К тому же Тэрнер принял в ЦРУ слишком много бывших офицеров ВМС и не больно-то подпускал к себе кадровых работников Управления. Поговаривали, что он смотрел на ЦРУ, как на линкор, где каждый может заменить каждого, если нужно. Он, кажется, действительно побаивался, что кадровые сотрудники ЦРУ намерены каким-то образом одурачить его — те самые ветераны Управления, которым он (вместе с Мондейлом) приписывал победу над Соренсеном.
Почти сразу по вступлении в должность, он отправил в отставку своего заместителя Генри Ноуча, уволил 200 опытных сотрудников агентурных служб, а потом и вовсе сократил на 600 человек штат, занятый тайными операциями и шпионажем. Нельзя сказать, что с административной точки зрения, это было абсолютно неоправданным решением. Но реализовано оно было таким образом, что ударило в первую очередь по командному составу ЦРУ и потому было воспринято как чистка.
Тэрнер утратил доверие сотрудников Управления — и доверие общественности тоже. Он упустил шанс вести дело в стиле Буша, умевшего завоевать расположение и сотрудников разведки, и Конгресса, и общественности. Конгресс проявлял все большее беспокойство по поводу того, что, пытаясь бороться с какими-то второстепенными промахами в работе ЦРУ, Тэрнер приносил в жертву этой борьбе нечто более существенное — разведчиков-профессионалов, что неизбежно должно было сказаться на общем уровне работы Управления. И Тэрнер не сумел обрести поддержку у законодателей. Говоря о моральном состоянии ЦРУ при Тэрнере, следует отметить, что оно было низким — иначе и не могло быть при картеровской внешнеполитической линии — тусклой и стратегически непоследовательной.
В среде сотрудников ЦРУ преобладало неуважительное отношение к картеровскому правительству в целом. Тем более, что разведывательное сообщество видело, что правительственные лица, как и часть публики, относились к разведке с недоверием. Постепенно улетучивалось традиционное чувство гордости своей работой, свойственное разведчикам-профессионалам, утрачивалось чувство удовлетворения от сознания, что деяния их, пусть и невоспетые, идут на пользу стране. Специалистов тайных служб стимулирует сознание, что они нужны и что дела их высоко ценятся; а тут ни подлинной работы, ни уважения — есть от чего упасть духом.
Разведывательные службы были ошеломлены потоком сведений о их деятельности, выплеснувшимся на страницы газет в результате работы комиссии Черча, и не были склонны делиться с кем-либо данными, полученными из агентурных источников, из страха, что эти источники будут поставлены под удар, если добытая ими информация станет достоянием прессы. Тэрнер никогда не пользовался такой поддержкой президента, как в свое время пользовались ею Даллес и Маккоун, да и вообще влияние его в правительственных кругах было, судя по всему, невелико. И ЦРУ едва-едва катилось вперед — всего лишь на первой скорости.
В Вашингтоне вообще преобладала атмосфера неопределенности, и это сказывалось на многом. По словам адмирала Тэрнера, Картер просил его сделать все возможное, чтобы разведывательные агентства действовали в строгом соответствии с законом и американскими ценностями. Ни тот, ни другой даже не упомянули о том, что агентства эти прежде всего должны поставлять информацию, необходимую для обеспечения безопасности США. Первой законодательной инициативой Картера, имеющей отношение к разведке, был закон о том, что без разрешения федерального судьи нельзя устанавливать подслушивающую аппаратуру, даже если объектом такого подслушивания являются агенты иностранной разведки.
Неуважение к ЦРУ по-своему обнаружилось в ноябре 1977 года, когда суд приговорил бывшего директора ЦРУ Ричарда Хелмса к штрафу и условному тюремному наказанию за то, что в 1973 году он не представил сенатской комиссии полного и всестороннего отчета о тайной деятельности ЦРУ в Чили. Хелмс не оспаривал обвинений, однако заявил, что по самому своему положению он был обязан хранить в секрете определенные аспекты деятельности ЦРУ, что он не имел права открывать эти секреты тем, кто знать их не правомочен, и этим объясняется его поведение на открытом для публики заседании сенатской комиссии. И он был вынужден выслушивать судью окружного суда Баррингтона Паркера, обрушившегося на него с «разоблачениями». «Вы, — заявил судья. — предстали перед судом, ибо на вас лежат дела бесчестные и постыдные». Такое возможно только в Соединенных Штатах Америки!
