— Значит, папиной, — со вздохом подытожил ребенок.
— Да в чем дело-то? — вдруг разозлилась Полина Яковлевна. Острое чувство беды сжало сердце с новой силой. Понимала, что неспроста Ромала спрашивает о своих корнях.
— А я цыганское отродье? — тихо спросила девочка и подняла на бабушку черные омуты своих больших глаз.
Руки разжались, и кружка, выпав из рук Полины Яковлевны, разлетелась на мелкие осколки. Она почувствовала, как жар поднимается к голове, будто вся кровь побежала в этом направлении, и от этого холодеют ноги, а в желудке образуется ледяная пустота.
— Ты никакое не отродье! Ни цыганское, никакое! — твердо заявила женщина, глядя прямо в глаза Ромале. — Ты прекрасный и замечательный ребенок. Да и на какие такие национальности распределение вдруг? Мы живем в самой лучшей стране мира — в Советском Союзе! У нас пятнадцать республик. Национальностей, а уж тем более народностей, — пруд пруди. Больше сотни! Кто тебе сказал, а? Ну, быстро говори! — негодовала бабушка.
— Не скажу! — ответила девочка и побежала в свою комнату.
Бабушка проводила ее глазами.
— А ведь не скажет, — тихо проговорила она. — Характером в мать пошла. Это хорошо.
Но разговор с внучкой долго не шел из головы. Кто мог такое наговорить ребенку? Да хоть кто! В глаза главному бухгалтеру сельской администрации, конечно, никто ничего не говорил. Но свадьбу Светы с Яшей не забыли, и пожары не простили. Только дочь давно в могиле, цыган в разъездах, вот и вымещают всё на ребенке, к тому же, она еще и безответная. Еще не научилась платить злом за зло. Но сдачи дает, а это хорошо… Треснула К… Кого из детей зовут на «К»? Хотя, если подумать, ребенок-то ведь не виноват. Всяко с родительских слов сказал. И тут ее осенило: так это же Катька Матушкина, дочка Матвея, главного конюха! Теперь всё ясно. Только этот конфликт между детьми — лишь первая ласточка. Дальше будет хуже…
— Полина, Полина! — кричали с улицы, барабаня в окно.
Лайма заходилась в лае. Полина Яковлевна, нашарив в потемках тапочки, бросилась к окну, натягивая халат.
— Да кто там? — спросила она, распахнув створки.
За окном сплошной стеной стоял дождь, а под ним на ветру дрожала Ольга, кассирша из конторы.
— Ольга, ты что это в такую погоду шастаешь? Ночь уж на дворе! — впуская гостью в дом, ворчала бухгалтер.
Та скинула в сенцах промокший насквозь плащ, под которым у нее сидел лопоухий щенок, и опустила малыша на пол. Он поднял на людей свою лохматую морду и недовольно тявкнул. Ольга же поглядела на хозяйку дома, и Полина Яковлевна по глазам поняла, что стряслась беда. Вновь всколыхнулось то же страшное ощущение неизбежной напасти.
— Что случилось-то? — тихо спросила она.
Гостья опустила глаза и стянула с головы платок.
— Ты вот что, Полина, девчонку свою сегодня не выпускай никуда, — проговорила она.
Бабушка опустилась на лавку. Помолчала, унимая захлестнувшееся сердце, а потом, хлопнув по столу крепкой ладонью, приказала: