спросили об их предпочтениях в машинах, еде и местах для отпуска, они, как правило, чаще отдавали предпочтение немецким продуктам и локациям, если интервью проводились у кладбища, а не у витрины магазина, как это было в других случаях.

Иногда напоминания о смерти побуждают людей строже придерживаться социальных норм – любых условно «правильных» в их культуре. Соломон полагает, это происходит потому, что «неопровержимые постулаты» группы или культуры могут послужить утешением перед лицом опасности. Может быть, вы и смертны, но ваша культура, ваша группа будет жить после вас – в некотором смысле это делает и вас бессмертным. Судьи в Аризоне, которым предварительно напомнили об их смертности, выносили работникам секс-индустрии более жесткие наказания, чем остальные. Разница оказалась существенной. Оценивая поведение женщин, нарушивших культурные нормы, судьи, испытывавшие страх смерти, накладывали штрафные санкции в девять раз выше, чем санкции судей, чьи мысли не были заняты смертью. Кроме того, люди, которым напоминали о смерти, более щедро вознаграждали тех, кто демонстрировал просоциальное или одобряемое их культурой поведение. В обоих случаях создается впечатление, что люди, которым напоминают об их собственной смертности, совершают действия, исходя из защиты своих культурных норм: они с большей охотой вознаграждают поведение, соответствующее нормам, и наказывают за поведение, которое от них отклоняется.

Некоторые исследования, связанные с теорией управления страхом смерти, обнаружили, что иногда этот страх оказывает такое воздействие, которое сложно было бы предугадать. Израильтяне, считавшие себя хорошими водителями, вели себя за рулем более безрассудно, когда им напоминали о смерти. Дайверы совершали более длительные и опасные погружения, если перед этим их просили подумать о собственной смертности. Загорающие дольше лежали под солнцем, когда им сообщали о риске заболевания раком. В чем же дело? В каждом из случаев группы сильнее тяготели к тому, с чем отождествляли себя (израильские водители – к своему вождению, дайверы – к погружениям, загорающие – к солнечным ваннам), когда им напоминали о недолговечности жизни. Маркеры идентичности работают аналогично культурным ориентирам, о которых мы говорили ранее: они обеспечивают психологическую защиту от страха смерти. По иронии судьбы, если действия участников этих групп и приглушили страх смерти, то, скорее всего, повысили их фактический риск смерти. Эти исследования предоставляют данные, которые вполне можно использовать на практике. Например, чтобы убедить людей не курить, мы требуем от производителей размещать на пачках сигарет предупреждения о том, что курение убивает. Одно из исследований, однако, показало, что у людей, которые с помощью курения повышают свою самооценку – подумайте о своенравных подростках, которые думают, что с сигаретой выглядят круто, – напоминание о риске смерти повысило осознание собственной смертности и, как это ни парадоксально, усилило желание курить.

Влияние осознания смертности на наши культурные установки можно наблюдать даже среди детей младшего возраста. В ходе одного из израильских исследований семилетних детей спрашивали, насколько они готовы подружиться с детьми, родившимися в Израиле и России. Половине группы сначала задали различные вопросы о смерти, например, «Все ли люди когда-нибудь умрут?». После этого семилетние дети с бо́льшим негативом отнеслись ко всем показанным им фотографиям, но в равной степени были готовы дружить с детьми, рожденными как в Израиле, так и в России. С другой стороны, когда участниками того же самого исследования выступили 11-летние израильские дети, те из них, кому сначала задали вопросы о смерти, продемонстрировали явную предвзятость в пользу родившихся в Израиле детей.