Ирония состоит в том, что незадолго до этого, в том же 1977 году, выступление главы КГБ Юрия Андропова прерывалось аплодисментами Брежнева и всего Политбюро, когда он восхвалял деяния своей разведки, «стоящей на страже безопасности советского государства и советской системы». При этом он процитировал Ленина, сказавшего, что «революция ничего не стоит, если она не умеет защитить себя».
24 января 1978 года Картер издал Исполнительное постановление № 12036 (отмененное в 1981 году). Структура разведывательных служб, введенная Исполнительным постановлением Форда, практически осталась той же. По-своему символическим было решение сохранить (хотя и при новом составе) Коллегию наблюдателей по вопросам разведки, несмотря на то что чуть ранее Картер упразднил Президентскую консультативную коллегию по вопросам зарубежной разведки, которая во многом поддерживала ЦРУ и другие разведывательные агентства.
Что касается определения функций разведывательных агентств и различного рода ограничений, то Исполнительное постановление № 12036 отличалось, к сожалению, мелочным педантизмом. Из 26 страниц восемь были посвящены тому, что запрещено делать агентствам. Министру юстиции были даны широкие полномочия в вопросе выработки руководящих указаний для всего разведывательного сообщества (и особенно для ЦРУ и ФБР), с тем, чтобы его деятельность не ущемляла прав американских граждан и иностранцев, проживающих в США. Если тон Исполнительного постановления Форда был благожелательно-спокойным, то картеровское постановление говорило языком запретов и наказаний. Это, конечно, охладило энтузиазм сотрудников разведывательных служб — их рвение было парализовано опасением запутаться в сетях многочисленных запретов.
Запретительная ориентация Картера с Мондейлом нашла свое выражение в одном из положений Акта о наблюдении за деятельностью разведки (1978 г.), согласно которому для осуществления на территории США радиотехнического слежения (даже в случаях, касающихся обеспечения национальной безопасности) необходимо получить санкцию суда.
Приблизительно в это же время стало известно, что советская агентура завладела важнейшими секретами ЦРУ. Молодой офицер разведки Уильям Кэмпайлс был обвинен в том, что продал советскому агенту оперативный справочник по ведению разведки при помощи спутников. И чуть ли не одновременно с этим обнаружилось, что советская агентура завладела данными об электронной и фотографической аппаратуре, используемой в разведке. Эти данные были проданы разведке противника двумя молодыми калифорнийцами из фирмы, работавшей (по контракту) над проектами ЦРУ. Сведения об этом встревожили общественность, и журналисты обрушились с упреками на ЦРУ за то, что оно не в состоянии уберечь свои самые секретны материалы. Маятник качнулся назад — к тревоге о национальной безопасности.
Все большее число людей начало осознавать, что, возможно, наложенные на ЦРУ ограничительные путы слишком уж стеснительны. И более всего, вероятно, этому способствовали сведения о постоянном росте советской военной мощи, в том числе сведения о ракетах СС-17, СС-18 и СС-19, а также о сверхзвуковом бомбардировщике «Бэкфайер». Москва вела активную подрывную работу во многих странах света, и возросшая ее военная мощь служила гарантией того, что США не осмелятся открыто пресечь эту подрывную деятельность. Отправка кубинских войск в Анголу, Эфиопию и Йемен усилила советскую политическую и экономическую мощь. Вьетнам уже официально стал союзником СССР и разместил на своей территории советские воинские части для противостояния давлению коммунистического Китая. Советские войска вошли в Афганистан, чтобы поддержать тамошний — весьма шаткий — просоветский режим, а Иран погрузился в хаос, и шах, не получив никакой помощи от США, отказался от трона. И самой большой степенью унижения США стал захват в Иране около пятидесяти американских дипломатов, которых аятолла Хомейни держал заложниками более года.
Тут не место вдаваться в детали по поводу трагедии, обрушившейся на Иран (да и не только на него) во второй половине картеровского правления. Телевидение что ни день показывало беснующиеся в Тегеране толпы фанатиков, выкрикивающих антиамериканские лозунги. Одно это должно было подействовать отрезвляюще на многих американцев — они поняли, что Америка нуждается в твердой внешнеполитической линии, большей оборонной мощи и в более эффективном разведывательном аппарате.
Это факт — что ЦРУ не предвидело революцию в Иране, не подтолкнуло картеровский Совет национальной безопасности к выработке реалистической стратегии и оказалось неспособным разрешить кризис, возникший в связи с захватом в Иране американских заложников. Но в тех обстоятельствах трудно было ожидать от ЦРУ большего, чем оно все-таки умудрялось делать. С каждым днем увеличивалось число людей, которые, отказавшись от недавнего предубеждения к ЦРУ. настаивали на необходимости улучшить работу разведки — не только для того, чтобы следить за ростом советской военной мощи, но и для того, чтобы США не оказались беззащитными перед лицом ситуаций иранского типа, перед лицом насилия и анархии, угрожающих то той, то другой части света.
К 1979 году чуть ли не все уже жаловались скорее на пассивность разведывательной деятельности ЦРУ за рубежом, чем на некую неправомерность его действий на территории США. Сенатор Даниэл Мойнихен, член сенатского комитета по вопросам разведки, обратил внимание на то, что беспрецедентно большое число опытных работников ЦРУ — среднего и верхнего звена — ушли в отставку. Он назвал такие цифры: в 1977 году из ЦРУ ушли 400 человек; в 1978 — 650; и еще несколько сот человек — в 1979 году. 25 мая 1979 года Мойнихен подытожил свои наблюдения в «Нейшенл ревю»: «Сегодня у нас вообще нет никакого разведывательного агентства». И даже сам Картер начал жаловаться на низкое качество разведывательных оценок таких сложных ситуаций, как иранская. «Ю-эс ньюс энд уорлд репорт» (7 мая 1979 г.) высказался насчет «упадка морального духа» в стенах ЦРУ, а «Уолл-стрит джорнел» (4 октября 1979 г.) предпослал своему репортажу набранные жирным шрифтом слова: «Специалисты опасаются, что в битве разведок США проигрывают Советскому Союзу». Опытный политический комментатор Хью Сайди, статьи которого всегда отличались уравновешенностью, написал в «Вашингтон стар» (9 декабря 1979 г.): «Тревог становится все больше. Они свидетельствуют о необходимости улучшить работу разведки». Одиннадцать дней спустя «Нью-Йорк таймс» — одна из зачинщиц крестового похода против ЦРУ, в редакционной статье заявила о необходимости «восстановления американской разведки».
В 1980 году Картер громогласно сообщил о смене внешнеполитического курса, сказав, что извлек должный урок из советской оккупации Афганистана. Словно он начал изучать советскую политику, лишь заняв президентский пост!
Выступая перед Конгрессом 23 января 1980 года, Картер впервые более или менее объективно отозвался о разведке. Начав, как обычно с уничижительной ноты, он закончил призывом к усилению тех самых мер безопасности, которые он недавно так строго порицал, и уменьшению числа ограничений, которые сам же и ввел.
«Нам также нужно как можно скорее утвердить новую хартию, в которой надо четко определить легальные полномочия и форму подотчетности наших разведывательных агентств. Мы должны позаботиться о том, чтобы впредь не было случаев злоупотребления, но вместе с тем мы должны усилить охрану важной информации, мы должны отменить необоснованные ограничения, отрицательно влияющие на нашу способность получать разведывательные данные».
И в самом деле, период разочарований разведывательным сообществом близился к концу, хотя надежды, вспыхнувшие было в связи со словами Картера о новой хартии, не оправдались, пока президентом не стал Рейган. Тогда вместо либерального демократа Бэрча Бая председателем сенатского комитета по вопросам разведки стал стойкий консерватор Гарри Голдуотер, а начальником служебного персонала этого комитета назначили бывшего высокопоставленного офицера ЦРУ Джона Блейка (до этого он был президентом Ассоциации бывших офицеров ЦРУ — организации, выступавшей за необходимость более сильной, менее стесненной всякими ограничениями разведывательной системы). И в дополнение ко всему прочему на выборах провалился сенатор Фрэнк Черч — этот бич американского разведывательного сообщества. Это было неплохим признаком. Чего бы там еще ни возжелали избиратели, одно было очевидно — они требовали нового подхода к ЦРУ.