В конце 1953 года, после двух лет отсутствия, я вернулся в Вашингтон, передав мой лондонский пост, которого домогались многие, одному из своих коллег. К тому времени Билл Лангер уже покинул ЦРУ и вернулся в Гарвард, а директором УНО, к которому я был по-прежнему приписан, стал Шерман Кент.
Мне хотелось бы работать непосредственно с заместителем директора по разведке Бобом Эмори, но он уже назначил своим специальным помощником Уильяма Банди — способного сотрудника УНО, зятя трумэновского госсекретаря Дина Ачесона. В середине 1953 года Банди стал мишенью яростных атак со стороны мастера антикоммунистической демагогии сенатора Маккартура, обвинившего его в финансовой помощи Элджеру Хиссу в связи с судебными издержками последнего. Даллес и Эмори сумели отстоять Банда, который позже стал выдающимся общественно-политическим деятелем и занимал посты помощника министра обороны и помощника государственного секретаря.
Поскольку я не хотел вновь взваливать на себя бремя административных хлопот при штабе оценок и, конечно, не стремился добиваться перевода Банди из офиса Боба Эмори, я попросил, чтобы меня назначили ответственным за советский отдел в штабе оценок. Мою просьбу удовлетворили.
В Лондоне мне приходилось изучать множество документов о Советском Союзе, составленных британскими аналитиками, так что у меня сложилось свое мнение о советской ситуации, и я вознамерился пересмотреть и обновить основные представления Управления национальных оценок разведывательных данных (НОРД) о возможностях и намерениях Москвы. Я был абсолютно убежден в том, что эта проблема — ключевая для нашей национальной политики и что решающее слово в вопросе о советской военной мощи должно принадлежать Управлению национальных оценок, причем так, чтобы его точку зрения американские военные ведомства не могли игнорировать.
Помнится, в первом исследовании (в рамках НОРДа) советской ситуации, над которым я работал в 1950 году, было всего 25 страниц, и оно не столько представляло факты, сколько оперировало широкими обобщениями. Теперь я делал упор на то, чтобы выводы исследовательских работ опирались на весомые факты и цифры.
Я следовал этой методике во всех работах — касались ли они советской политической структуры, экономики или вооруженных сил и военной стратегии. Объем таких исследований. насколько я помню, обычно достигал 75-100 страниц, что в те дни казалось чудовищным, однако прижилось и стало нормой, принятой и поныне. Прочие материалы НОРДа, как правило, оставались непрочитанными, но аналитические работы о Советском Союзе — другое дело: с ними знакомилось правительство, и большая часть их принималась президентом и Советом национальной безопасности в качестве базы, на основе которой строилась политика. Такова по крайней мере была ситуация в 50-60-е годы, в ходе которых моя методология исследований стала применяться все интенсивнее, и объем работ о Советском Союзе начал достигать аж 300–400 страниц — что было, по-моему, немножко чересчур. Но даже и столь многостраничные исследования оставались вполне авторитетным источником сведений о СССР, который разведывательные агентства военных ведомств игнорировать не могли.
Мне повезло со штатом сотрудников — он был невелик, зато укомплектован выдающимися специалистами по советским проблемам, появившимися в УНО, пока я работал в Лондоне. Они добывали нужные мне материалы в Госдепартаменте, в министерстве обороны и из различного рода открытых публикаций. Штаб оценок был организован по географическому принципу, и к тому времени, когда я вернулся в УНО, там работали три-четыре серьезных специалиста по советским делам под руководством блестящего советолога Джона Хьюзенги, который в 70-х годах стал четвертым и последним директором УНО.
Я твердо убежден в справедливости мнения Людвелла Монтэгю — Битла Смита, что трудное дело анализа с использованием всех доступных источников информации должно возлагаться на малую группу толковых специалистов, беспристрастных в своих суждениях и заинтересованных лишь в одном — в установлении истины, насколько это вообще в человеческих силах. Мне представляется, что УНО во время моего последнего года работы там (1954) было недвусмысленно и безоглядно занято именно процессом поиска правдивой информации, и успехи его являются образцом того, чего можно достичь в этой области.
Оценка — это доказательное исчисление вероятности того, что некое событие произойдет в будущем. Они должны быть представлены в разного типа докладах. Верно разработанный план составления оценок предусматривает и ряд монографий технического свойства, детально описывающих те или иные существенные факторы. Так, например, может возникнуть надобность в нашпигованной скучнейшими деталями монографии об уровне шума подлодок, поскольку таковая способна наилучшим образом обрисовать различные возможности для обеспечения противолодочной защиты.
И эта монография, и, к примеру, монография о различного рода факторах, определяющих состояние советского сельского хозяйства, практически — китайская грамота для среднестатистического высокопоставленного лица. И, однако, такие монографии (условно говоря, монографии первого типа) нужны, со всеми их выкладками и анализом возможных вариантов событий, их вероятных последствий и динамики. Если существуют противоположные оценки одного и того же явления, они должны быть четко изложены в монографии. Вообще, аналитическая монография должна быть написана со всей возможной добросовестностью и доступ к ней должен быть предоставлен всем практическим работникам и заинтересованным официальным лицам. Но для этого ее следует составлять таким образом, чтобы читатель, не обладающий специальным образованием, мог вычленить из всего текста обобщающую, оценочную часть его.
В разведывательном сообществе и системе национальной безопасности работают около тысячи человек, которые нуждаются в серии общих оценок наиболее важных проблем, стоящих перед теми, кто на самом верху принимает решение.
Какова совокупная ядерная мощь Советского Союза, каким в ближайшие годы будет состав китайского руководства и тип его мышления, как будет развиваться арабо-израильский конфликт, каков будет уровень стабильности Югославии после смерти Тито? Вот тип проблем, которые высокопоставленные работники разведки и системы безопасности должны достаточно четко себе представлять. И надо, чтобы подготовленные для них оценки опирались на достоверные факты и искусный анализ.
Кроме того, НОРД должен ежегодно подготавливать от 50-ти до 100 монографий второго типа: в них обобщенные данные и выводы не утоплены в болоте деталей. На основании этих монографий официальные лица стараются умозаключить, каково наиболее вероятное развитие тех или иных событий, что будет, если дело обернется наихудшим или, напротив, наилучшим образом, и какова вероятность, пусть самая отдаленная, что тот или иной поворот событий потребует пересмотра основ стратегии. Эти оценочные работы должны быть убедительны и обоснованы, но не должны обескураживать излишним обилием техническим подробностей. Им не следует быть многостраничными. Они должны быть доступны пониманию президента и правительственных служащих, но равным образом они предназначены и для тех официальных лиц, чьи мнения существенны в ходе политических обсуждений на министерском уровне или даже на уровне помощника министра, Составление таких монографий долгие годы было основной частью работы НОРДа.
Третий тип оценочных материалов — это тщательно составленные резюме основных проблем и ключевых выводов, содержащихся в материалах первого и второго типа. Эти резюме надо рассылать вместе с собственно оценками и включать их в резюме бюллетеней текущей разведки, для того чтобы привлечь внимание получателя к тому, что те или иные концепции разведывательного сообщества претерпели вменения. Можно надеяться, что те, кто (примерно, две с половиной сотни человек) заняты извлечением и отбором информации из разного рода документов для ознакомления нею своего начальства — министров или их заместителей, — обратят внимание на то, что является новым в их резюме и не преминут доложить об этом своим шефам. Тогда некоторые из последних, возможно, прочитают тот или иной из аналитических документов, а то даже и монографию, детально освещающую проблему, за решение которой они несут ответственность. То есть, так или иначе хотя бы некоторые из разведывательных оценок просочатся в верхний эшелон власти.
Было бы нереалистичным ожидать, что президент, государственный секретарь, министр обороны и другие министры могут внимательно изучить и усвоить большое количество объемистых документов этого рода. Хотя тут не без исключений, полагаться на таковые не приходится. В любом случае внимание политических верхов должно быть привлечено к важным с государственной точки зрения оценкам разведывательной службы. И, полагаю, это следует делать через посредство старших офицеров разведки Госдепартамента, министерства обороны и занятого оценками подразделения ЦРУ, которым следует вменить в обязанность систематически, согласно формально утвержденному расписанию, проводить брифинги для высокопоставленных лиц. Организовывать это трудно, но в то же время необходимо, так как значение таких брифингов для тех, кто осуществляет политику, весьма существенно, равно как и значение тех вопросов, которые будут задаваться в ходе подобных встреч. На этом уровне контактов между разведывательным сообществом и верхним эшелоном власти завершается процесс, начальной стадией которого является разработка оценочных материалов.
Впрочем, о разработке национальных материалов следует еще кое-что сказать. Прежде всего: единственное подлинное достоинство заключений, базирующихся на доступных данных — это объективность их, так же как и объективный подход к оценке различных точек зрения, и объективная оценка динамики описываемых событий, их тенденций. Оценки должны опираться на всестороннее знание фактов, учитывать мнения дипломатических и военных ведомств, но при этом они должны быть и чем-то большим — тем, что можно сделать лишь на основе совокупного опыта профессионалов разведывательного дела, специалистов-аналитиков. Такой максимум объективности, свободной от политических пристрастий и оперативной ответственности, надежнее всего обеспечивается возведением вокруг штата «оценщиков» административного забора. Занятая оценками организация должна быть административно — но ни в коем случае интеллектуально — отделена от оперативных подразделений. Ей следует предоставить право давать сборщикам информации задания относительно поиска интересующих ее сведений и право требовать, чтобы ей доставляли аналитические материалы, где бы те ни составлялись (в рамках правительственных учреждений или за пределами таковых). Аналитики, вырабатывающие оценки, и особенно офицеры разведки, ответственные за весь этот процесс, должны находиться в тесном контакте с политиками, потребителями их трудов. Только так они могут знать, какого рода информация нужна политикам.
Ответственность такой организации за качество оценочных материалов, поставляемых правительству, очень велика, а это значит, что крайне важен вопрос о подборе кадров. Необходимо делать все возможное, чтобы у разведывательного сообщества был стимул для выполнения исследовательских, аналитических и оценочных работ наилучшим образом. Для работы в отделе оценок следует отбирать самых опытных аналитиков из ЦРУ, Госдепартамента, министерства обороны и откуда бы то ни было еще. Более того, штат отдела оценок следует менять по принципу ротации, с интервалами от трех до шести лет, с тем чтобы была возможность какого-то обновленного и более специализированного подхода к тем или иным исследованиям. Отдел оценок не может быть неким закрытым учреждением, ему следует быть межведомственным объединением талантов, где работают профессионалы самого высокого уровня, люди, глубоко укорененные в разведывательном сообществе. Сам процесс анализа и оценки реальности и тенденций ее развития, искусное руководство этим процессом являются, на мой взгляд, самой трудной, но и самой важной задачей стратегической разведки.
Обрисованная мною схема организации работы отдела национальных оценок представляется мне оптимальной, хотя я догадываюсь, что даже она не гарантирует идеального функционирования этого отдела. УНО не функционировало идеально ни в 1954 году, ни в начале 60-х годов, когда я отвечал за его работу в качестве заместителя директора ЦРУ по разведке. И тем не менее УНО делало дело, заслуживающее высшей похвалы — никто и нигде не делал такого типа работу лучше его.